Певец во стане русских воинов

Окончание. Начало см в "Слово" №№ 8, 9.

— Андрей, твой первый роман «Когда оживают легенды» относится к «американскому циклу», к которому примыкают и три следующих романа, составивших трилогию «Фатум». Но если трилогия отсылает читателя к первой четверти XIX века, то действие романа «Когда оживают легенды» происходит в 60–70-е годы XIX века, когда янки самым серьёзным образом взялись за колонизацию Дикого Запада и соответственно уничтожение индейцев прерий. Что общего между этими книгами, кроме русских героев в дебютном романе и трилогии?

Кстати, после прочтения последнего тома «Фатума» — «Форт Росс» у меня осталось чувство незавершённости этой героической саги о русском освоении Америки. Ты словно прервал на одном из самых интересных эпизодов историю дальнейшего существования Русско-Американской компании (РАК), которая отнюдь не закончилась вместе с твоим романом. Возможно ли продолжение? Мне кажется, что тема утраты Россией Аляски при Александре II достойна того, чтобы рассказать о ней в присущей тебе историко-приключенческой манере.

— В русле нашего разговора, если уж пошла такая «песня», приведу пример с РУССКИМ ЗОЛОТОМ. Много ли мы знаем о нём?

Ах, золото! Не ты ли со времён седого Междуречья, Древнего Египта и великого Рима сводишь с ума и до сих пор заставляешь поклоняться миллиарды жителей нашей планеты? Сколько связано с тобой войн, крови, предательства, обмана и горя!.. Сколько радости и счастья! Взлётов и падений, разбитых сердец, мук и надежд, бессонных ночей, убийств и торжества власти!..

Наш старый мир знал немало сенсаций, связанных с открытиями золотых месторождений: в России, Индии, Америке, на Ближнем Востоке, в Австралии, да мало ли где ещё…

Золото искали давно, всегда и везде и… находили — то в Сибири, то на Аляске, то в Рифейских (Уральских) горах, то в Калифорнии или Неваде.

Интересная для русского читателя деталь: практически всё золото США, весь его национальный запас, давший молодой нации колоссальный взлёт для развития страны, некогда принадлежал, как вы думаете, кому?.. Да-да – нашей матушке России! Два самых масштабных месторождения пескового и самородного золота принадлежали Империи.

Именно там, на Аляске и в так называемой Верхней Калифорнии (точнее в Новом Альбионе, где сейчас Голливуд и губернатор Арнольд Шварценеггер), и были сосредоточены огромные залежи золота. И именно эти территории принадлежали Великой Российской империи! Столицей русской Аляски был город Ситка. Главным правителем его был выдающийся наш соотечественник – Александр Андреевич Баранов, ближайший друг и единомышленник великого мореплавателя Г.И. Шелехова, И.А. Кускова и графа Резанова (последний, к сожалению, известен нашему современнику только по лирической зонг-опере «Юнона» и «Авось») Алексея Рыбникова и Андрея Вознесенского. 

Что ж, пусть хоть так мы будем узнавать и помнить своих героев. Как говорится, с миру по нитке – голому рубаха.

Но вернёмся к нашей теме золота. Представьте на минуту, если бы сказочные сокровища Аляски и Калифорнии в 1867 году не были опрометчиво проданы Его Величеством Александром II Соединённым Штатам…

Что, кружится голова? У меня тоже. Солидная парижская газета «Матэн» того времени кричала заголовками: «Русские сошли с ума!». Французское «гусиное племя» поднялось на крыло и, обмакивая перья в склянку, писало в обычной своей ядовито-насмешливой манере, кстати, без всякого пиетета к русскому императору: «Изумление каждого государственного деятеля вызовет намерение России продать американцам Аляску. Русский Иван поистине продаёт курицу, несущую золотые яйца.

