На Родину обрушились дожди…

Владимир Степанов родился 5 июня 1951 г. в пос. Спирово Калининской, ныне Тверской, области. Окончил Литературный институт им. А.М.Горького. Член Союза писателей России, автор более десяти книг прозы, публицистики, поэзии, многих публикаций в различных газетах, журналах, альманахах, коллективных сборниках. Дипломант национальной литературной премии «Золотое перо Руси», победитель V московского международного конкурса поэзии «Золотое перо-2008». Награждён дипломом и большой золотой медалью Российской академии литературной экспертизы им. В.Г.Белинского «За заслуги перед русской литературой». За серию поэтических книг, в некрасовской традиции раскрывающих образ современной сельской России, удостоен диплома лауреата Всероссийской премии имени Н.А.Некрасова в области литературы и искусства с вручением медали.

УГРОБЛЕНнАЯ РОДИНА
Идут дожди, как откровенье осени,
Как постиженье грусти и тоски
Полей, что мы покинули, забросили,
Где столько лет полынь – не колоски.

Где столько лет не пашется,
не сеется.
Развалины, забвение кругом.
Скажи, Россия, что с тобою деется?
Пробудит ли тебя весенний гром?

Поднимет ли он головы поникшие
Уставших в перестройках мужиков
И нашу лень, в безверии возникшую,
Развеет ли дыханием ветров?

О, Родина, моя большая Родина
И малая, мне данная отцом,
Ты нами же бездарно так угроблена!
Ещё поплачем над твоим концом…

ДОЖДИ
На Родину обрушились дожди,
Смели листву и наводнили реки.
Как мокрые вороны, человеки
Бредут по улице укутаны в плащи.

Их от дождей спасёт надежный
плащ.
Но кто страну спасёт от непогоды?
Ликуют вновь кретины и уроды.
Вновь слышится над Родиною плач.

Его в деревне слышу только я.
Ну, может быть, сосед печёнкой
чует.
Он завтра пенсию за самогон
продует,
И будет счастлив, счастлив допьяна.

И мне по горло счастья принесло:
Тепло, светло и в печке жар пылает.
Но пёс соседский воет, а не лает.
Ему-то в чём вдруг так не повезло?

МОЯ ЗЕМЛЯ
Пророков нет в своем отечестве,
И я, конечно, не пророк.
Но меньше стало человечности,
Бесчеловечнее стал Бог.

Я вижу бабу безутешную
И спившегося мужика.
Кому-то – сценка лишь потешная,
А для меня – одна тоска.

Я вижу: реки запоганены
И под топор ушли леса,
Деревни словно в сердце ранены
И умирают на глазах.

Где были нивы – там урочища
И борщевик, как большевик,
Всё захватил. В таком позорище
Мне не сдержать из сердца крик.

Но что кричать и биться о стену?
Прости меня, моя земля!
Ты не захватчиком-налётчиком,
Ты нами же осквернена.

ОТВЕРГНУТЫЙ АНГЕЛ
Крестится перекрёстками дорога.
По ней, язычник, я бегу от Бога.
И Ангел, в лоб меня поцеловавший,
Лежит в канаве пьяницей пропащим.

Я всё прошёл и больше не желаю
Внимать ни лести, ни людскому лаю.
Мой взгляд тяжёл, как пролитая
ртуть.
И Ангелу меня не обмануть.

Я УХОЖУ…
До лютости в душе хочу домой!
Москва мне не мила, чужою стала.
Под Тверь стремлюсь,
измотанный, усталый,
Звонков друзей милей волчицы вой.

Я лучше буду слушать стон её
На хуторах, в урочище укромном,
Бродить тропой, пургою
заметённой,
Чем поглощать столичное враньё.

Прости меня, жеманница Москва!
К тебе я прикипел уставшим
сердцем.
На прелести твои не наглядеться,
Но вдруг находит лютая тоска.

Прости меня, столица всех столиц!
Я ухожу – так покидают женщин
Красивых, как царицы, умных,
нежных…
Но родина дороже всех цариц!

ТВЕРЩИНА
Тверщина – родина моя,
Я так люблю твои просторы,
Ручьев лесных переговоры,
И сенокосы, и поля,
Тверщина, родина моя.

