slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Всю жизнь я писал любовь к России

15 марта исполняется 75 лет великому русскому писателю Валентину Григорьевичу Распутину

Чего греха таить – в унынии пребываешь сегодня от опошления и упадка нашей культуры, от бедственного положения русского народа в собственной стране. Но всякий раз, глядя на такую вершину человеческого духа, совести и таланта, какой предстаёт перед нами Распутин, понимаешь, что Россия жива, жив и славен её народ, рождающий таких, как он, сыновей.
Сам факт присутствия исполинской фигуры Распутина среди нас — лучший довод против любых кладбищенских песен о России. Распутинское слово на протяжении полувека сберегает бессмертную душу народа, его язык, совестливое и героическое народное бытие. «Всю жизнь я писал любовь к России», — скажет Распутин и этими словами выразит главное о себе и своём творчестве. В наше надорванное время потери высоких смыслов и измельчания душ со страниц распутинской прозы нам светит всевечная любовь к людям, к своей земле, к своей истории.

 

На иркутской земле
Сибирские просторы завораживают. Иркутская область вмещает 23 Франции! Достаточно сказать, что районный центр Усть-Уда, родина Распутина, отстоит от областного центра на 1800 километров! Немыслимо вообразить материковым русским безбрежность таких далей…
На иркутской земле мы — большая группа писателей, поэтов и журналистов со всей России — оказались по приглашению Валентина Григорьевича Распутина, чьими стараниями уже который год проводится фестиваль «Сияние России». Это удивительный праздник из встреч с читателями и почитателями настоящей литературы, из выступлений перед студентами, работниками библиотек, музеев и театров иркутской земли. Сотни литераторов, художников, актёров, певцов, музыкантов были гостями фестиваля, ставшего традиционным в последний десяток лет.
Отсюда и впрямь светит и сияет Россия всей остальной стране.
Дивился тому, как любят и почитают Распутина на его малой родине. Он всегда окружён поклонниками, всегда в гуще симпатизирующих ему. Люди ждут его слова, самого простого и малозначащего, но чтобы оно шло непременно от него – от своего, байкальского, сибирского, с некоторых пор ещё и москвича.
Замечал не раз, как стихали шумные и амбициозные деятели культуры рядом с Распутиным, как тушевались тщеславные, смирялись гонористые при созерцании спокойной и несуетной персоны великого писателя. Простотой общения, своим тихим голосом Распутин словно увещевает окружающих, невольно заставляя их слезть с котурнов, стать тише, неприметнее.
«У нас в народе это есть – не могут быть наравне, — сказал он как-то мне. — Надо обязательно, чтобы быть или выше, или ниже». В самом Распутине безошибочно угадывается чувство внутреннего достоинства, которое позволяет ему держаться на равных что с высшими сановниками, что со сторожем на лодочной станции.
Валентин Распутин абсолютно нетелевизионный персонаж, если понимать это слово по гламурным меркам нынешнего разнузданного времени, когда «телевизионным» считается тот, кто устраивает базарную перебранку на публике или впадает в истерику, непременно стремясь переорать оппонента. Его речь раздумчива, нетороплива, он всегда берёт некую паузу, прежде чем ответить, словно прислушивается к некоему камертону внутри себя, который позволяет ему найти единственно верное слово.
Глубокая православная вера даёт ему эту манеру держать себя, эту негромкую, несуетную речь, когда всякое его слово весомо, а суждения и советы лишены легковесности.
Писатель удостоен всех возможных званий и наград: дважды лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда, кавалер высших орденов СССР и России. Но глядя на то, как воспринимает свои титулы Валентин Григорьевич, иной раз почему-то хочется поправить слово «удостоен» на «обременён».