В окрестностях горы Святого Ильи найдены самородки весом, близким к половине килограмма! Ещё в 1862 году горный инженер Андреев разрабатывал золотые россыпи на реке Стахин. Немного позже горный инженер Дорошин нашёл золото на берегах Канадского залива, а североамериканец Веннет Макли-младший обнаружил золото на острове Кадьяк (тоже, кстати, территориально входившем в Российскую империю). От русской администрации г-н Макли (или Маклиев, как называли его русские) находку свою воровски скрыл. Золотые знаки обнаружены были и близ редута Св. Николая, и на реке Сушитне, и на острове Дуглас, т. е. буквально под носом бывшей аляскинской администрации, в двух шагах от её резиденции – города Ново-Архангельска…».

Здесь я умышленно пропускаю часть французского текста, смысл которого сводится к одному: «… где русским медведям угнаться за американской энергией!».

А вот окончание парижской статьи столетней давности, на мой взгляд, весьма актуально, злободневно и для нашего смутного сегодня: «Золотой аляскинский клад отнимают у народа, который ради открытия его предпринял воистину героические путешествия, часто по едва проходимым горам и по ледовым морям, во время таких бурь и снежных вьюг, когда зрение и на несколько шагов не могло достигать. Неограниченная власть России отрекается от своего народа, столь упорно и мужественно открывшего и покорявшего эти суровые бесконечно богатые земли. Неблагодарная власть отрекается от своих сынов, преумножавших за океаном её мощь и славу».

Полагаю, прочитанный российским императором экземпляр «Матэна» скомканным полетел на паркет: «Проклятые французы! Вот истинная язва Европы».

Ладно, не будем о грустном… То было сто с небольшим лет назад, хотя уже тогда российский либеральный «Голос» бил в набат: «Сегодня ходят слухи: продают Николаевскую железную дорогу, завтра — русские колонии в Америке. Кто не поручится, что послезавтра не начнут продавать Крым?» (Хо-хо! Мы-то, славные потомки, знаем: советская власть не то чтобы продала, а с барской руки вообще просто подарила его Украине; а позже под «демократический гвалт» расколола и Черноморский флот… Что, весело?! Прямо как в сказке: чем дальше — тем страшнее…)

Но вернёмся к той же статье. Далее «Голос» ставит вопрос: «А какая судьба ждёт Закавказье? Остзейские губернии?»

Да, позавчера у царя Александра II был выбор: держать русский флот на американском континенте или нет. Не доказывает ли это снова бессилие русского престола, торгующего своей империей?..

Трудно судить… Возможно, монарх задавался вопросом: какая слава лично для него в этих американских колониях? Разве он завоевал Аляску, Алеутские острова, часть Верхней Калифорнии (форт Росс, река Славянка и т.д.), как завоевал его отец ханства Эриванское, Нахичеванское и пашалык Ахалцихский?

Аляску подарили России, смешно сказать, какие-то «гулящие люди», или, как бы сказал С. Есенин, «босяки и голодранцы», беглые крестьяне, старообрядцы, сахалинские каторжники (отбывшие наказание), дезертиры из солдат и матросов, ремесленники, горсть казаков, мастеровые, промысловый люд, мелкие купцы – словом, «сброд». Не завоевали, как подавившиеся тщеславием и надменностью англичане или помешанные на амурах и дуэлях французы, нет! У наших прадедов не было ярко сверкающих жаром штыков, пушек, линейных военных кораблей, они просто на свой страх и риск, свой русский характер заселили американские берега, построили славный крещёный город, посёлки, форпосты и торговые фактории и, на тебе, зажили! И, как говорят источники, отлично зажили! Сенатская ревизия тех лет докладывала, что живут наши люди на Аляске и в Калифорнии хорошо и сытно. Носят кафтаны тонкого дорогого сукна, плисовые шаровары и шёлковые рубахи. Парадиз гиперборейский!

Кстати, в те времена не мы покупали у американцев, а янки у нас. На Аляске помимо золота были и отличные меха: бобры, соболя, песцы, чёрно-бурые с серебристым отливом лисицы. Шуба романовского дома из аляскинских голубых песцов была оценена в Лондоне на выставке в 1851 году в 30000 рублей серебром. Кроме того, как докладывал директор Российско-Американской компании, на Аляске найдены обильные руды – железные, медные, свинцовые, а также каменный уголь…

И всё-таки чем мотивировала тогдашняя власть продажу русской земли в Америке? Может быть, скукой? Ленью? Глупостью? Или досужей мыслью: «Сего добра и на Урале, и в Сибири, и на Дону довольно!»

