Юрий Сбитнев: Русь дикой не была

Юрий Николаевич Сбитнев – автор более двух десятков книг, которые выходили 100-тысячными тиражами, по которым снимали художественные фильмы и которые переведены на многие языки мира. В прошлом году за роман-дилогию «Великий князь» он удостоен историко-литературной премии «Александр Невский», сейчас работает над третьей книгой романа, а совсем недавно вышла его книга «Тайны родного слова», полностью посвящённая новому прочтению бессмертного «Слова о полку Игореве». О последних его работах и предлагаемая читателям беседа. й республике Советского Союза.

  — Мы с тобой, Юрий, давно знаем друг друга, и для тебя не секрет, как ценю я твоё творчество. Но с годами как-то попривык, уже и не удивляюсь. А «Великим князем» твоим, признаюсь, был буквально потрясён. И содержанием, и мастерством. Я по-новому, светло взглянул на древнюю историю нашу, хотя вообще-то никогда о ней плохо не думал, как думают и представляют её иные авторы. Миролюбие, жертвенность, доброта ко всему живому, приветливая отзывчивость к людям других племён и кровей – вот что увидел я в прародителях наших. Душа теплеет от этого! Поразительно показано и другое – какие беды несёт любое насилие, порождая распри, вражду, смуту. Наизнанку вывернул ты психологию предательства, подлости. С одной стороны честность, чистота помыслов и поступков, преданность земле своей, с другой – хитрость, лукавство, двурушничество, продажность. Как это современно звучит!.. И язык романа изумительный – сказовый слог! Выдержано от первой до последней строки. «Не море кинулось на берег, но берег подвинул море вспять…»
  — Из твоей тирады выделяю одно – замысел мой ты разглядел верно, именно это я и хотел отразить. Недруги наши, русофобы разных мастей, враги всего русского совершили кражу нашей национальной истории. Какими только эпитетами ни награждают её – страшная, безумная, варварская, кровавая. Хотят лишить нас корней. Да и сами мы по беспечности, по безалаберности или ещё почему часто забываем о них, не впервые уже теряем их, как это происходит сегодня. Это худшее изо всех зол, совершаемых над нами.
  А история наша уникальна. Такого ещё не было в мире, чтобы из сожжённого в пепел корня поднялись и живут три равновеликих народа, три славянских государства, и эта древнерусская троица продолжает нести миру Добро и Свет. В третьей книге исторического романа, которую сейчас пишу, хочу показать незамутнённое детство моих главных героев с тем удивительным народным укладом, который прожёг почти тысячелетия и был явлен в моём русском сельском детстве. Хочу показать светлую, ещё не обременённую догматом христианства давно уже единоверную Русь. Ты как-то говорил, что считаешь себя неверующим. Этого, Алексей, с русским человеком быть не может. Я не о конфессииях, митрополитах, епископах, а о той самой вере, которая и делает человека человеком. Вот и стоит передо мной сверхзадача – рассказать о ней, истинно святой древнерусской православной вере, которой жил наш народ ещё до крещения Владимирова.
  — Справишься! «Великий князь» тому порукой. Не перестаю удивляться, как удалось тебе так зримо изобразить столь давние события, будто сам ты там жил и по горячим следам рассказал обо всём, что собственными глазами видел. Да и последняя твоя книга о «Слове о полку Игореве» в пользу этого. Доскональнейшее знание текста поэмы! До буковки! Знаешь и всё написанное о ней, начиная с пушкинских времён, и многие, многие другие источники. Поражает запас слов и выражений, дошедших до нас из глубокой древности, которыми ты так вольно владеешь и свободно пользуешься, объясняя непонятные нам «старые словесы»!
  — Не забывай, что я отдал этому полвека своей жизни. Летописи изучал, слова эти самые собирал из местных наречий в разных уголках страны, куда заносила меня судьба (у меня их целые собрания!), встречался с учёными — исследователями «Слова», академиками Рыбаковым, Лихачёвым, участвовал вместе с ними в научных конференциях. И увидел, что за двести лет «Слово» так занаучили (во многом очень талантливо), что его и не разглядеть, не прочитать по-доброму. Непостижимая глубина мысли, божественная гармония превращены в блистательный хаос. Я попытался сказать что-то совершенно новое, отличающееся ото всех, даже от многого талантливого, что написано о «Слове». Прочитываю его только с помощью нашего, живого русского языка – это самый верный путь. И моё собрание старинных слов тут незаменимо.
  — Твои выводы неожиданны и даже ошеломляющи. Автором, оказывается, была женщина, имя её называешь...
  — И до меня высказывалось предположение, что автор — женщина. Конечно, женщина! В поэме всюду звучит женский голос. И вся поэма – это плач, плач о Родине, растерзанной княжескими усобицами, распрями. Плачет Ярославна, плачет великий князь Святослав («злато слово слезами смешено»), плачут русские жёны по погибшим мужьям, и трава «ничить жалощами», и «древо с тугою к земли преклонилось». Поэма-плач. Академик Рыбаков не отвергал этого моего утверждения. А плачи на Руси всегда исполняли только женщины. Кстати, русские плачи — самые древние и, увы, не изученные до сих пор шедевры устной литературы. «Слово» — первый письменный плач, и написала его, безусловно, женщина. Вслушайся в плач Ярославны – мог так писать мужчина? А любовь к князю Игорю! Она ведь не просто показана, а ВЫРАЖЕНА – мужчине сие не дано.
  Женщины в Древней Руси были высоко почитаемы и образованны. Князь – прежде всего воин, вечно в походах, детей воспитывала княгиня, передавала им всю мудрость мира, учила их чтению, письму, счёту – всему! А для этого сама должна быть образованной. Многие женщины того круга знали иностранные языки, писали стихи, летописи. Женщина-летописец не была редкостью.
  — Я где-то читал, что дочь Ярослава Мудрого Анна, выданная замуж за французского короля, писала отцу: «В какую варварскую страну ты меня послал!»
  — Весьма возможно. Сама она знала и науки, и искусство, сочиняла музыку, читала и писала на нескольких иностранных языках, а муж её, король, крестиками расписывался. Между прочим, тогда почти все европейские короли либо сами были женаты на дочерях русских князей, либо сыновей своих женили на них, а дочерей отдавали замуж за наших князей. То есть считали честью породниться с Русью. Тот же Ярослав Мудрый был зятем шведского короля, тестем норвежского и венгерского, сын его был женат на дочери византийского императора. Вряд ли те пошли бы на это, будь наша Русь дикой.
  — Безусловно!.. Теперь скажи: ты полностью убеждён, что автором «Слова» была дочь великого князя киевского?
  — Абсолютно. Болеслава Святославовна! Это была высокообразованная, талантливейшая женщина, сказительница-боян, летописица. Именно о ней будет третья книга моего романа. Опираюсь исключительно на древние писания, по крупицам сведения собирал. Выяснил, что с князем Игорем они близкие родственники, росли вместе, были единомышленниками, она любила его, и эта чистая сестринская любовь выражена в поэме. Ну кто мог так воспеть неудачный поход в общем-то мало известного князя, кроме любящей женщины? И о Святославе написано так тепло, как могла написать только любящая дочь, в её восприятии он мудрый правитель Руси, сильный полководец, хотя таковым Святослав Всеволодович не был.
  И вот ещё: младые годы Болеславы прошли в Чернигове и Новгороде Северском, потом её выдали замуж за Владимира — сына галицкого князя Ярослава (а Игорь женился на дочери того же Ярослава Ефросинье — в поэме она Ярославна), и стала жить Болеслава в Галиче; а когда брак её распался — снова в доме отца, уже в Киеве. Так что она, летописеца, вполне могла быть автором и Галицко-Волынской, и Киевской, Черниговской Святославовых летописей. Академик Рыбаков указывал, что именно в этих летописях проглядывается рука автора «Слова о полку Игореве». Смотри, сколько совпадений!
  Наконец, решающее подтверждение моей версии. В древние и средние века авторы засекречивали своё имя в конце произведения, называя себя в третьем лице. Такую подпись – «сфрагиду» — в тексте «Слова» выделяли многие исследователи, но расшифровать её не удавалось. Осложнялось ещё тем, что после неё идёт несколько фраз, приписанных, скорее всего, другим автором в более позднее время (это не только моё мнение), и подпись слилась с ними, потонула в них. Как только ни реконструировали и ни переводили её – ясности не было. Моя реконструкция такова (я не переставил, тем более не заменил и не дописал ни одной буквы!): «Рекъ бояни ходына Святъславля, пестворица старого времени, Ярославля Ольгова коганя хоти». Ходына – жена, «отосланная» неверным мужем в дом отца, каковой была Болеслава («ходына Святъславля»); пестворица старого времени — это летописеца, тоже она; Ярослав – её свёкор, а жена его Ольга любила невестку, как свою дочь («Ольгова коганя хоти», где коганя – кроха, дитя, а хоти — желать, любить). Таким образом: рассказала сие сказительница, летописеца, ходына Святослава, Ярославовой Ольги дитя любимое.
  Собственноручная подпись Болеславы Святославовны!
  — Признайся, расшифровав последнее слово, не запел? Я бы вскочил и заорал: «Ай да Лёнька!» (в ответ лишь улыбка)... Мне хочется, Юрий, видеть твою будущую книгу о княгине Болеславе вместе с её «Словом о полку Игореве» и твоим переводом.
  — Перевести «Слово», Алёша, невозможно, дай бог поточнее переложить, приблизить к пониманию современного человека, максимально сохранив подлинность «старых словес».
  — Под переводом я это и имел ввиду. Переводить такое, как «струны сами княземъ славу рокотаху» — только портить. Такая в поэме образность, метафоричность! Опубликовать твоё переложение вместе с романом – было бы замечательно. Читатели должны знать, как совершенно по-новому трактуешь ты и цель похода Игоря, и личность Бояна, и многие «тёмные места». А то ведь книга «Тайны родного слова» с обоснованием твоих версий быстро разошлась, её уже и не найти. А спрос на неё большой. Я видел, как раскупали её на читательских встречах. На презентации в городе Чехове музейный зал был полон, у многих в руках твоя книга, а один мужчина купил пять экземпляров – должно быть, кому-то будет дарить. Так что неправда это, будто совсем пропал у нас интерес к серьёзному чтению. Убери с прилавков разную «лабуду», положи хорошие книги – их будут покупать и читать.
  — Я тоже так думаю.