Гармония в поэзии Григория БЛЕХМАНА

Прежде чем я познакомилась с поэтическим творчеством Григория Блехмана, мне доводилось читать комментарии этого поэта, прозаика, публициста и литературоведа на широко известном сайте Союза писателей России «Российский писатель», щедро дополнявшие и обогащавшие публикуемые материалы. Эти комментарии не были ни сухи, ни запрограммированы. Напротив, в них ощущалась полная искренность, уважительность и доброжелательность, какие могут быть лишь при неподдельном интересе к комментируемому тексту. А также глубокое знание лучших произведений мировой литературы.

Ивызывало удивление, что в наше прагматичное время ещё есть люди, способные на бескорыстную самоотдачу и служение. Хотя и известно, что заразительны дурные примеры, в данном случае такое утверждение не работало. Заразительно было благородство и добрый пример Григория Блехмана: хотелось поучиться и перенять у него это чувство долга и ответственности не только перед отдельным человеком, но и перед чем-то большим – перед обществом. Возможно, это большое называется общественным интересом, а люди, служащие ему – альтруистами. Вспоминаются слова одного из общественных деятелей, сказавшего, что, когда в обществе умирает альтруизм, умирает и само общество.

О тончайшем же поэтическом вкусе и чутье Григория Блехмана на таланты я узнала, прочитав его рецензии на произведения немалого числа современных поэтов, а также, поэтов Серебряного века и Великой Отечественной войны. И одна из этих статей – о достаточно широко известном и почитаемом поэте наших дней, о котором думала, что он лишён кругозора и глубины лирического чувства, перевернула моё представление о нём. Стихи, что представил в ней Григорий Блехман и его комментарии, убедили меня в моей неправоте.
Уже потом я прочла изданный в 2016 году сборник его стихов «У каждой строчки есть подстрочник». Эти стихотворения не укладывались в мои устоявшиеся представления о поэзии русской классической школы – Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Есенина, Маяковского, Цветаевой…, проникнутых мятежным духом, жаждой бури, где эта жажда была естественным, имманентным состоянием души каждого из них. «Пусть сильнее грянет буря!» призывал Горький. У Лермонтова читаем: «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!». А через столетие у Блока: «Покой нам только снится… Покоя нет!».
В книге Григория Блехмана «У каждой строчки есть подстрочник» я не увидела ни жажды бури, ни поиска покоя в буре, что непонятно для обывателя и так естественно для натуры мятежной, для которой покой – синоним почти что смерти, ни жажды мщения по Пушкину: «Самовластительный злодей! / Тебя, твой трон я ненавижу. / Твою погибель, смерть детей / С жестокой радостию вижу», нет и мыслей о гневе и мятеже, пронизывающих поэму Александра Блока «Возмездие». Байроновский мятежный дух, ощутимо задевший своим крылом русскую поэзию, передав ей своё бунтарское начало, обошёл поэзию Григория Блехмана. А ведь так страстно призываемые русской поэзией мировые бури сегодня уже стали грозной реальностью, и призывать к ним в наше время не имеет смысла – они на пороге.
И в своих духовных исканиях поэт (а поэты, как известно, провидцы) обратился к поиску гармонии мира, к его познанию, а не к преобразованию, с целью самовластно вписаться в него, не бунтовать, не разрушать (вспомним: «Весь мир насилья мы разрушим / До основанья, а затем…»), а созидать, не разрушая, поверить в провидение, а не высокомерно усомниться в нём, вписаться в законы мирозданья, быть его малой частицей, а не противопоставлять ему своё «я». Такой я ощутила поэзию Григория Блехмана, прочитав предыдущий его сборник «У каждой строчки есть подстрочник», где поэт как бы заранее предупреждает о том, что поэзия – отражённый свет этого подстрочника, которым и является жизнь. В этом я увидела принципиальную позицию автора, являющуюся, на мой взгляд, велением времени и ответом на его вызовы.

