Я посылаю музыку тебе

Константин Васильевич Скворцов (род. 13 апреля 1939, Тула) — русский писатель, поэт. Мастер драматической поэзии. Окончил Челябинский агропромышленный университет и Высшие литературные курсы. Член Международного сообщества писательских союзов. Участник съездов писателей РСФСР, с 8-го съезда писателей СССР. Действительный член Петровской академии наук и искусств. Автор двадцати пьес в стихах. Живёт в Москве.
* * *
Из твоих восхитительных линий
И из запаха терпких волос
Эта ветка раскрывшихся лилий,
Что прекраснее тысячи роз.

Дышат лилии, словно живые,
Но их срезала чья-то рука.
Ах, как раны болят ножевые...
И мои не зажили пока.

Я судьбу-лиходейку не хаю.
Что звучащие втуне слова?
Эти лилии жадно вдыхаю,
Аж кружится моя голова...

Всё кружится, кружится доныне,
Как тогда... Упиваюсь до слёз
Волшебством
восхитительных линий,
Горьким запахом терпких волос.

* * *
Я не мог такое не заметить:
На краю непаханой земли
Задержался одичавший ветер
И, как конь, прилёг на ковыли.

После вековечного скитанья
Отдыхала певчая душа.
И на лёгкое её дыханье
Женщина неслышно подошла.

Дикий ветер — благо иль проклятье
Иль скиталец силы неземной?..
Женщину, поймав в свои объятья,
Он вознёс над грешною землёй!

И она обнять его хотела,
Звёздным небом, как собой, укрыв,
Но у ветра не бывает тела,
У него лишь голос да порыв!

Я не верю никаким приметам.
Но я знаю, ветер возлюбя:
Скоро стану
сам бессмертным ветром,
Чтоб незримо обнимать тебя.

Без меня не шелохнётся колос.
Я – дыханье моря и огня.
Каждый ветер свой имеет голос...
По нему узнаешь ты меня.

* * *
Засуха — небесное проклятье.
Пожелтели рощи и поля...
— Ветер, я хочу в твои объятья! —
умоляла чёрствая земля.

И, нарушив знойное затишье,
Ниоткуда ветер налетал...
И с деревьев осыпались листья
С треском,
как расплавленный металл.

Господи! За что ей это благо?
Раскалённый воздух холодя,
В землю жадно впитывалась влага
Золотыми копьями дождя.

Вздрагивали бабочки жасмина,
Как орган, гудели тополя...
Ах, как жаль, что это ты забыла,
Ветреная Женщина моя.

* * *
Дорога к трону выстлана огнём.
Пусть не страшат тебя мои пороки.
К ногам твоим
коврами лягут строки.
Войди в мой мир
и стань царицей в нём.

Господь не дал мне рыцарских манер.
Я, как пират, на абордаж брал время.
И принимая жизнь свою за бремя,
Сражался насмерть, как легионер.

Судьбу мою мне ангел протрубил:
На теле от мечей не счесть зарубок,
Но пред тобой
Любви священный кубок –
Я поседел, пока его добыл.

Войди царицей, пусть ликует Рим!
Он жаждет зрелищ,
как голодный хлеба...
А я раскрою синий купол неба
И улечу, как вечный пилигрим.

* * *
Если утро не солнцем в окне,
А слезою встречает тебя,
Я прошу, не грусти обо мне,
Выйди в поле, где стерхи трубят.

Воля вольная там и простор.
Ты за слабость себя не суди,
А завидев в долине костёр,
Не смущаясь, к нему подойди.

Там пасётся серебряный конь
И туман, словно пух лебедей.
Все невзгоды сжигает огонь.
Это пристань счастливых людей.

Ты им станешь дороже сестры.
Там не будет ни слёз, ни тревог
Потому, что я эти костры
Для тебя своим сердцем зажёг.
* * *
На чёрном плёсе —
бледный свет луны.
Шальной таймень
плеснулся где-то рядом.
Лежу в шатре из плотной тишины,
Простреленном
июльским звездопадом.

Свисает дым, как прядь седых волос,
В тайге непроходимой,
словно джунгли.
Как светляки, мерцают искры рос
И слепнут догорающие угли.

Вот, наконец, заснуло и зверьё.
Спит под покровом ночи
день усталый.
И только сердце глупое моё
Шлёт в неизвестность
гулкие сигналы.

Кому? Зачем?
Все сожжены мосты,
Ведь даже эхо здесь не возвратится.
Но неожиданно из темноты
Отозвалась неведомая птица.

И это был не филин, не удод...
Знакомый голос!.. Господи, откуда?
Мне б побежать во тьму
на голос тот,
Но я давно уже не верил чудо.

И сколько бы ни утекло воды,
Мне эта ночь останется наградой –
Я утром на песке нашёл следы,
Твои следы, что проходили рядом.

* *
Мне говорят: на землю опустись!
Увольте, господа, не та порода.
И ласточка проводит в небе жизнь.
В полёте обретается свобода.

Не дай ей Бог
стать жертвою молвы,
Что, мол, легко живётся
под консолью.
Когда в осипшем горле нет слюны,
Она гнездо своей скрепляет кровью.

Не так ли возвращались ты и я
В остывший дом, где целые недели
Лишь ветер неприкаянный гулял,
Любовью нашей заполняя щели.

