Путь солдата

В сентябре мир отмечает очередную годовщину окончания Второй мировой войны, одной из кровавых драм
XX века. Эта дата связана с победой над Японией. Мой друг Иван Константинович Черкасов, рождения 1927 года, остался жив в той бойне. Он с любовью и теплотой до самой смерти вспоминал пофамильно своих погибших ребят-товарищей…

Ему довелось пережить короткий, но врезавшийся в память период немецко-фашистской оккупации в Острогожске Воронежской области. Под мобилизацию он попал в декабре 1944 года. Он, как и многие его земляки-воронежцы, оказался в учебной части на территории Бершецких лагерей, что находились в Пермской, тогда Молотовской области.
— Где-то в начале 1945 года, — рассказывал мой друг, — после принятия присяги нас стали готовить к фронту. Из меня получился, по словам офицеров, «классный пулемётчик». В апреле месяце, ночью нас подняли по тревоге. При свете прожекторов полковник, начальник школы, произнёс речь: «Сынки! На Берлин! Завершим дело наших дедов и отцов!..». После речи полковника нас погрузили в вагоны и повезли. Мы думали – «Впереди битва за Берлин». Но…. Мы, солдаты, не знали высоких замыслов, многие даже и не слышали, что есть такая страна Япония.

Не доезжая Москвы, нас повернули на Восток. По эшелону поползли солдатские слухи. Мы подолгу стояли на станциях, нас обгоняли другие воинские эшелоны уже с бывалыми солдатами, которые делились с нами своими домыслами, но главное – они искали среди нас своих земляков. День Победы мы встретили на станции Чита-2. Восторг охватил всех – выстрелы, ракеты, объятия, смех, слёзы радости…
Наш конечный пункт станция Гродеково, что на границе с Китаем. Там я попал в 852-й полк, прославленной 277-й стрелковой дивизии генерал-майора Гладышева, которая была переброшена на Восток из-под Кенигсберга. Началась усиленная подготовка. Стрельбы каждый день…
8 августа 1945 года, — продолжал свой рассказ Иван Константинович, — полк неожиданно подняли по тревоге, посадили в вагоны и повезли, как нам объяснили, на фронт. Мы заняли уже подготовленные окопы и стали ждать приказа. Приказ нам, пехоте, последовал после мощной артиллерийской подготовки. Такого я в своей жизни уже не испытывал никогда. Затем вперёд пошла «царица полей». Перед нами был укреплённый район японцев Муданьцзян, который мы прорвали только 16 августа. Японцы упорно сопротивлялись, бросаясь в контратаки. Мне пришлось прикрывать наших бойцов.
Помогала и артиллерия, но погода была ненастная, и точность артиллерии была невелика. «Вся надежда на вас», — сказал нам командир полка. Мы не подвели. Наши «максимы» — мы тогда пулемёты всех систем любовно называли «максимами» — действовали безотказно. Так, шаг за шагом, под дождём и в слякоти, мы продвигались вперёд.
Там я впервые увидел убитых солдат – вражеских и своих. Мне повезло, что я не сходился в рукопашной схватке. Но я видел состояние своих товарищей, которые бились в истерике, выходя живыми из этих свалок. Ведь большинству из нас было по 18—19 лет. Бывалые солдаты успокаивали нас... Говорят — время лечит, но осадок о тех днях остался до старости.
Перед городом тянулись сопки, до отказа начинённые железобетонными дотами. У подножья высот тянулись противотанковые рвы, ряды колючей проволоки, минные поля. И всё это было тщательно замаскировано. Когда наши танки, а затем пехота ворвались в город, японский гарнизон ушёл в сопки. Японцы засели за двух-трёхэтажными оборонительными сооружениями, откуда их пришлось буквально выкуривать и выжигать. Вот здесь-то мы и потеряли большинство своих товарищей, прежде чем над укреплениями взвился белый флаг…