* * *

И в новом сборнике «Живёшь, свою книгу листая», куда вошли избранные стихотворения поэта, Григорий Блехман остаётся верен принципу верховенства подстрочника, то есть самой жизни над её художественным воспроизведением.
Но прочтение этого подстрочника и воплощение его в художественном произведении видится Григорию Блехману не пассивным, подчинённым подстрочнику актом. Поэт склоняется над подстрочником и перед подстрочником, чтобы не только его прочесть, но и уточнить заложенные в нём помыслы: «Поскольку там ещё не точно / Располагаются слова», — пишет он. И вся книга стихов, о которой идёт речь, – уточнение подстрочника, в том числе и для самого себя: для выбора и определения целей собственной жизни, её приоритетов и императивов. Задачу свою Григорий Блехман видит в том, чтобы определить и выразить в слове понимание своего места и предназначения в жизни – суметь адекватно выразить в слове эти смыслы. Потому что «Пока живёшь, ты волен мыслить / И волен для себя решать, / Каким свой путь наполнить смыслом / Или, куда направить шаг…», — пишет он. А оставленная провидением человеку свобода выбора и реализация этой свободы и поступков, принятие или непринятие тех или иных положений, и определяет тебя, как личность.
И Григорий Блехман видит здесь двух авторов этого процесса: это жизнь без персонификации и персонифицированная личность – в данном случае поэт и его право выбора и утверждения для себя того или иного варианта поведения. На протяжении всей книги – от стиха к стиху поэт делает это, выстраивая и утверждая свою систему ценностей с заложенной в неё единой первоосновой. Такой первоосновой является для него идея служения Человеку в высоком значении этого слова. Его сокровенное желание: «Мне б томиком стать в дорогу, / И кто-нибудь взял читать…». И можно только восхититься, как просто, трогательно, даже по-детски выражена Григорием Блехманом эта идея служения.
Нельзя, также, не отметить покоряющей искренности и скромности автора этих строк. И эта скромность – не показная и не случайная черта, а утверждается поэтом, как принцип: «Уметь довольствоваться малым – / Не значит малое уметь…». То есть, уметь довольствоваться малым и при этом многое уметь, наверное, можно прочесть, как предчувствие возможной перспективы, когда волей-неволей придётся довольствоваться малым. В таком случае умение многого – неоценимо, так как выходит на первый план. Как уместны эти слова для современного общества потребления и культа сибаритства в условиях нарастающего дисбаланса между потребностями человека и возможностями их удовлетворения существующей экосистемой.
И так от стихотворения к стихотворению Григорий Блехман, «свою книгу листая», делает выбор, который определяет его, как личность: «Каждый из нас состоит из поступков – / В них наша суть. Потому и молва / Только поступки хранит неуступно. / А остальное – пустые слова». Или другое:

О том, что было, не жалею,
Хотел бы лишь в какой-то час
Запомниться не юбилеем,
А чем-то сделанным для вас –

Поступком ли, удачной строчкой
Из многих строчек или дел.
И только этим, знаю точно,
Запомниться бы вам хотел.

Листая книгу, мне хочется приводить и приводить стихи и строчки Григория Блехмана, настолько они говорят о главных проблемах нашего времени – тенденции к утере в человеке духовности и солидарности, чувства человеческой общности, сознания ценности этих качеств, о вульгарном индивидуализме и многом другом.
Удивительным, проникновенным сопереживанием наполнены стихи Григория Блехмана о войне. Конечно, в этом определённую роль сыграло то обстоятельство, что поэт родился в семье фронтовиков в год нашей Великой Победы. Но всё равно, для того, чтобы стихи воспринимались, как написанные непосредственным участником боевых действий, нужен особый дар, ниспосланный свыше. Потому что такую достоверность и силу сопереживания редко встретишь даже в стихах поэтов-фронтовиков:

Нам только выполнить приказ
И за высотку зацепиться,
Но пулемёты косят нас
И вниз укладывают лица.

Всё это будто бы во сне –
И васильки, и стон, и лица,
Но есть приказ, и нужно мне
За этот выступ зацепиться.

И хоть осталась горстка нас,
Ещё чуть-чуть, и мы осилим…
Но там ведь тоже дан приказ,
И на кону лишь «или-или» …

Потом – такая тишина,
И в ней мотивом колыбельным
Высотку чувствует спина…
И выдох входит в мир отдельный.

Здесь соединились два взгляда, два видения случившегося: солдата живого и солдата погибшего. Монолога солдата погибшего мы уже никогда не услышим. А если бы услышали, возможно, он был бы похож на строки из другого стихотворения Григория Блехмана из этого же цикла:

День ото дня, из века в век
Друг друга где-то убивают.
И, не успев уйти, всплывает
Вопрос: «Чем болен человек?

Зачем стремится на крови
Создать себе благополучие?»
Мирская жизнь ведь – только случай
С одним напутствием: «Живи!»

В стихотворении ещё есть одно четверостишие, но я позволю себе привести его, как самостоятельные финальные строки всего, о чём уже сказала:

…День ото дня, из века в век –
Свой путь земной пройди достойно,
Чтоб в мир иной входя, спокойно
Произнести: я – Человек».

И эти строки можно считать основой мировоззрения Григория Блехмана, отчётливо отразившегося в его новом сборнике избранных стихотворений, который, не сомневаюсь, внесёт свежую струю в нашу литературную жизнь и поэтическое восприятие души.

 

 

(Печатается с сокращениями.)