 

Разговоры на даче
…Вспоминается октябрьский день почти пять лет назад, напоследок пред долгой зимой щедро залитый осенним солнцем – второе, а может, в Сибири и третье Бабье лето. В тени было зябко, а на просторе, залитом солнцем, дышалось по-весеннему легко. Чистая тёмная гладь озерца шагах в тридцати, ещё зелёная и словно встрепенувшаяся навстречу последнему солнцу трава, развесистое дерево с голыми ветвями справа на прогалине, небольшой, простенький и светлый дом, обшитый снаружи свежей, играющей в лучах смолистой вагонкой.
Это была дача Распутиных — Валентина Григорьевича и Светланы Ивановны – под Иркутском, куда хозяева пригласили нас отобедать. Савва Ямщиков, давний и преданный друг семейства, Анатолий Пантелеев из Питера, фотограф и кинооператор, ваш покорный слуга. Толя снимает Распутина без малого тридцать лет. Зная нелюбовь Валентина Григорьевича к снимающей публике («Не могу, когда меня снимают — как будто кожу сдирают!», — в сердцах он бросил как-то), давняя дружба с Пантелеевым есть знак особого доверия.
По дороге заехали посмотреть этнографический музей в Тальцах, прошлись по острогу, какие рубили здесь русские казаки в XVII веке, неукротимой волной накатываясь всё дальше и дальше на восток. Весь музей составился из строений, которые должны были уйти под воду при строительстве очередной ГЭС.
Присели на завалинке избы, просторной, как сама Сибирь, грелись на осеннем солнце, ловя последнее тепло. «Острог – это ведь крепость, так? А где же они жили?» — спросил у Распутина. «Здесь и жили. Казаки доставали себе жён из местных буряток, тунгусок. Мешались, теряли кровь и веру. Только гораздо позже их стали переселять уже с жёнами и детьми».
Зашли в школу, построенную, как гласила памятная доска на входе, в 1885 году. В просторном классе — три ряда крошечных парт с чёрными крышками. Точь-в-точь таких, на которых сидели мои одноклассники в 50-х гг. в начальной школе подмосковного Дмитрова. «И я в такой же школе учился, — отозвался своим воспоминаниям Распутин. – У нас три класса сидели – каждый в своём ряду. И одна учительница на всех».
Толя Пантелеев возил с собой видавшую виды гармошку, расчехлял её при каждом удобном случае – в автобусе или в застолье — и запевал. Песен он знает немереное количество, напрочь забытых и хорошо известных, русских и советских – гимнов и маршей, романсов и частушек, хоровых и обрядовых. Его часами заслушивались писатели и поэты на своих посиделках, иногда тихо подпевая, а иной раз и грянув во всю мощь истосковавшейся в мегаполисах души. «Славное море, священный Байкал» здесь, в паре десятков километров от великого моря, звучал по-другому, не так, как на далёком отсюда материке европейской России. Послушав «По диким степям Забайкалья», Распутин заметил: «Это не наша песня. Там буряты».
Савва Васильевич Ямщиков, сильно раздавшийся вширь, громогласный, красивый — густая серебряная седина только оттеняла густой румянец на щеках — как всегда, держал беседу в своих руках, потчуя присутствующих рассказами о своих битвах с врагами русской культуры, о выступлениях на РТВ, куда ему неожиданно и широко была отворена дверь Олегом Добродеевым. Валентин Григорьевич иногда сбивал былинный пафос рассказчика шутливой ремаркой. На вопрос, как вчера сходили к иркутскому губернатору, с улыбкой отозвался: «Там где Савва, там победа».
«Вот в Вологде одна бабка, увидев мою беременную жену, сказала: «А тебе завтра рожать!» — продолжал, ничуть не смутившись, Савва. – «Какое там? – подумали мы – у неё всего 8 месяцев!». И представьте себе – назавтра родила. Вот они, северные вещуньи! И Василий Иванович Белов такой же».
— Ну, Вася свой день рождения не может определить, — улыбаясь, перебил Распутин. – Ни день, ни год. Остановился, наконец, на 23 октября. Мать родила, а записывать не стала. Ну, да – главное дело сделала. А что там с бумажками возиться?».
Милая и гостеприимная Светлана Ивановна угощала щами и жареной рыбой на второе. После трапезы вышли за ворота, прошлись мимо озера по песчаной дороге, вьющейся в редком сосняке.
Незаметно пролетели те часы, от которых веяла благодатью сама жизнь. И память благодарно хранит их как самые светлые.