Здесь прерву рассказ своего друга, рядового бойца, и обращусь коротко к запискам маршала Василевского, главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке за 17 августа 1945 года: «Японцы просчитались... и не раз ещё по этой причине врагам нашим придётся умываться и захлёбываться своей кровью… Нелегко там маршалу Мерецкову, его солдатам и офицерам. И как им удалось прогрызть эти три долговременных оборонительных рубежа с тысячей дотов?! Впрочем, и тут всё тот же просчёт японцев – предполья-то настоящего не было. Да и глубина расположения укрепрайона не ахти какая. А промежутки слабо прикрыты…».
Вечером 18 августа А.М. Василевский потребовал от командующих фронтами организовать подвижные отряды и воздушные десанты для захвата важных городов и пунктов. В каждой армии было создано 3-7 отрядов в составе до усиленного стрелкового полка. Так, от 5-й армии на Гирин был снаряжён 850-й стрелковый полк 277-й стрелковой дивизии генерал-майора С.Т. Гладышева, а 852-й стрелковый полк этой дивизии, где сражался мой друг, рядовой И.К. Черкасов был брошен на Харбин. И вот что рассказывал мой друг:
— После прорыва муданьцзянского укрепрайона стало немного легче. Улучшилась погода, да и прыть японцев уменьшилась. Нас в усиленном темпе направили на Харбин, где с 18 августа действовал наш десант. Но этот бросок пришлось совершать при сопротивлении отдельных групп и гарнизонов врага. 20 августа мы полностью освободили Харбин. Началось налаживание мирной жизни. Там нас и застало известие о капитуляции Японии. Хотя ещё до этого были прекращены военные действия в Маньчжурии, но многие японцы ещё сопротивлялись. Особо нам досаждали смертники, которые ни за что не хотели смириться с поражением. Приходилось их вылавливать. В Харбине я пробыл недолго, нашу роту бросили на охрану японских складов, которых было множество в районе города.
Ненависти, какая была к фашистам, которые натворили много зла на нашей Родине, мы к японцам не испытывали. По-моему, и японцы не испытывали к нам «звериной злобы». Единственно, что у нас вызывало жалость – это беднота местного населения, китайцев, или, как они называли себя, маньчжур. Мы многое раздавали им с японских складов, за что они очень-очень нас благодарили.
По завершении военной кампании каждый из нас перед строем торжественно был награждён грамотой Верховного Главнокомандующего. Эта грамота мне дороже всяких других наград. Ведь на фронте главная награда – жизнь. Когда меня спрашивают, а что геройского я совершил? — Честно отвечаю: «Выполнил свой солдатский долг! За спинами других солдат не прятался. А что живой остался – спасибо моим командирам, которые отлично научились бить фашистов и берегли нас, пацанов!»
— Так я стал участником завершения Второй мировой войны, которая стоила нам немалой крови, — закончил свой рассказ мой друг — солдат Иван Константинович Черкасов.
Правда, домой он вернулся только в 1951 году, отдав срочной службе в армии более семи лет. Ему никак не понять нынешних «реформ» в Вооружённых силах.
В 1946 году Ивана Черкасова и многих его товарищей прикомандировали к железнодорожной военной комендатуре станции Спасск-Дальний. В 1947 году они были отозваны в свои части, которые подтягивались во Владивосток. Началось формирование 14-й Ударной десантной армии генерала Олешева, дислоцирующейся на полуострове Чукотка.
В 1947 году на теплоходе «Валерий Чкалов», по его словам, «поехал» на землю Чукотки, где в сентябре теплоход причалил в бухте Проведения. Там, на Чукотке, ему пришлось в 1947–1949 годах жить в палатках. Лес для казарм на Чукотку стали завозить только в 1949 году. В октябре 1951 года поступила долгожданная команда на увольнение в запас. Домой, в город Острогожск, он добрался, только к Новому году, его даже мать родная не узнала – возмужал, изменился…
Сегодня уже нет солдата и труженика Ивана Константиновича Черкасова, но память о таких, как он, должна жить в веках!

Вадим КУЛИНЧЕНКО, капитан 1 ранга в отставке, ветеран боевых действий.