— Ну а как же золото? – спросит читатель.

Ах да, ещё и золото. Министр финансов, конечно же, докладывал: о русском и калифорнийском золоте на все лады трещат заграничные и русские газеты.

Лондонская вездесущая «Таймс» вещала: «Аляскинская гора Святого Ильи есть великое начало и глава золотоносной цепи, пролегающей по Калифорнии, Неваде, Мексике, Средней и Южной Америке. Почему бы не предположить, что в ней скрываются прииски богаче всех прочих, даже сибирских? Но русские продают свою Америку, и это уже, увы, не слухи. Дико – это совершается тогда, когда в недрах её открыты многообещающие признаки золота!»

И всё же русские колонии, новорусские земли были безвозвратно проданы. Очевидцы отметили в своих воспоминаниях, что утро 18 октября 1867 года было в Ново-Архангельске (столице русской Аляски) ясное, солнечное. Воздух был ломким, с лёгким морозцем. Чётко была видна покрытая снегом вершина Эджекомба, ставшая позже такой же гордостью американцев, как Фудзияма у японцев. На плац-параде перед дворцом Баранова, флангом к флагштоку была выставлена шеренга рослых американцев – северян, в синих шинелях и чёрных широкополых шляпах. Это были отпрыски благополучных и благочестивых семей фермеров и лавочников, осевших в западных штатах на только что отнятых у индейцев землях.

Против американцев стояла русская рота Нижнекамчатского полка. Солдаты угрюмо смотрели в землю, словно чувствовали за собой какую-то вину. Посередине их строя высился флагшток, на коем развевался последние минуты столь знакомый теперь нам трёхцветный коммерческий флаг России. Рядом с ним в карауле с обнажёнными саблями стояли два офицера…

Современники писали: «Русские мужчины и женщины, солдаты и офицеры — все вытирали платками слёзы. Кончались последние минуты их Родины».

А рядом уже слышались весёлая английская речь, пиликанье губной гармошки и победоносное звяканье шпор.

Первая цена за Аляску и Новый Альбион была предложена ещё восемь лет назад, т.е. в 1859 году, тогда хитронырые янки предлагали пять миллионов долларов. Цена сносная по тем временам, если напрячь память и вспомнить, что казна в те годы была пуста, а империя заметно ослабела после неудачной Крымской кампании. Но тогда не улеглось ещё возмущение России позорной войной, сдачей Севастополя, и продавать русские владения значило признаться в бессилии верховной власти.

Вчерашнее, ельцинское положение нашей страны было крайне похоже на то, не столь далёкое прошлое. Вспомните: будет ли продана, подарена, отдана Чечня? Как некогда Аляска, Калифорния, позже Польша и Финляндия, ещё позже Латвия, Эстония, Литва, а затем, как в детской игре по эстафете, Средняя Азия и Закавказье. На очереди были Кавказ, Татария и Башкирия!..

Слава Богу, Господь не оставил Россию. Президент В. Путин и его команда в буквальном смысле удержали, а затем на «восемь шагов» отвели Россию от гибельной черты, за которой…

Но кто знает, что нас ждёт завтра? Те, кто временно ушёл в тень, ждут своего реванша. Мысли этих «князьков» и «царьков» известны: выждать время и вконец «раздарить», «распродать страну». По принципу: после нас хоть потоп! Наворуются под захлёб, и прощай, Россия. «Что делать, — как любят говорить нувориши, — в ЭТОЙ стране?» Действительно, она для них «эта», а не своя. Как дурной запах, как место, где в мутной воде можно недурно «срубить зелени», а потом нырнуть за бугор.

Другие из этого легиона, напротив, хотели бы остаться в «этой» стране. Для них война на окраинах Отечества – золотая река. Эльдорадо!

Да и продажа русских земель, если такое вдруг случится, будет делом прибыльным. Продажа для них – это бизнес, а не позор, это всего лишь перемена хозяина. Так же и будут, с глазами искательными и голодными, расшаркиваться пред новым хозяином, выпрашивая как милостыню, его брезгливую улыбку или снисходительное «о’кей!»

Дыхание 90-х ещё свежо! Признаюсь, мне страшно думать об этом, но факты — упрямая вещь. Объективная опасность, что нависла над Дальним Востоком и Уссурийским краем, пока ещё никуда не делась…

Население там вымирает, а когда ещё народятся и встанут на ноги новые Ратиборы и Евпатии Коловраты? Япония и Китай продолжают в открытую смотреть и на наши земли… Стоит только послушать сводку с границы или почитать краевые газеты тех мест.

Приходится лишь уповать на Господа да мудрость русского народа, которая всё же не допустит трагического конца нашего Отечества.

Мне приходилось встречаться и говорить со многими иностранцами: французами, немцами, голландцами, англичанами, янки… Большинство из них с уважением относятся к нашему народу, спалившему пороху и пролившего крови куда больше, чем многие другие, но почему-то сами мы так и не научились уважать ни себя, ни геройское прошлое наших отцов и дедов. Кто знает, возможно, и прав был протопоп Аввакум, сказав перед смертью, что Россия – это страна, отданная Богом на откуп дьяволу.

Русская Америка была продана американцам за смехотворную сумму в 15 миллионов рублей. Уже через год, начав мощную разработку месторождений, янки сумели погасить выплаченную сумму и стали набивать карманы.

«Ну а как же люди? Наши русские?» — спросите вы. А о «наших» в договоре было сказано следующее: «Русские обитатели Аляски и Калифорнии могут или возвратиться в Россию в течение 1867—1870 гг., либо принять подданство США».

Как говорил Гераклит: «Дважды в одну реку войти невозможно».

Можно согласиться, а можно и поспорить. Лучшие укрепления, десятки редутов и добротных поселений, форпосты, казармы, бани для солдат, арсеналы, конюшни, прекрасно оборудованные доки и т.д. и т.п.… Всё это вместе с территорией было практически за бесценок передано американскому правительству. Не правда ли, знакомая картина? Совсем недавно первый и последний президент исчезнувшего СССР Михаил Горбачёв повторил этот «подвиг» царя-реформатора, подарив Германии все русские военные городки, казармы, арсеналы, аэродромы, стратегические шоссе, блиндажи…

Немцы посмеялись, выпили своё пиво по сему случаю, покрутили пальцем у виска и назвали нашего Горби «лучшим немцем года». Интересно, как окрестили его десятки тысяч офицеров и прапорщиков Группы Западных войск, брошенных на произвол судьбы?

Говорить по этому поводу можно бесконечно, но сейчас время не разбрасывать, а собирать камни. Жизнь и история нашего Отечества на нас с вами не заканчивается.

И последнее. 140 лет назад мы навсегда потеряли своё золото и землю в Русской Америке. А знаете, кто купил её у нас? Генри Астор. Всего за каких-то 100 тысяч долларов он получил от вашингтонского правительства право на всё имущество бывшей нашей земли, на все её колоссальные богатства: пушные, рудные, лесные и рыбные. Аляска и форт Росс в одночасье оказались в жилетном кармане ловкого дельца. Вместе с богатством Аляски ему было продано и человеческое стадо, т.е. монополия на торговый обмен с краснокожими и теми из наших соотечественниками, которые не смогли бросить могилы своих отцов и матерей.

По иронии судьбы сейчас в коммерческих лавках и магазинах мы часто видим и покупаем сигареты «Астор», сами того не подозревая, что изображённый на тёмно-индиговом фоне пачки розовощёкий в припудренном парике янки и есть тот самый незабвенный сэр Генри Астор, в жилетном кармане которого оказались могилы и кости наших предков.

К подобному невероятному факту нашей истории я не могу отнестись иначе, как с самой жестокой и злобной шутке над обществом. Неужели и впредь трудами самоотверженных сынов России будут пользоваться чужаки-иностранцы, собирая в свою бездонную мошну их плоды?

