«Оставьте нас…»

Нынешние чудесные рождественские дни, когда зима на-конец-то превратила Святые Горы, Михайловское, Тригорское и остальные «дедовские владения» в столь любимый ссыльным поэтом сказочный «приют спокойствия, трудов и вдохновенья», заставили на время забыть о столичных буднях, наполненных всеми «прелестями» либерально-рыночного нашего существования. 

Белоснежное марево, окутавшее окрестные поля и леса, зеленеющие сквозь иней ели, щедрое январское солнце, Праздничная Литургия в Святогорском монастыре, где постоянно молятся об упокоении раба Божьего Александра утишили непрекращающуюся боль и душевные страдания, ставшие непременными спутниками доморощенной демократии и разнузданной вседозволенности. Словно невидимая машина времени переносит тебя в края, где «мороз и солнце, день чудесный», где «опрятней модного паркета блистает речка, льдом одета» и где «мальчишек радостный народ коньками звучно режет лед». Сколь тяжко, однако, расставаться с этой фантастической, но, увы, мимолетной реальностью. Включаешь телевизор в пахнущей рождественской ёлкой гостиной деревянного тригорского дома и видишь направленные дула израильских танков, громящих народ священной земли Палестины, заставляющих христиан отказаться от традиционной праздничной мистерии в Вифлееме. Им наплевать на самые сокровенные чувства верующих. Так же, как американскому прихвостню Ющенко, ворующему российский газ, наплевать на замерзающие Болгарию, Румынию, Хорватию и на весь Евросоюз, куда он рвётся не меньше, чем в НАТО. А на столе ждут тебя «демократические» газеты, каждый раз «радующие» душу поруганием отчего дома, осквернением многовекового русского лада, беззастенчивым искажением многовековой и славной нашей истории. И тут уже на ум приходят другие строки баловня и любимца тригорских дам, переносящие тебя из рождественского великолепия в слякотную атмосферу поздней осени, когда «бесконечны, безобразны в мутной месяца игре, закружились бесы разны, будто листья в ноябре… Мчатся бесы рой за роем в беспредельной вышине, визгом жалобным и воем надрывая сердце мне».
*  *  *
  Суперлиберастская газета «Коммерсант» никогда не скрывала своей злобной ненависти к «этой стране» — России, в штыки встречая любое позитивное событие, в ней происходящее. Впрочем, такая деструктивность, помноженная на махровую русофобию, свойственна абсолютному большинству «родных» СМИ. Но «Коммерсанту» и его аудиоединомышленнику «Эху Москвы» отведена заглавная роль идейными вдохновителями погружения России во мглу. Сразу оговорюсь, что делается газета отменно выученными, вышколенными и высокооплачиваемыми профессионалами. Нет, это не журналисты уровня Кондрашова, Меньшикова, Голованова, Пескова и других рыцарей пера, свято чтивших кодекс чести и порядочности. Профессионализм корреспондентов «Коммерсанта» в основе своей разрушителен и провокационен. Чем хуже стране их нынешнего обитания, чем труднее её руководству, чем тяжелее её ученым, строителям, военным, деятелям русской культуры и искусства, тем красочней и радостней шабаш на страницах газеты. Я положил себе за правило регулярно знакомиться с продукцией «Коммерсанта» и могу твёрдо заявить, что будущие историки получат богатейший материал для своих трудов по исследованию одного из самых подлых периодов в многострадальной судьбе России, оставленный «коммерсантскими» борзописцами.
  Особенно преуспевает в оплёвывании русских средней руки искусствовед г-н Ревзин. Не посчастливилось ему в отличие от студентов моего поколения пройти школу у блестящих русских учёных с мировыми именами, которые во главу угла ставили высокий профессионализм, духовность и, конечно же, подлинный патриотизм, тот что ревзиным видится «прибежищем негодяев». Нахватавшись верхушек, поначитавшись умных книжек, вскочил сей типичный образованец на беспородного конька ксенофобии и машет своим зазубренным мечом-кладенцом направо и налево, стремясь доказать самому себе ничтожность и второсортность русской нации и лапотность её культуры.