Слово провидца
В писаниях Распутина запечатлено извечное бытие народа, порядок, искони заведённый, и трагедийное сокрушение устоев народной жизни. И этим его произведения сродни жанрам вечным – эпосу, сказам, песням, былинам. «Я читаю всё, что пишет Валентин Распутин, — сказала недавно хороший поэт Светлана Сырнева. — Я его перечитываю. Это художник ряда Толстого и Достоевского, просто мы пока этого не поняли в полной мере».
Проза Распутина поражает отсутствием вычурности, она проста, как дыхание, она течёт, как река, но эта та безыскусность, которая и есть высшее искусство. Как чувствует он СЛОВО, дано не всякому пишущему таланту. Слово – божественного происхождения, и всякий, осязающий слово, как Распутин, приближен к Богу, творит небесный замысел. «Русская проза только на Слове держится, — говорил мне писатель Олег Михайлов, — а над словом Распутина плакал Борис Зайцев, друг Бунина и сам прекрасный писатель. Он мне об этом писал. И почти те же слова о Распутине повторял епископ Сан-Францисский Иоанн, урождённый князь Шаховской».
Уроженец приангарской деревушки Усть-Уда, сгинувшей под водами водохранилища, Валентин Григорьевич не вошёл, а ворвался в русскую литературу своей повестью «Деньги для Марии», написанной в год, когда ему едва перевалило за тридцать. Литературная слава его с тех пор только крепла с появлением новых произведений: «Живи и помни» (1974), «Прощание с Матёрой» (1976). Событием стало появление распутинской повести «Пожар» (1985) — суровом предостережении о грядущей народной беде: духовном упадке, за которым непременно следует упадок социальный.
Зоркость распутинского взгляда удивительна, своими творениями он словно пронизывает толщу времени и загадочность судьбы.
Пророческие картины нарисовал он своими повестями «Пожар» и «Прощание с Матёрой». Вещим сердцем Распутин угадал то, о чём и в страшном сне не могло привидеться, ибо «Прощание» — слепок того, что позднее случилось с целой страной. А повестью «Мать Ивана, дочь Ивана» Распутин словно провидел то, что взорвалось потом в Кондопоге, да и во множестве других мест России.
Мотив прощания – один из главных у Распутина. И – прощения, если вспомнить «Живи и помни».
Он предчувствовал гибель страны, и это пророчество стало самосбывающимся. Слишком надорваны были дух и тело народа страшными испытаниями XX века, слишком долго людям пришлось выживать, царапаясь и цепляясь за существование из последних сил. Не всякому человеку это под силу и не всякому народу. И жизненные силы, не беспредельные, оставили его. На время, только на время – верит Распутин. Вот как об этом говорит поэт Геннадий Иванов: «Я слежу за мнением Валентина Григорьевича Распутина о современной литературе. Он, бывает, так тоскливо скажет, с таким разуверением, а потом, глядишь, найдёт некую зацепку и опять веру утверждает и в Россию, и в литературу нашу. Вот в недавнем своём интервью он говорит: «Кажется, нет никаких оснований для веры, но я верю, что Запад Россию не получит. Всех патриотов в гроб не загнать, их становится всё больше. А если бы и загнали – гробы поднялись бы стоймя и двинулись на защиту своей земли. Такого ещё не бывало, но может быть…».