Когда-то Арсений Тарковский на смерть Анны Ахматовай сказал: «Жизнь для неё окончилась. Наступило бессмертие». Высоко и сильно сказано об ушедшем человеке… Но мне бы не хотелось, чтобы пробил час, когда кто-то из нас или потомков сказал бы так об умершей России…

А теперь БОМБА! Вы думаете, русские колонии были проданы? Вы, полагаете, 18 октября 1867 года русская Америка была похоронена по первому разряду? С барабанным боем и пушечным салютом?.. Ответ на этот вопрос вы, уважаемый читатель, сможете найти в моём новом историко-авантюрном романе из цикла «Эшафот» — «Охота на Царя». Вот такие – «белые пятна»…

 

— Андрей, как мне кажется, в своих последних романах ты выходишь на деятельность российской контрразведки. Означает ли это, что из историко-приключенческих твои романы переходят в категорию историко-шпионских?

— Для профессионального автора каждая новая книга – в каком бы жанре она ни была написана – всегда воспринимается как проверка. Особенно теперь, когда нас просто захлестнули с головой волны различных фамилий от литературы, шоу-программ, разного рода арт-студий и других, на мой взгляд, сомнительных зрелищ…

В связи с этим моё личное отношение к творчеству, надеюсь, остаётся серьёзным. Всякая новая книга, которую следует написать, настраивает меня, как премьерный показ спектакля – зрителя. Много ожиданий, переживаний сомнений, но тем не менее настрой на восприятие этой драмы, как постановки весомой, если не сказать этапной. И всегда хочется думать, что лучшее ещё не сделано, не написано… Что впереди тебя ждёт какое-нибудь потрясение, приключение, какая-то неожиданность, какая-то любовь…

Что же до моего отношения к своим романам… Скажу откровенно, не кривя душой: оно примерно такое же, как у отца к своим детям. Банально? Да. Но как иначе? Всегда хочется их оправдать, всегда стараешься им помочь. Если обратиться к кинематографическим сравнениям, то моё творчество можно назвать фильмом «для души» в противоположность «кассовому» фильму. Т.е. больших денег для сего не нашли, но поставленная цель достигнута, и художественная часть была на высоте.

Ты спрашиваешь меня: не намечается ли в моём творчестве отхода от традиционной историко-приключенческой (авантюрной) линии к историко-шпионской?

Полагаю, что нет. Одно совсем не исключает другого. Да и самое главное для меня: не стиль, а гармония, что объединяет, как говорят музыканты, и музыку, и слова, и исполнение. А вот как её достичь – дело сугубо индивидуальное, независимо от направлений и жанров.

Здесь, кстати, хотелось бы ответить и ещё на один типичный вопрос: «Как вы относитесь к разговорам о закате героико-патриотической литературы как жанра? И того же историко-авантюрного романа?..».

Да никак. Конечно, есть объективные показатели того, что дело здесь обстоит не так, как это было прежде. Но сейчас, когда происходит возрождение России, градус настроений в народе меняется. Да и опять же, куда они денутся — лирики и романтики? Патриоты и те, кто искренне любит историю? И пусть эти люди — только часть поклонников моего жанра, но, как мне кажется, самая живучая, цельная и самодостаточная часть. И если социальные и политические вопросы на некое время могут себя исчерпать, набить оскомину, то гены романтики и патриотизма в крови у русского человека были и будут всегда.

Для меня главное в романе, особенно историческом, — чтобы была значительность и значимость. Ради чего всё это?.. Люблю, когда автором умело и тонко схвачены нерв и тревога времени, эпохи. Так, в шеститомном цикле «Эшафота»: «Рай под тенью сабель», «След Барса», «Дарго», «Пиковая дама – червовый валет», «Дикое золото» и «Охота на Царя» я пытался ненавязчиво, но ощутимо дать осознание неотвратимости злого рока, который преследовал Россию весь XIX и XX вв. На протяжении всей этой эпопеи, где бы ни находились герои, что бы они ни делали, отчётливо ощущается предчувствие гибели всего понятного, близкого, дорогого и рождения совершенно других суровых реалий, иных людей и иных человеческих взаимоотношений, совсем других ценностей, которые в конечном итоге опрокинули могучую Империю на лопатки…