  Первый материал г-на Ревзина, поразивший меня кухонным мышлением мелкого склочника, касался вечера, состоявшегося в Российском фонде культуры по случаю 90-летия со дня рождения крупнейшего русского учёного Л.Н. Гумилева. Не грозное рычание льва слышалось в пасквиле Ревзина, а жалкий лай выбракованной собачонки. Историк, географ и философ Лев Гумилёв ему ненавистен так же, как и его благородный мужественный отец Николай Степанович – блестящий поэт и бесстрашный воин. Вот талантливая их жена и мама Анна Ахматова ревзиным социальна близка. Её «фашиствующей» поэтессой — а именно такой эпитет навесил бравый писака на сына, прошедшего все круги гулаговского ада, — никак не назовёшь. Анна Андреевна и с Модильяни побаловалась, предоставив недавно одной еврейской галерее в Нью-Йорке счастливый шанс показать серию рисунков обнажённой жены Георгиевского кавалера, исполненных любовником-художником. И замуж вдова Н. Гумилёва вышла потом за искусствоведа Н. Пунина, который в 1919 году на страницах издаваемого Луначарским журнала по искусству призвал ленинско-троцкистских палачей расстрелять «контрреволюционера» Гумилева. А в конце жизни нашла она прибежище в доме сатирика-циника В.Ардова. За водкой же для неё в Комарове бегали Бродский, Рейн и Найман. Своя от своих!
  Предложили мне тогда друзья и ученики Л.Н. Гумилева ответить пасквилянту. Но, как говорил Пушкин, вытирать плевки негодяев с барского платья – дело лакеев, а не хозяев. На дуэль Ревзина за то, что представил он меня «обрюзгшим мужиком в сивой бороде», не вызовешь. А скажешь правду о ревзинской физиономии, словно сосканированной с портрета его духовного подельника – вертлявого шоумена Швыдкого, и глядишь упекут тебя за разжигание национальной розни… Тогда я благоразумно промолчал. Но потоки грязи, которые вылил доморощенный искусствоведишка на Павла Третьякова и его детище – главную галерею России в связи с юбилеем великого благотворителя и собирателя, уже смолчать не позволили. Мелким купчишкой, хозяином провинциального музейчика представил Ревзин одного из светлейших умов России, посоветовав нам вместо Третьяковской галереи почаще ходить в Музей изобразительных искусств на Волхонке. Там и Пикассо, и Матисс, и импрессионисты. А в Лаврушенском – так, мелочь пузатая. Прочитав мою отповедь разболтавшемуся образованцу в газете «Труд», Ирина Александровна Антонова спросила меня: «Неужто и вправду ругательные слова о Третьяковке прозвучали на страницах «Коммерсанта»?
  — Милая Ирина Александровна, если я хотя бы один раз сфальшивлю, ревзины и швыдкие вчинят такой иск, что мало не покажется. На войне, как на войне. И война эта продолжается.
  На рабочем столе в Тригорском – вырезка из «Коммерсанта» с новым осквернением священной памяти русского народа. На сей раз Ревзин позволяет себе «оттянуться» не более, не менее как на такой знаковой для нашей истории личности, какой был выдающийся философ и писатель Иван Ильин. Пересказать гнусное поношение образованца невозможно, его можно только цитировать, приняв при этом все меры санитарной предосторожности.