Совесть нации
Похоронили мы СССР, как Матёру, как Атлантиду, как Китеж-град. Как Мологу, ушедшую на дно Рыбинского водохранилища. ПолРоссии, думается иногда, торчит теперь, как калязинская колокольня из воды, – вечным горьким укором нам и напоминанием о сгинувшей цивилизации, дивном народе, безалаберном и бесшабашном, размахнувшимся на шестую часть земли.
Женщины в произведениях Распутина – это русское сопротивление, которое выстаивает до конца. Воля, проявленная ими, посрамит любых суперменов. На таких женщинах Россия выиграла самую страшную войну.
Женское начало очень сильно в творчестве Распутина – женщины составляют большинство его персонажей. Старушки, вдовушки, отбивающие нападки на погост родичей, мать, поднимающаяся на месть за поруганную дочь — таков круг его людей.
Видимо, это идёт от женского начала Руси, подмеченного многими исследователями русской литературы. Русь, как известно, находящаяся под Покровом Божьей Матери, изменчива, податлива, как вода. Но и — как вода — неистребима, неиссякаема и упруга.
Завораживает в личности Распутина соответствие его писаний его собственной жизни. Он пишет, как живёт. А живёт он в полном соответствии со своими писаниями. Притягательность любого его произведения – малого или большого – в кровной связи с собственным народом. И в духовной связи с Богом, открывшим ему дар Слова.
Кого только не номинировали на «совесть нации» в последние годы! Тут и Лихачёв, и Сахаров, и иже с ними. Знаем, кто числится у нас в самозваных «выдвигальщиках», кто создаёт ложных кумиров и курит им телеэкранный фимиам. Между тем именно Валентин Григорьевич Распутин сегодня более всех прочих в России соответствует этому высокому званию.
Причисленный советской критикой снисходительно к «деревенщикам» по месту рождения и по темам его – будто не вся русская литература вышла из деревенщиков, начиная с Толстого и Бунина, — он есть живая и неразрывная связь с русской литературной традицией, идущей из глубины веков. Её продолжение. В этом суть громадного явления по имени Распутин.

Публицистика
Жизнь Распутина в публицистике – отдельная глава в его творчестве. Ей он отдался истово и самозабвенно, и трудно было ожидать иного – ведь золотая пора его жизни, творческий расцвет пришлись на крушение всего, что считал он кровно близким сердцу. Сначала уничтожение деревенского уклада в пору индустриализации, потом основы жизненного уклада России – ликвидация неперспективных деревень, а потом и распад самого Советского Союза. Империи, которая незримыми нитями, несмотря на омертвевшую марксистскую обёртку, была продолжением той, старой России, историческое и кровное единение с которой он ощущал, как мало кто другой. Его публицистические работы принадлежат к высшим достижениям русской литературы в этом жанре. Вспомнить хотя бы «Что дальше, братья-славяне?», многочисленные статьи и выступления его.
Пьесы по произведениям Распутина по-прежнему идут во многих театрах страны. Тесное, отмеченное печатью особой духовной близости творческое содружество который год связывает писателя с МХАТ им. Горького во главе с Татьяной Васильевной Дорониной. Здесь на Тверском бульваре любят и ценят творчество Валентина Григорьевича, прекрасно понимая его высокую значимость для русской культуры.
Как всякому настоящему, требовательному к себе таланту, ему мало содеянного им. Он судит себя по высшему суду. Божьему суду совести.
Писатель — в русском понимании – всегда был учителем людей.
Теперь это представление уходит, а учитель вот он — жив, строен и выглядит молодо. И уроки – не французского, а русского — мы с ним готовы повторять ещё и ещё.
Всякий, в ком живо русское сердце, кому дороги Россия и её судьба, всякий, кто не погряз в пыли сиюминутности, не покрылся копотью приобретательства, а живёт жизнью духа, стяжает не вещного мира, а истины, находит и всегда будет находить в Распутине выразителя своих мыслей и чаяний. Он – хранитель русского Слова, надежда и опора для всех, кто томится сегодня на огромных пространствах России в одиночестве непонятости, кто иной раз приходит в отчаяние, будучи не в не силах разглядеть своих единомышленников за пёстроряженой, чуждой толпой, заполонившей культурное поле страны.
Они открывают Распутина и видят жизнь по-иному. И этот обретённый свет – навсегда.
Виктор Линник.

Коллектив редакции газеты «Слово» гордится тем, что Валентин Григорьевич Распутин является членом Общественного совета газеты, и шлёт ему самые сердечные поздравления по случаю славного 75-летия, желает доброго здоровья, творческого долголетия, благополучия его близким.

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: