Я большой и капризный ребенок...

Слово о грустном романтике

Читать стихи, написанные в наши не в меру прагматичные дни, особенно интересно. А те, которые проникнуты немалой толикой романтики, тем более. Поэтому мне приятно представить лирические произведения русского поэта Петра Антропова, родившегося и выросшего в Латвии. От них веет не только грустью, но и любовью, душевным теплом и романтикой.
На лирическое отношение к ним настраивает уже само название поэтического сборника — «Я большой и капризный ребенок...». Не каждому мужчине хватает духу признаться в природной слабости «сильного» пола. Автор рискнул. Его искренность и непосредственность невольно нашли отклик и в моем сердце. Читаешь — и кажется, что стихи написаны совсем еще молодым человеком, который еще не устал любить.
И вот что удивительно: сами стихи весьма просты по форме, в них нет каких-то необычных слов или образов, но зато есть что-то неуловимо нежное, щемящее, что трогает душу, заставляет их перечитывать вновь.
Может быть, автор и не самый «последний романтик ушедшей эпохи», как он подчеркивает в одном из своих стихотворений. Романтики были и раньше, есть они и сегодня и, очень надеюсь, что будут и завтра. Так что Петр Антропов скорее не «последний», а грустный романтик, который, как и многие из нас, не в восторге от «эпохи больших перемен».

Но подобная грусть всегда была свойственна русским поэтам, у которых болела душа за все, что творится на нашей земле. Вот и автор сборника признается в своих стихах:
«Оттого и душа извелась,
изболелась.
Я, как будто, пред миром в долгу.
Я не в силах его изменить,
переделать,
Но таким полюбить не могу».
А в том, что Петр Антропов по духу настоящий русский поэт, у меня нет и тени сомнения. Чтобы убедиться в этом, вам достаточно прочесть его стихи «Мы — русские», «Я крещен старовером», «Сергею Есенину».
Один критик даже назвал их «духовными». Человек он верующий — ему виднее. А я назову стихи Антропова немного иначе — «душевные». На мой взгляд, это будет точнее и понятнее читателям.
У верена, что у многих из них найдут отклик и другие лирические произведения грустного романтика Петра Антропова. Они написаны с душой. И написаны для души.

Антонина ПИКУЛЬ,
член Союза писателей России.
Я крещен старовером…
В старом храме латгальского края
На рассвете осеннего дня
Мне досталася вера такая —
Старовером крестили меня —
Вместе с ней — и судьба старовера,
И характер упрямый такой,
И поступкам — суровая мера,
И надежда на вечный покой.
Я ее растерял по дорогам
И детей в другой церкви крестил,
А теперь признаюсь перед Богом —
Мало верил и мало любил.
Все спешил этот мир переделать
Осчастливить людей и себя,
А теперь даже жить расхотелось,
Но как жить, этот мир не любя?
Как мне к вере своей прислониться,
На нее опереться душой?
Пусть мне нынче хотя бы приснится
Старый храм над латгальской
горой...

Галоши, осень и мороз…
Я снова вспомнил школу, осень,
Как я ходил босой в мороз.
Тогда мне было только восемь,
Никто не видел моих слез.
И только в школе сторожиха
Меня однажды тихо позвала:
«Постой-ка, детка, посмотри-ка,
Тебе галоши справные нашла».
Они красою не сияли,
Мне стыдно было их носить,
Но в те морозы душу согревали
И помогали в школу приходить.
С тех пор уж лет прошло немало,
Давно и нету школы той,
Старушка добрая устала,
И крест хранит ее покой.
Меня, как прежде, обижают,
Бывает больно, аж до слез,
И я тогда старушку вспоминаю,
Галоши, осень и мороз...

Я большой и капризный ребенок...
Я большой и капризный ребенок —
Мне всегда не хватает тепла
И не могут придумать пеленок,
Чтобы в них отогрелась душа.
Я к прохожим тянусь,
Я поверить пытаюсь...
Я желаю вам, люди, добра,
Но опять и опять ошибаюсь,
И опять не хватает меня.
А в руках у меня — не игрушки,
А огромный непознанный мир.
Но мне кажется, очень кажется,
Что его я уже... уронил.