  «Вчера в Росохранкультуре состоялась передача возвращённых из Мичиганского университета в Россию книг из библиотеки философа Ивана Ильина – в дополнение к его архиву, привезённому два года назад Вексельбергом. Ещё г-н Вексельберг купил для России яйца Фаберже. Эти две вещи встали в ряд как важные подарки России по случаю вставания с колен (sic!). Так вот это надо осмыслить. В философии, котирующейся на уровне яиц Фаберже, есть привкус философского казуса! Но философски осмыслить не получается. Философом Иван Ильин считается по недоразумению. (!!!)… Судьба его так сложилась, что он писал для изданий белогвардейских офицеров в эмиграции… Как, скажем, с точки зрения этого офицера, быть с ближним, которого он-то возлюбил, но тот не платит ему взаимностью? А как быть государству, состоящему из этих офицеров, которое недостаточно возлюбили некоторые из граждан? Так рождается концепция Ильина о «противлении злу насилием», довольно, надо сказать, страшноватая… Размышление Ильина о смертной казни во имя любви к ближнему – довольно отталкивающий документ духовной жизни православного христианина». Вот так-то, дорогой читатель. Не больше и не меньше. А теперь, главное в почеркушке г-на Ревзина, озаглавленной «Гадание по Ивану Ильину», «…понятно, что такая философия не могла не быть востребована современной российской элитой. Одна из рецензий на Ильина называлась «Чекист во имя Божие» — ну чего же вы хотите? Понятно, что Владимир Путин постоянно цитирует Ивана Ильина, понятно, что его же с удовольствием цитировал бывший генпрокурор Устинов, а до того когда-то  вице-президент Руцкой».
  Дальше Ревзин рассказывает о том, как симпатией к Ильину заразил всех Никита Михалков. Всех образованцев подобных вам, г-н Ревзин. Я же, например, заразился этой симпатией ещё тогда, когда Михалков ещё только «шагал по Москве». И это была благотворная «зараза», позволившая мне насквозь видеть ленинско-троцкистскую суть коммунистов, будь то Зюганов или Ревзин. Да, да, не удивляйтесь. Все они одним миром мазаны. Миром ненависти к исконной России. А господину Михалкову, вместо того чтобы выяснять отношения с обездоленными престарелыми кинематографистами и обзывать их трупами, мышами и лузерами, следовало бы указать вам место у параши за предание анафеме Гумилева, Третьякова и Ильина и тем самым помочь своему лучшему другу В.В. Путину, которого вы так полощете за цитирование Ивана Ильина.
  «Есть такой способ – гадать по книге. В России считается, что книгу можно брать любую, но в культурах, где это развито всерьёз, требуется особая, священная книга (Талмуд?). Так вот мне кажется, что о нынешней власти идеально гадается по архиву Ивана Ильина. Так что г-н Вексельберг нам купил до известной степени магический предмет. Как, в общем-то, и яйца». Вот и приехали! Когда разыгрывалась комедия с яйцами Фаберже, я сразу же написал: а зачем они нам? Одни проходимцы – Ленин с Троцким – толкнули их жулику Хаммеру. Тот сплавил их Форбсам, а теперь их втюхивают нам. Кто же в эти яйца станет играть? Я тогда сказал г-ну Ростроповичу, который хотел заработать концертами 50 миллионов зелёных на покупку пресловутых яичек: «Если вы хотите помочь гибнущим памятникам русской культуры и истории, дайте 5 миллионов на возрождение гибнущего Пскова, и мы вам памятник в центре древнего города поставим!». Виолончелист, весьма падкий на ордена и медали, меня не послушал, отказавшись от монумента в свою честь. Так же, как поиграв с автоматом Калашникова в августе 1991-го, поддерживая ельцинскую клику, не приехал защищать невинные жертвы, расстреливаемые своим свердловским дружком в октябре 1993-го у стен злополучного Белого дома.
  Хочу задать вопрос г-ну Ревзину и его гарантам: что бы они сделали со мной, если бы я посмел хотя бы сотую долю подобных провокационных выпадов против лучших русских умов обратить Шолом-Алейхему, Бабелю или Бродскому со Стругацкими? Так кто же в России разжигает ксенофобию? Требуя от титульной нации соблюдения принципов интернационализма, настаивая на многоконфессиональности, вы насмерть стоите против преподавания в школах основ православной культуры и стараетесь очернить самое святое, что у нас есть – веру в Бога, уважение к памяти предков и высокодуховную культуру. Я могу приводить сотни примеров вашей нечистоплотности и шулерской манеры даже тогда, когда речь идёт о святых вещах.
