В сердцах храните образ светлый

Добрый день! Меня зовут Дмитрий. Я латвиец, родился в Риге, в данное время прохожу обучение в одном из вузов России. В августе прошлого года в Риге, столице Латвии, был снесён памятник воинам-освободителям. В связи с этим событием мной был написан очерк, который, к сожалению, ни одно латвийское издание не опубликует по понятным причинам. Хотел предложить его для публикации в Вашем печатном издании… (Из письма в «Слово».)

---

«Если же будете в ненависти жить, в распрях и ссорах, то погибнете сами и погубите землю отцов своих и дедов, которые добыли её трудом своим великим…»

Ярослав Мудрый.

Вдали, в бескрайнем, чистом как лазурь, хрустальном от звенящей прохлады небе, появилась небольшая точка. Медленно плывя, она приближалась, постепенно разрастаясь в серебристую полосу, — и вот уже слышалось печальное курлыканье журавлей, будто бы навеки прощавшихся с прежней жизнью, с прежним миром, а вместе с ним показался и сам клин, освещённый таким же хрустальным, как и небо, уже холодным восходившим солнцем. Паря в голубом море, широко раскинув свои крылья, словно золотые в лучах утреннего света, они проплывали над ещё спавшим городом…

Их скорбное пение, наконец, разнеслось и над одним парком, заросшим и покрытым пожелтевшей листвой деревьев, словно он в какой-то миг оказался никому не нужен и — заброшен. Всегда казавшийся величественным с высоты птичьего полёта, сейчас он выглядел пустым, бездушным. Один из медленно летевших журавлей пристально смотрел на будто бы забытый людьми парк — и не узнавал его. Не было больше каменных фигур солдат, изображавших подвиги народа, не было больше скульптуры Родины-матери, олицетворявшей надежду отчаянно боровшихся за свою свободу людей, не было больше стелы, увенчанной пятью позолоченными звёздами, которые, подобно зеркалу, отражая ручьи солнечного света, в былое время всегда встречали и провожали в долгий путь птичье племя…

…Со зловещим треском скалывались ступени, подводившие к монументу мужества и помнившие следы своих героев — ветеранов — вместе с морем людей, навечно благодарных им за подвиг. Серой пылью мщения — и за что? — был отравлен воздух в миг низвержения скульптур солдат с гордо поднятой головой, возведённых, чтобы помнили о годах неземных лишений и витавшим над ними чёрным, ледяным, неживым духом смерти. С величайшей скорбью отзывалось это в сердцах неравнодушных: с каждым ударом отбойного молотка, с каждым отваливающимся куском Родины-матери душа разрывалась от горя…

И за каждое слово, за каждый цветок, за каждый негаснущий огонь свечи, мерцавший в темноте ночи, когда не слышно было ни отбойных молотков, ни работы тракторов и самосвалов — чудовищных машин, управляемых чудовищными людьми, — за каждый крик души, выливавшийся наружу, точно из переполненного болью обиды и священной ярости стакана, нужно было бороться, словно пробиваясь сквозь воздвигнутую человеком дьявольскую стену непонимания.

Целых 37 лет весь народ мог вместе, единой душой с единым сердцебиением встречать день воцарения свободы и окончания страшных лишений, день новых надежд, в которых больше не было страха смотреть в будущее, — одним словом, тот самый День Победы, полный всех тех чувств, которые находят отклик в любом благодарном за великий подвиг человеке, семью и предков которого, несомненно, эти события не могли обойти. Собираясь у обелиска, у каменных фигур освободителей, каждый становился прочно связан невидимой сетью единения, настолько крепкой, что ни один, кто намеренно оставался в этот день глухим и слепым, не мог её разорвать, не мог даже всколыхнуть её в тщетных попытках разъединить, отдалить друг от друг собравшихся в Парке Победы людей. И ведь сколько слезинок видела Родина-мать каждый год на юных и морщинистых веках молодых и пожилых людей! Какой благодарностью были полны взгляды в тот майский день у тех, кто, неся в нескончаемом живом потоке людей портреты своих отцов, матерей, дедов, прадедов, ясно этим говорил: «Нет, мы никогда не забудем и не дадим забыть несмотря ни на что!»