Мне нравится, когда автор в романе уделяет место цвету, пронзительно передаёт сложные оттенки настроений героев и природы. Когда в каждом томе, части и главе присутствует сложный конфликт, достойный читательского внимания. Выражаясь театральным языком, мне импонирует, когда режиссёр благоразумно пытается притушить излишнюю тягу к солированию, к репризной игре «на аплодисменты» и «поклоны». Хотя при этом я абсолютно не согласен с марк-твеновским постулатом: «Мало что так раздражает в жизни, как хороший пример». Впрочем, у свободного ума должен быть один цензор – ирония. А уж сколько её «разлито» на моих страницах, решать читателю.

Не секрет, что сегодня в России, как ты отмечал в начале нашей беседы, много фамилий в литературе, даже слишком, но вот почти нет имён.

Меня всегда раздражает и отталкивает китчевое воплощение крупной цели. Пресловутое стремление соединить извечную русскую тягу к вселенской философии со зрелищными эффектами, увы, часто оборачивалось элементарной профанацией. При всей ошеломлённости отдельных находок тот или иной роман, спектакль, фильм зачастую оказываись, мягко говоря, неудачным экспериментом, где за рельефной броскостью терялись и без того слабо раскрытые размышления героев, их чаяния и проблемы… А такого сегодня — пруд пруди.

Короче говоря, моя задача — дать читателю не пошло трясущую телесами «генитальную» натуру, не истеричный ор и судороги рефлексирующих героев на суровую действительность, а ясную авторскую логику и завершённость серьёзной литературной прозы. Ведь настоящее искусство, как говорил Роберт Фрост, — это способ взять жизнь за сердце.

Меня часто спрашивают: «Вы написали тысячи страниц, у вас сотни героев: цари и герцоги, князья и полководцы, солдаты и кузнецы, прачки и моряки, зверобои и учителя, каторжники и сенаторы… Герои разных возрастов, эпох, темпераментов. А самый любимый герой или героиня… появились на этих страницах ?». Тривиальный вопрос? Я так не думаю. Скорее нормальный, закономерный. Просто все герои для писателя, как для артиста роли, важны. Если уж ты сел за роман, если уж вышел на сцену, ты должен увлекательно общаться с читателем, зрителем! Это — твой долг!

Конечно, Виктор, есть часы и дни отчаяния и депрессии, а куда без них? Ничто человеческое мне не чуждо… Это мучительно. Опять писать, писать, писать!.. Но когда выходили в свет мои книги и я видел людей, прочитавших их, глаза, которые с почтением и какой-то даже надеждой смотрели на меня!.. Ну что тут скажешь? Я снова сажусь за стол и пишу, отдавая при этом себе отчёт в том, что ни я, ни мои герои не имеют права обмануть их надежды. Ведь по большому счёту «действие» заключается в действии.

И, право, хочется верить, что новые поколения достойно продолжат геройскую линию своих предков.

беседовал Виктор ПРИТУЛА. 

 

 "Пушкинский" отшельник

Пожалуй, главное качество русского писателя Андрея Воронова-Оренбургского — его откровенный, спокойный, никем и ничем неколебимый патриотизм.

Это не вызов, не эпатаж, не констатация факта — это тот самый фундамент, те самые корни, без которых творчество самобытного петербургского писателя попросту невозможно.

«Пушкинский отшельник» (Андрей живёт в г. Пушкин (Царское Село) создаёт свои тексты самым простым способом: при помощи обыкновенной ручки и листа бумаги. Возможно, он последний исторический романист в стране, принципиально не прикасающийся к компьютеру. В непосредственном общении с листами, которые неспешно покрываются рукописными строчками, есть особый смысл. Здесь нет места той машинописной торопливости, той, вошедшей уже в наши кровь и плоть так называемой компьютерной прозе — четкой, сухой, однообразной, как «точка-тире».

