Предтечи сюжетов мировой классики

Параллели сказок А.С. Пушкина и Д. Базиле в сборнике «Сказка сказок» ХVII века
Час уникального собрания «Сказка сказок» ХVII века в России пробил в 2016 году с первым выходом его на русском языке в издательстве Ивана Лимбаха в Санкт-Петербурге. В этот уникальный свод сказок, опубликованный в 1634 году в Неаполе, входят сюжеты, широко известные по сказкам Шарля Перро, Карло Гоцци, братьев Гримм и А.С. Пушкина. Название сборника «Сказка сказок» перекликается с библейской «Песнь песней». Пересказал их в своей авторской обработке неаполец Джамбаттиста Базиле. Каждой из сказок предшествует её синопсис.

Пушкин написал целиком пять сказок, не считая «Руслана и Людмилу». В них повторяются события, действия, появляются герои, звучат вариации на темы, записанные графом Тороне почти за двести лет до него.
Наибольшее число параллелей со «Сказкой о царе Салтане» встречается в сказках «Перуонто» и «Пента-безручка». В «Перуонто» принцесса Вастолла, вариант царевны Несмеяны, остаётся в интересном положении по волеизлиянию вольнодумца и бестолочи Перуонто, получившего дар исполнения желаний от трёх сыновей феи, выступивших в роли Емелиной щуки. У Вастолли родилась двойня. За что потом царь-отец и советники посадили и её, и злодея, и их сыновей в бочку и бросили в море. Иными путями, чем были пути будущего кн. Гвидона с матушкой, но узники бочки оказываются пусть не в большом городе, но всё-таки в собственном дворце. Конец сказки классически счастливый: венценосный дед находит внуков и прощает и дочь, и Перуоното, ставшего молодцем и его зятем.
В сказке «Пента-безручка» героиня проходит несколько испытаний, известных нам по «Сказке о царе Салтане». Там царицу «в бочку с сыном посадили, засмолили, покатили и пустили в Окиян…», а Пенту дважды сажают в ящик, который «весь засмолили», сначала родной брат, король Сухого камня, затем, после того как волна выносит её на пляж, т.е. «брег песчаный», ревнивая Нучча, жена рыбака, приютившего её по его приказу. Ящик, куда она опять упрятала Пенту и бросила в море, подбирает плывший на корабле король Зелёной земли.
Смола имеется в виду древесная, то есть дёготь. Сосновый дёготь использовали для просмаливания лодок, кораблей, канатов, деревянных строений, а березовый и сегодня входит в состав дегтярного мыла или мази Вишневского. Но дёготь был орудием в обряде позора, когда им мазали ворота невесты, оказавшейся не девой, не Вестой, или в Малороссии «покрытки» — матери-одиночки.
На Зелёной земле Пента через время становится женой короля, и в первую же ночь они зачинают сына. Король вскоре отправляется в плавание в царство Высокой скалы, и через девять месяцев «наступает срок родин; Сына бог им дал в аршин» — Пента родила «ясного младенца». Совет решает послать известие королю. Фелука — легкий одномачтовый парусник — с посланием тут же отправилась в путь, попала в шторм и была вынесена на тот самый брег песчаный, а капитан попал к той самой Нучче, она у него все и выспросила и, раздираемая черной завистью, подсунула ему, спавшему в подпитии, в карман «грамоту другую».
Король, получив такое письмо, велел сделать то же, что и царь Салтан: не огорчать королеву. На обратном пути капитан опять по воле судьбоносных волн угодил к Нучче, та снова подменила письмо, в котором распорядилась немедленно сжечь мать и сына. Совет мудрейших смиловался над прекрасной Пентой и выпроводил её с дитятей из дворца. Дорога привела ее в г. Смутное озеро к магу или волшебнику, он принял ее в своем дворце и вызвался заменить отца и мать.
Король Зелёной земли тем временем возвращается домой и, узнав, что произошло, находит Нуччу, не прощает злодейку и в отличие от царя Салтана наказывает огнём: сжигает заживо.
И Пента, и жена Салтана, согласно навету, изменили своему государю, и над ними произвели обряд позора: у Пушкина над царицей, у Базиля – над богиней. Значит, эта сказка входит в сферу мифов о Венере. И все это было пережито Пентой-Венерой безрукой, Венерой-Афродитой-Фрейей-Ладой. И в судьбе Пенты имеет место быть ряд фактов и событий, повторившихся в сказке о Салтане.
Явно, все события происходят в морской державе, потому что и царь Салтан, и гости-господа, и король Зелёной земли, и его капитан, и рыбак-муж Нуччи без конца поднимают паруса и бороздят морские просторы от острова до острова. Да и сама Венера-Афродита-Фрея-Лада-Пента есть пеннорождённая. Пента — из пены. Афродита — Анадиомена — вышедшая из моря, поэтому считающаяся также богиней моря.
И то, что пятьдесят сказок рассказываются именно за пять дней, а сборник был в дальнейшем окрещён как Пентамерон, имеет второй смысл: он посвящен Венере, богине красоты, которая ради сохранения своей чести дала отсечь себе руки. Это аналогии всего лишь с одной сказкой А.С. Пушкина.
Их находим и в записанном уже в XIII веке валлийском «Сказании для юношей» — «Мабиногион», о котором пишет Роберт Грэйвз в книге «Белая богиня». В этом же «Сказании» встречаем имя пушкинского героя: «в Битве деревьев, в которой сражались Араун, король Аннума (Бездонное место), и два сына Дона — Гвидион и Аматаон…» Гвион, Гвидион – почти тезоименники князя Гвидона. Значит, Пушкин владел этим древнейшим знанием друидов, валлийских менестрелей, ирландцев.
Его «Сказка о мертвой царевне и семи богатырях» перекликается с «Семью голубками» с той разницей, что там речь идет о семи братьях, отправившихся на поиски сестры. У Пушкина королевич Елисей узнает от ветра, что «…за речкой тихоструйной / Есть высокая гора, / В ней глубокая нора, / В той норе, во тьме печальной, / Гроб качается хрустальный / На цепях между столбов», в том гробу его невеста.
В сказках Базиле гроб этот представляется в разных видах. В «Рабыньке» разбитая горем мать кладет свою дочь «в семь хрустальных ящиков, один в другом» и запирает на ключ в самой дальней комнате дворца. Девушку потом находят во всей красе.
Читал ли Александр Пушкин Базиле?
Сказки – это единый общечеловеческий текст, восходящий ко временам языкового единства. Пушкин, как и Шарль Перро, и Карло Гоцци, и собратья по перу братья Гримм, ничего у Базиле не заимствовал, а приобщился к нему через народные сказки. Если они были услышаны от Арины Родионовны, то роль и образ её после знакомства со «Сказкой сказок» возрастает до глобальных, космических масштабов. Она-то и была его добрым Базилем. Basile… Литература начинается с литеры. Учитывая, что «В» — это омографема, которая в нашем и латинском алфавите пишется одинаково, а произносится бифонически, двузвучно, т.е. как «Б» и «В»; литера I – это была Ижеи, а S – Зело, то Базиле можно озвучить как Василь… что есть любимая кличка котов и кота Баюна, т.к. «баюн» — это скорее определение, профессия, чем кличка: тот, который рассказывает сказки на сон грядущий, сказки, приводящие душу в состояние мира, покоя и гармонии. Ь – Ерь была полугласной «И», т.е. «И» суженной или редуцированной. А у Пушкина: «кот ученый… песнь заводит... сказку говорит». И кличка его Васька, кот Василий. Это, конечно, невидимая нить, протягивающаяся между Пушкиным и Базиле. Но она существует. Кстати, кот в сапогах у Базиле – это кошка и совсем без сапог. Эти предметы гардероба взяты из шкафа французского дворянина.
Остановимся на сказке «Солнце, Луна и Талия». Несчастный отец юной красавицы Талии хоронит ее во «дворце, среди полей, усадив на бархатный стул под парчовым балдахином и, заперев двери, покидает навеки этот дворец». Дочь его Талию потом найдет король и станет отцом ее детей, Солнца и Луны. Но все это сотворят с ней, пока она спит летаргическим сном, и она не будет знать, что случилось, пробудившись от сна.
«Солнце и Луна» — это еще и поэма по алхимии XVI в. Там Солнцe и Луна – не брат и сестра, как в сказке Базиле, а муж и жена. То есть в сумме они и то и другое, в четырех ипостасях. А это уже Осирис и Изида. Все пути ведут в Мемфис, Египет, Aёgypen (cp. Ягипет). Изида – лунная богиня, Осирис – солнечный бог (однако весьма созвучный со звездой Сириус), они совершают циклические круговороты. Изида на ладыни Isis, Осирис – Osiris. Царица богов Гера тоже была сестрой и супругой Зевса на греческом Олимпе. Он олицетворял Солнце, она – Луну; римская Юнона, благоверная Юпитера, тоже была лунной богиней, ей ежемесячно посвящались календы, т.е. первые числа месяца. Всё это олицетворяет царевна Лебедь, точнее, всё то, что выявляется по аналогии с героинями сказок Базиле. У Пушкина астральная азбука, в понимании которой Базиле виртуоз, тоже заявлена: «Месяц под косой блестит, / А во лбу звезда горит»; месяц – это Луна, а вот звезда – пятиконечная ПЕНТАграмма, это прямая декларация о том, что царевна Лебедь – воплощение Афродиты-Фрейи-Венеры-Лады. Не случайно её «с белой ручки не стряхнешь, да за пояс не заткнёшь».
Сборник Базиле – это пересказ алхимии понятийным языком сказки или зашифрованное изложение её алхимии в сказках: ведь в XVII в. не покладала рук святая инквизиция. Следовательно, и пушкинским сказкам в какой-то степени свойственны регалии доктора Фауста. Судя по сборнику «Алхимия. Тексты западной традиции», собранные Микэлой Перейра, где в начале каждой главы даны иллюстрация, ноты и стихи по учёной теме, то алхимия — это ещё и искусство.
Помимо фрагментов народных сказок, в сборнике встречаются универсальные кочующие протосюжеты, прасюжеты — предтечи сюжетов мировой классики. Это показывает еще один аспект сказок Базиля – фольклорный, что присуще как элементам повестей Гоголя, так и сказок его крестного отца в литературе А.С. Пушкина. «Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль «Ревизора» и «Мертвых душ», писал критик, историк, мемуарист Павел Васильевич Анненков (1813—1887). Но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. Однако ж в кругу своих домашних Пушкин говорил, смеясь: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя». (Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1983. С.59.)
Со сказками Пушкина «О золотой рыбке», «О золотом петушке», пусть имеющих волшебных прототипов в разных народных сказках, легендах и мифах, по остальным параметрам сюжета аналогичных элементов со «Сказкой сказок» Базиля не замечено. А в рамках этой неапольской матрёшки — сказки в сказке — могут считаться целиком авторскими. О позиции Пушкина по отношению к сказкам можно сказать то же, что сказал о его творчестве в целом Петр Васильевич Палиевский: «Пушкин претендует на выражение истины, но не на обладание ею».
(Печатается в сокращении.)

 

Маргарита СОСНИЦКАЯ