Больше верьте и меньше грешите…
Не достойны Христа,
Не достойны
Мы две тысячи прожитых лет.
Вновь горды
И собою довольны.
И не чтим
Даже Новый завет.
Суетимся, грешим и скандалим,
И кумиров себе создаем.
И не любим врагов,
Не прощаем
И себя и других предаем.
А когда допечет, разболится,
Мы к ближайшему храму спешим,
Начинаем просить и молиться
И грехов отпущенья хотим.
И опять — не святая наивность,
А досужий житейский расчет:
Мол, побольше, послаще попросим,
И прощенье
С небес упадет.
Но не будет чудес и прощенья,
Коль в душе не забрезжит рассвет...
Больше верьте
И меньше грешите,
А иного спасения нет.

Мы — русские
Мы — русские
И русскими мы будем,
Уж такова у нас судьба.
И мы Россию сердцем не забудем —
Она ведь наших предков родила.
Мы — русские
И говорим по-русски,
И ничего плохого в этом нет.
Да, не даем обидчикам мы спуску
И из того не делаем секрет.
Нас триста лет коробили татары,
С наскока брал Москву Наполеон.
Но не ушли они от русской кары,
Таков уж нашей вечности закон.
Не зря у нас любимую игрушку,
Не Барби, Встанькою зовут.
И мы не раз поднимемся, воспрянем,
Когда нас боги в вечность позовут...

Мгновенья счастья
Один лишь взгляд,
Одно касанье,
И душ невидимый полет,
Сердец беззвучное признанье,
И мир вокруг —
Уже цветет.
Мгновенья счастья
Так недолговечны,
И мы их плохо бережем,
Порой предательски беспечны
И редко делим их вдвоем.
Они нам души обжигают,
Ну как их можно не любить...
Но как мы поздно понимаем,
Что ради них
И стоит жить.

Нам страшно себя выпускать…
От людей
Глубоко мы запрятаны
Под изящную сетку словес
И доступные, и непонятные
Бродим в поисках детских чудес.
Нас обидеть легко — до нелепости
И как трудно понять иногда.
Нам всегда не хватает нежности,
Но от нас, видно, больше вреда.
Наши чувства
Подобны лишь отблескам
Не сошедшего с неба огня,
А сердца —
Те закованы в доспехи,
На которые нету меча.
Мы сгораем в себе —
Бесполезные,
Неспособные сердце отдать,
Очень добрые,
Злые и нежные...
И нам страшно
Себя выпускать.

Сергею Есенину
И ругали, и хулили,
И хвалили взахлеб.
И в глубоком отчаяньи
Обнесли
Вокруг Пушкина гроб.
И забыли...
И вспомнили
О нежнейшем российском певце,
И теперь
Уже в новой Рязани
Поют песни твои и тебе.
А в Москве
По бульвару Есенина
Средь бетона стекла
И берез
Молодой
И от счастья рассеянный,
Ты в далекое завтра идешь.
Не холодною бронзой чеканной,
Что звенит на московской заре,
А щемящим
Врачующим словом,
Золотым,
Словно лист в октябре...

*   *   *
Я согласен — и впредь не платите,
Пусть шатает меня на ходу,
Не давайте жилья, не кормите,
Всё равно на работу приду.

День получки — нет траурней
даты,
Просто нет её в этом году,
Не давайте паёк и зарплату,
Всё равно на работу приду.

Отдыхать ни за что не поеду,
Это море имел я [в виду],
Чай пустой и сухарик к обеду,
Всё равно на работу приду.

И лечиться мне вовсе не надо,
Могут вылечить вдруг на беду,
Не нужны никакие награды.
Всё равно на работу приду.

Ничего, что одежда в заплатах,
Я не вру вам, имейте в виду,
Даже если проезд будет платным,
Всё равно на работу приду.

Я приду, даже если затменье,
Даже если начальник Иуда,
Даже если в мозгу помутненье,
Я ПРИДУ! НО РАБОТАТЬ
НЕ БУДУ!

 

Пётр АНТРОПОВ