Проза Воронова-Оренбургского совершенно иная — она пронизана бьющей через край образностью, пульсирует метафорами, сравнениями, символами. Она удивительно поэтична, и это при том, что полем деятельности автора всегда оставалась и остаётся отечественная история. И не просто история, а самые болевые, самые трагические её точки — касается ли это битвы при Калке или затяжных и трагичных для нас и народов Кавказа бесконечных кавказских войн.

Вдумчиво, бережно, по крупицам создаётся быт, проводится колоссальная работа с источниками, выискиваются новые, неизвестные прежде факты, касающиеся языка, оружия, одежды, обычаев не только самих русских, но и их многочисленных соседей. По некоторым романам Воронова-Оренбургского можно смело представлять себе уклад жизни целых народов. Писатель осознанно взял на себя колоссальный по объёму, подчас неблагодарный труд, но без него невозможно создание той самой правды, которая заставляет верить каждому из «гребенских» казаков, у автора и образы врагов наполнены такой же жизненной силой и убедительностью. Это делает романисту честь не только как этнографу, но и как тонкому психологу, отдающему себе отчёт в мотивации каждого поступка и каждого действия как созданных воображением автора, так и реально существовавших исторических персонажей.   

В «окаянные девяностые», когда весь писательский люд откровенно растерялся, заметался, бросился кто в дешевое «фэнтези», кто в не менее дешевый «детектив», когда слово ОТЕЧЕСТВО стало чуть ли не проклятием, бывший морпех Воронов-Оренбурский выстоял. Он не дрогнул, не отдался за лёгкий и длинный доллар псевдоиздательствам-однодневкам. Писатель продолжал в одиночку, упрямо, почти безнадежно воспевать «любовь к отеческим гробам», создавая один за другим масштабные эпические полотна. В его похожих на саги романах продолжала жить как постоянное напоминание русская история: кочи бороздили северные моря, открывалась первопроходцами Америка, княжеские полки, покрытые кровью, сражались с ордами степняков.

Не будет преувеличением сказать, что, не выходя из-за своего стола, вёл битву и сам писатель: с действительностью, в которой с таким трудом собранную страну, прикрываясь фразами о гуманизме и человеческом достоинстве, по частям продавали у него на глазах. С цинизмом современной прозы, в которой окончательно прописались мат, садизм и откровенная порнография. С, казалось бы, беспросветной обыденностью жизни — с её безденежьем и отсутствием всяких перспектив.

За это время он создает двенадцать романов — настоящий эпос, посвящённый Отечеству!

Воронова-Оренбургского часто сравнивают с Пикулем. Сравнение не совсем верное — и по стилю, и по работе с архивами, и по отношению к прошлому Воронов-Оренбургский является совершенно самобытным творцом. Вот чем уж он точно похож на знаменитого автора, так это удивительной, уникальной работоспособностью: каждый день восемь-девять часов труда — и так месяц за месяцем, год за годом. Уже одно это не может не вызывать уважения.

К счастью (а справедливость всегда должна восторжествовать), творчество романиста и в «беспросветные девяностые» находило своего читателя. Трилогия о Кавказской войне имела самый широкий и горячий отклик. И по сей день она очень популярна, причём читают её не только русские, но и чеченцы.

Несмотря на то, что пресса непозволительно долго не замечала автора романа «Дарго» (в то же самое время смакуя на все лады вычурные поделки новомодных сочинителей), читатель без всякой рекламы находил его романы на полках книжных магазинов. Сейчас положение начинает меняться, появились первые статьи, идёт обсуждение его романов в Интернете.

Следуя за своими предшественниками, самым внимательным образом относясь к тому, что в жанре исторической прозы было сделано до него, Воронов-Оренбургский сумел создать собственный, неповторимый мир, что само по себе дело очень трудное, требующее долгих поисков и экспериментов со словом. Тем не менее автору удалось самое главное — стать самобытным и узнаваемым.

Воронов-Оренбургский с самого начала выбрал благодатную ниву для творчества – и, судя по всему, намерен трудиться на ней ещё очень долго. Уже сейчас совершенно ясно, он будет всегда востребован почитателями российской истории, число которых, как показывает сегодняшняя действительность, всё увеличивается.

И это радует.

Илья Бояшов, писатель,