И вот, спустя 37 лет, чёрная тень нацизма, будто свинцовой тучей заслонив лучистое солнце в мирном голубом небе, вновь поднялась из клетки, в которую, думав, что навечно, заточили её те, память которых сейчас чтут несущие их портреты в бессмертном полку потомки. «Фашисты!» — в бессильной злобе вскрикнула окружённая стражами «порядка» пожилая женщина, не сумевши запереть в себе рвущиеся наружу слова отчаяния, пытавшиеся хоть таким образом задержать, остановить и повернуть время вспять, туда, где о подобных кощунственных деяниях не мог помыслить ни один разумный человек. А между тем, правый глас разума, вырвавшийся из уст простого человека, раскололся о воздвигнутую глумившимся вокруг молодым поколением насыпь и, не найдя там понимания за чёрным покрывалом равнодушия, погас, так и не испепелив ранее посеянное в юных сердцах семя зла. О, справедливое горе тем, кто, не почувствовав раскаяние сейчас, спустя годы осознает всю дьявольскую суть своего поступка и предстанет с этим чёрным, несмываемым пятном греха перед Судом Божьим!

Точно стальными щипцами разрывая живую плоть человека с тем, чтобы доставить ему как можно больше страданий, безумные люди, следовавшие безумному приказу, подписанному ещё более безумными людьми, отбойными молотками безбожно уничтожали основание стелы, не видя за ней душ людей, которым было так больно, словно не над камнем, а над ними проводили эти варварские действия. Скрываясь от народного гнева чёрными буквами на белых листах бумаги, эти безумцы творили беззаконие! Полные чувства вседозволенности, они возомнили себя даже не наместниками, а самим Богом, способным вершить над человеком «правосудие» в своей искажённой, алчной и корыстной морали!

Но, сильные в своих глазах, они были бессильны перед Ним: падая, последний элемент уже полуразрушенного памятника — высившийся обелиск, увенчанный пятью позолоченными звёздами, — ударяясь о гладь пруда, поднял в воздух два белоснежных крыла, ангельских крыла. Этот образ проникал глубоко в души, навечно оставаясь в горячих сердцах сильных, свободных людей! Потерпев поражение в попытках отстоять монумент, они были озарены светом веры в то, что в этой борьбе они не одни, что на их стороне правда, что, возможно, рано или поздно у них или у их сыновей и дочерей, внуков и внучек вновь будет возможность в несомненно солнечный майский день под высоким сводом голубого неба возложить красные тюльпаны, жёлтые нарциссы и бордовые гвоздики к каменному подножию Памятника Освободителям…

А пока одни, точно посреди бескрайнего океана одиноко борющиеся с бездушной стихией моряки, они вынуждены в своих сердцах незыблемо хранить память об истине, о неискажённой никем правде. Только там она может быть в безопасности, только там до неё никогда не смогут добраться те, кто посмел уничтожить Памятник Освободителям. Нет, память так просто не стереть, не смыть чёрной кровью праведную кровь тех, кто погиб, чтобы жили мы!

…Лишь медленно опадавший листок, купаемый в лучах поднимавшегося солнца, на мгновение замер в воздухе, будто бы пытаясь в последний раз в деталях рассмотреть уродливо сваленные человеком груды камней и навечно унести с собой, безмолвно слившись с землёй, память о былом величии этого места. «Как эти люди похожи на нас», — подумал журавль, улетая в клине своих собратьев в бесконечную даль. — «Родившись в своём краю, они всё равно остаются чужими. Так и приходится всё куда-то лететь, лететь, лететь…»

Дмитрий ТКАЧЕНКО.