Тверщина, родина моя,
К тебе спешу уже в апреле,
Как только зазвенят капели,
С тобой живу до декабря,
Тверщина, родина моя.

Тверщина, родина моя,
Ты не богата, ну да ладно…
И твой народ живёт нескладно,
Как сам я и мои друзья,
Тверщина, родина моя.

Тверщина, родина моя,
Так много ли нам в жизни надо?
Лишь только ты – любовь-отрада!
Да что я значу без тебя,
Тверщина, родина моя?

*  *  *
Смолянину, автору книги
«Поле заживо сожжённых»
Владимиру Фомичеву.
Твои сожжённые деревни,
Мои заросшие поля…
Изнемогает и болеет
Родная русская земля.

Вот до чего мы докатились:
В полях один чертополох.
Как будто вымерла Россия:
Ни трактора, ни даже сох…

Преувеличил, верно, я.
Ещё другая есть Россия:
Олимпиаду пригласила
И развернула «Тополя».

Надежда есть: пробьёт наш час,
От морока страна очнётся,
Лицом к народу обернётся
И по заслугам всем воздаст.

Нельзя Россию покорить,
Её возможности измерить.
Ей по-сыновьи нужно верить,
Как мать, как женщину любить.

ЧЁРНЫЕ ПТИЦЫ
Станиславу Золотцеву.
Расседлал ты коня, не доехав
до Крома заветного.
На закате зимы нам, птенцам,
по тебе горевать.
Ты стихов своих россыпь –
поэта богатство несметное –
Белым снегом рассыпал.
Теперь их уже не собрать…

Как же мог ты, учивший нас быть
непреклонными,
Удила золотые коня своего
отпустить?
Воспоет тебя Псков поминальными
скорбными звонами,
И рыданьями женскими
Тверь ещё будет скорбить.

Тебе петь бы и петь – соловью
далеко не последнему –
И снетков бы ловить, и о Крестках
сердечно писать,
И по саду бродить, собирая
смороду осеннюю,
И чтоб вместе с тобой её брали
отец твой и мать.

Никому не разрушить твою
вековую столешницу
И твой род, что извечно корнями
на псковской земле.
Только чёрные птицы над гробом
опять мне мерещатся:
Выбивают поэтов в провинции
и в Москве.

ГИМН САМОГОНУ
Кто видел, как струится самогон
И как рычит котёл в парах
спиртовых?
В башке чудесный колокольный звон
И бездна ощущений острых, новых…

Уж дело за полночь, и струйкой
самогон
То вытекает, то вдруг замолкает.
В нём зелень изумруда, жизни стон.
Моим друзьям он души приласкает.

Давно проклятьем мстит
ему закон:
Он деньги у богатых отнимает.
Народ российский вновь
предпочитает
Палёной водке русский самогон!
ВОЗВАЩЕНИЕ МАРЫ
Как женщина последняя моя,
Вернулась кошка в мой приезд
на Пасху
И ластится, обиды не тая,
И, как возлюбленная, источает
ласку.

В каких руках ты зиму провела,
По осени исчезнувшая Мара?
Такою ласковой ко мне пришла,
Шальной после любовного угара.

Уж так и быть – впущу тебя я в дом
И рыбой накормлю, и обогрею,
Но больше не мечтай уже о том,
Что, как и раньше, сядешь
мне на шею.

ЗАТВОРНИК
Я уже не берусь за стихи.
Меня страсти теперь не терзают.
Накопившиеся грехи
Не гнетут и не одолевают.

Я душою и сердцем прозрел.
Не нужны ни богатство, ни слава.
Как затворник, сижу не у дел,
А вокруг погибает держава.

Я пройду по росистой траве,
Что не даст ни колосьев, ни плода,
Собирая в глухом октябре
Дань с потешного огорода.

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ
В избе моей холодно, сыро.
Дожди и сентябрь – на закат.
А птицы кричат так уныло –
Накличут, гляди, снегопад.

Вот лихо деревне досталось –
Одни лишь сплошные дожди.
В лесах затаилась усталость,
И проблеска солнца не жди.