  Только что в Третьяковской галерее начала работать выставка, посвященная открытиям и находкам в русской провинции, сделанным музейными работниками и реставраторами. Один из её разделов посвящён творчеству Ефима Честнякова, работавшего всю жизнь в костромской деревне Шаблово, неподалеку от Кологрива. Впервые мы показали уникальное творческое наследие выдающегося живописца, философа, писателя, драматурга и педагога в восьмидесятые годы прошлого века. Сотни тысяч зрителей выстраивались в очереди на выставки возрождённых из небытия холстов нашего талантливого современника (Ефим Васильевич умер в 1961 году) в Москве, Ленинграде, Костроме, Вологде, Петрозаводске, Париже, Флоренции, Турине и в других городах. Но такие искусствоведы, как Ревзин и его вдохновители, сделали всё, чтобы вернуть наследие Честнякова в небытие. Он жил и работал в одно время с Шагалом. Творил честно, талантливо и всеотдайно. Получив образование в Академии художеств, заслужив высочайшую оценку у Репина и других профессоров, не поехал, как советовали ему представители «Мира искусств», в Париж, а вернулся в родную деревню, чтобы служить своим творчеством воспитанию и просвещению детей. Он в первый же год разглядел кровавую сущность ленинско-троцкистской революции и всю жизнь противостоял её идеологии. Не ему Ленин предложил звание комиссара по делам искусств, а Шагалу. Когда же тот отказался, мечтая о бегстве из России, пост этот занял его коллега Штернберг. Недавно я видел по телевидению французский фильм о Шагале. Меня поразили его слова при расставании с Витебском: «Прощайте мои местечковые земляки. Ешьте свою селёдку, а я уезжаю в Париж». Честняков же остался в Шаблове, там, где были его земляки. Он ни на йоту не отступил от своих духовных и творческих принципов. Не опустился до уровня бездарных росписей, сделанных Шагалом в Гранд-опера и Метрополитен-опера, которые кто-то из известных мастеров сравнил с «фрикасе из лягушек». Но за Шагалом стоят мировые капиталы, его работы продаются за бешеные деньги, как, впрочем, и сортирно-коммунальные инсталляции и навозные жуки бездарного Кабакова. Шагал обрёл счастье земное, а Честняков небесное. А посему и не дают ему ходу земные ростовщики и менялы.
  Хотелось, дорогой читатель, поделиться с тобой своим возмущением новым телешоу «Познер», ибо жив курилка и старается реанимировать былую силу и мощь трепача Горбачева, грабителя Чубайса, раздутого до уровня слона режиссёра Захарова-Ширинкина, сравнившего Ельцина с Толстым, и о других изъявлениях либералов. Но не хватает уже сил «общаться» с этими «иных времен татарами и монголами». Всё-таки мне уже семьдесят, а царь Давид измерял человеческий век именно этой цифрой, каждый же следующий день считал милостью и даром Божьим. Так позвольте мне этот дар использовать для созидательных дел, а их у меня – реставратора и хранителя культурного наследия – немало.
  Владимир Богомолов – классический русский писатель, в отличие от пустобрехов и циников образца Дм. Быкова, Витечки Ерофеева и им подобных, создавший нетленные шедевры, написал незадолго до смерти: «Я в последнее время стал с особенной остротой чувствовать и понимать то, что чувствовал уже давно; до чего я человек иного времени, до чего я чужд всем её «пупам» и всей той новой твари временщиков, которая беспрестанно учит народ, с их точки зрения, «правильно жить», сами при этом хватают ртом и жопой, плотоядно раздирая Россию на куски… «Новое» уже крепко и нахраписто они внедряют в будни, и я физически ощущаю и вижу, как истончается и рвётся хрупкая связь между людьми, властью и окружающим миром… Сегодня в России, скорее всего по недоумству (ой ли? – С.Я.) чрезвычайно много сделано, чтобы нация и культура, в том числе художественная литература и книгоиздание, оказались в положении брошенных под электричку».
  «Срам имут и живые, и мёртвые, и Россия…». Эти слова В. Богомолова заставляют нас быть особенно стойкими, принципиальными и неподкупными, когда нас пытаются опустить как можно ниже.

Савва ЯМЩИКОВ
Тригорское.