Потерянного нам не наверстать,
Но коль любить,
так на разрыв аорты.
Я буду в небе ласточкой летать
И, как она, земли коснусь
лишь мёртвым.
* * *
По уставшей стране,
по забытым просёлкам и весям
Исполинское солнце катилось,
как мягкий клубок.
И небесным хоралом
звучала старинная песня,
И звенели, как гусли,
горячие струны дорог.

Спой же мне ещё раз
ту старинную песню в дорогу.
Пусть замрут на мгновенье
летящие ввысь облака.
Все дороги уводят не в Рим,
а к всесильному Богу,
И мы знаем с тобой,
как дорога к Нему нелегка.

Горечь тяжких обид
неприкаянный ветер рассеет.
И, как память о них,
будут горькие травы расти,
Но счастливее нас
никого мы не знали на свете,
Коль я в этом не прав,
ты меня, дорогая, прости.

Помолись обо мне,
погаси в моём сердце тревогу.
О тебе перед Ним
я в святых небесах помолюсь.
Спой же мне, как тогда,
ту старинную песню в дорогу,
По которой к тебе
я уже никогда не вернусь.

По уставшей стране,
по забытым просёлкам и весям
Исполинское солнце катилось,
как мягкий клубок.
И небесным хоралом
звучала старинная песня,
И звенели, как гусли,
горячие струны дорог.

* * *
Когда неведомым художником
Расчертят небо журавли,
Пусть грусть прольётся
тёплым дождиком,
Пар поднимая от земли.

Взгляни на миг на даль окрестную
У чувства светлого в плену.
Грусть осветляет даль небесную
И с глаз снимает пелену.

И мир совсем иным окажется
Ты в нём живи, а не гости.
И боль бессонная уляжется.
Грусти, любимая, грусти.

И станет прошлое рутиною
Ты в мире этом не одна...
Вон с незаконченной картиною
Мольберт вздыхает у окна.

* * *
В руке снежинка тает —
только тронь.
Тепло и холод — тайна бытия.
И, если я был пылок, как огонь,
Твой холод резкий отрезвлял меня.

Вон суетится белка у дупла.
Печёт жара, но это не беда,
Ведь коль она переберёт тепла,
Её спасут от смерти холода.

Палящий зной иль изморось росы –
Что полюбить, а что придать хуле?
Смотрю я на житейские весы...
И стрелка замирает на нуле.

* * *
То ль звёзды с неба сыплются,
то ль снег –
Природы непростительная шалость:
Земля и небо, зверь и человек –
Всё закружилось и перемешалось.

Я вижу только чёрную трубу
Сугробами укрытого зимовья.
По снегу, как по озеру, гребу.
Буран гудит, как сорванная кровля.

Косули замирают на бегу.
Молчит, как пленник,
скованная речка.
Но ждёт меня в мечтах,
что разожгу,
Давно огня не видевшая печка.

На стенах иней.
Лёд острей стекла.
Струится холод от окон незрячих.
Кто побывал в объятиях горячих,
Тому всегда недостаёт тепла.

Печь застонала, словно лоси в гон.
Вся раскраснелась
в расписных узорах.
И я боготворил её огонь...
Пока тайга не вспыхнула,
как порох.

Я не боюсь открытого огня.
Дымилась раскалённая рубаха.
Берёзы, окружившие меня,
Седели от неведомого страха.

Я на неё обиды не храню:
У всех свои взыгравшиеся страсти.
И доверял бы до сих пор огню,
Не окажись в его свирепой пасти.
И потому, хоть печку свято чту
По древней,
мне доставшейся привычке,
Я сплю в снегу, сжигая бересту,
Что загорелась от последней спички.

* * *
Когда в полночной тишине
Ко мне приходят чьи-то тени,
Не ты ль взгрустнула обо мне,
Главу роняя на колени?

Немая ворожба теней,
Луны мерцанье между окон.
Вдруг на расплывчатой стене,
Свернулся змейкой милый локон.

Не знаю, может, это бес,
В его проделках я не профи,
Но кто сказал, что нет чудес,
Когда ты здесь анфас и в профиль.

Во мне смиряя бунтаря,
Ты что-то шепчешь мне влюблённо...
А это в свете фонаря
Шевелит ветер ветви клёна.

* * *
Костра трепещущие линии
И птицы крик в ночной тиши...
Стихи всплывают, словно лилии,
Из тёмной глубины души.

Сквозь воды чёрные и стылые,
Наперекор лихой судьбе,
Они, как сомкнутые лилии,
Горячий свет несут в себе.

Ах, эта боль неутолимая
И неподвластная уму...
Стихи рождаются, как лилии,
Не открываясь никому.

* * *
Средь расставаний полюбовных
И в зное мелочных интриг
Я не писал стихов альбомных
И не любил ходульных книг.

Я брёл с ружьём через болото,
Ручьи пересекая вброд.
Вся жизнь моя была охотой
За птицей, что взлетит вот-вот.

...Насторожив степенных цапель,
Сапсан над заводью парит.
Строка моя, как острый скальпель,
Туда врезалась, где болит.

И пусть окончена охота –
Не для меня овец пасти.
Быть может, я убил кого-то,
Но, видит Бог, хотел спасти.

Константин СКВОРЦОВ