Плохая тверская погода:
Дожди и дожди через край.
От этой тоски и невзгоды
Хоть избу теперь продавай.

АЗИЯ
Азия любимая моя,
Ты чумой напала на Тверщину.
Я готов взорваться матерщиной,
Ненавидя и любя тебя.

Я не созерцаю русских лиц
В сёлах, в городах и на дорогах.
Все черно, уныло и убого…
А мечтал, чтоб не было границ.

Их не стало, и поток людской
Полонил безбрежную Россию.
Кровь смешалась. Отпрыски
красивы,
Говорят, от помеси такой.

Я люблю заволжские края.
В них славянству жить
и продолжаться.
Но такое не по сердцу братство,
Азия любимая моя.

РОДИНА
Мне Родина дороже с каждым днём,
Прожитым на чужбине или дома.
Не всё мне мило здесь, не всё
знакомо –
Десятилетия провёл в краю чужом.

То время поглотило стариков –
В ином миру они нас ожидают.
Другое поколенье подрастает
И подпирает нас со всех боков.

Иные замыслы его гнетут:
Как заработать или просто
выжить.
Стихов теперь почти никто
не пишет,
И мне стихи хлебов не принесут.

Казалось бы, не стоит воспевать
Страну, что с треском в кризис
провалилась.
Бывало хуже. Но ведь возродилась!
И нам ли плакать, нам ли горевать!

ДВЕРИ
Чем больше на земле живём мы дней,
Тем остаётся меньше до дверей,
Ведущих то ли к аду, то ли к раю.
Где лучше быть – я до сих пор
не знаю.
Но знаю лишь одно: всех лучше мне
Жилось под Тверью, на родной земле.

НОВИЗНА
Снега, снега, вы заворожили
Меня своею красотой.
Бреду домой, как конь
стреноженный,
Бескрайней снежной целиной.

Здесь красота, но только издали.
Простор, строительство кругом.
Прощается деревня с избами.
На смену им – стандартный дом.

А вместо троек в лентах,
взмыленных,
По праздникам – бензина смрад.
Колёсами автомобильными
Изгажен чистый свежий наст…

Но мне село не это дорого.
Я новизне совсем не рад.
Никак я не хочу, чтоб трогали
И дедов дом, и дедов сад.

И чтоб просторы бесконечные
Не резал ЛЭП жестокий нож…
Тверщина, мать моя сердечная,
Никак меня ты не поймёшь!

РОДИНА МОЯ
На земле тверской метет пурга,
Спит мой дом, метелями объятый.
Родина моя, ты далека
И близка любовью непонятной.
Ты мне снишься сумрачной порой,
В радости ты никогда не снишься
И всё чаще милой, дорогой,
Как птенец, в душе моей гнездишься.
Родина моя, ты далека...
Как ты далека! Но я вдруг вижу
Дом родной и белые снега,
Воробьёв, пригревшихся под крышей.
Родина моя, ты так близка...
Снегом припорошено крыльцо,
Вышла мать, и дунул резкий ветер.
Мама прячет от него лицо.
Я иду домой, я не заметил
Ни пурги, ни мамину слезу.
Показалось: это ветер шалый.
Я пришёл домой, я не могу
Маме показать, что так устал я,
Что была дорога так трудна
К этим окнам, к этим ивам хилым.
Чашу горькую испив до дна,
Возвращаюсь я к родным могилам...
Но не выйдет мама на крыльцо.
След её покрыло коркой наста.
Замкнут круг. Заветное кольцо
Потерял я, как терял когда-то
Женщину любимую свою,
Дом родной и эти три рябины.
Родина моя, я не могу
Всё, что связано с тобой, отринуть.
Не могу забыть твоих полей,
И шуршащий наст, и колкий иней.
Блудного, меня ты пожалей,
Я твой сын, несчастный
и счастливый.
Как любимой женщине, тебе
Я признаюсь, что в дороге дальней,
В скомканной, изломанной судьбе
Только ты была моей печалью,
Ближе всех и всех родней, поверь.
Золото и лавры не прельщали.
Как усталый, но матёрый зверь,
Шёл к тебе из самой дальней дали.
Родина моя, ты мне поверь...

 

Владимир СТЕПАНОВ