slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Юбилеи императора, художника, ученого, писателей

Пётр Первый. Художник И.Г. Таннауэр

Петру Первому — 350 лет

Неуёмно-неугомонный, шагающий из века в век, гигантский, самый знаменитый русский царь: с размахом действий, от которых вздрагивают все последующие времена… Пётр-образ, Пётр в кино, Пётр бесконечной литературы. Грозный — как некогда Иоанн. Разгульный, как разлив реки; трудящийся, пьющий.

Пётр (1672—1725), решившийся так двинуть Россию, как не решался никто: раскачать её громаду: сонную, византийскую, не любящую, казалось бы, действия. Петербург, растущий из мечты: уточняющийся, заполняемый роскошью, поднимающий к небесам чаши великолепных дворцов. Периода разгула, сменяемый неистовством трудов: царь, пропахший стружкой, не расстающийся с верстаком, ладящий корабли.

Связанный с волшебным Питером так, что тень царя возникает то там, то здесь… И всё шагает он, всё норовит вмешаться в явь, всё надеется улучшить жизнь, вечно идущую как-то криво и косо…

Ивану Шишкину — 190 лет

Род его – древний, достойный, а сыном Иван Иванович Шишкин (1832—1898) был купца-хлеботорговца… Он метался: дойдя по пятого класса гимназии, оставил её, вернулся в родную Елабугу; несколько лет прожив там, поступил в Московское училище живописи и ваяния. Потом учился в Императорской Академии художеств.

Шишкина обвиняли в поверхностности, в верхоглядстве: мол, заунывная академическая гладкопись: ничего интересного. Нет же! Всмотритесь! Даже вслушайтесь… Шишкин изображал душу леса: русского, столько дававшего, и дающего; леса-жизни, зелёной кладовой… Он видел, казалось, самые корни бытия: созвучные во многом с лесною роскошью. Знаменитые мишки: такие домашние, мнится — погладить можно; все шероховатости коры, напоминающей часто надписи на первичном, забытом людьми языке; тугая перепутанность великолепных ветвей… Много даёт русскому сердцу Иван Шишкин.

Николаю Гарину-Михайловскому — 170 лет

Путешественник и инженер Николай Георгиевич Гарин-Михайловский (1852—1906) превращается в писателя — или, если быть более точным, расширяет поле своей деятельности. Одно произведение растёт у Гарина из другого — так в жизни невозможно разорвать цепочки причин и следствий, и «Детство Тёмы» приводит к «Гимназистам», чтобы развернуться в «Студентах» и стать уже потом монументальными «Инженерами» — пышной тетралогией, описывающей реальности с разных точек зрения. Это вообще особенность Гарина-Михайловского: видеть действительность с различных ракурсов…

Разнообразный человек, человек многоодарённый Гарин-Михайловский оставил следы сразу в нескольких отраслях человеческой жизнедеятельности, хотя наиболее прочно остался, пожалуй, именно в литературе.

Владимиру Бехтереву — 165 лет

Есть люди, имена которых раскрываются целым космосом значений: и без них картина человечества представлялась бы тусклой и блёклой. Таковым был Владимир Михайлович Бехтерев (1857—1957): психиатр, невропатолог, физиолог, психолог…

Вятский род Бехтеревых древен; после смерти своей Владимир Михайлович оставил пышную собственную школу, сотни одарённых учеников, в числе которых было семьдесят профессоров. Бехтерев описал ряд болезней и разработал методы их лечения. Создал ряд лекарственных препаратов.

Кажется, перечню его заслуг перед человечеством нет числа – и сознание замирает перед мощью работы духа, посылающего на землю таких людей.

Валентину Катаеву — 125 лет

С детства — имея в виду определённое поколение — плескали в сознание волны катаевского паруса, оказавшегося одиноким не настолько, чтобы не собрать бесчисленную аудиторию. В 1943 году, работая военным корреспондентом, Валентин Петрович Катаев (1897—1986) задумывает повесть о мальчишке, сыне полка. Впервые в советской литературе война была показана через восприятие оной ребёнком; Сталинскую премию повесть получила сразу. Образ мальчишки, принятого в большую семью суровыми солдатами, каждый день могущими умереть, человеческое тепло от образов, нарисованных писателем, продолжали долго облучать поколения читателей. Жалко, этого не происходит сейчас.

Шифры, коды, маски всегда использовались в литературе… Бездна манит всегда: и литературная жизнь, так тонко зашифрованная Катаевым в книге «Алмазный мой венец», бушевала именно бездной. Блистательная катаевская игра, помноженная на необходимую серьёзность, остаётся блестящей, суля захватывающее чтение и в наши дни…

Александр БАЛТИН.

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: