Венок от сына

Они были из поколения победителей. Отец – Шацков Владислав Андреевич служил в штурмовой авиации, а мама – Шацкова Нина Владимировна вначале была на трудовом фронте, а потом училась в Медицинском. Познакомились уже после войны. Вспоминали её редко, но трудились так, будто невдалеке опять гремят взрывы.

 

 Он стал инженером-строителем и умер в начале 90-х, возвращаясь домой с очередного объекта. Она всю жизнь проработала эндокринологом в 15-й Московской поликлинике, дожила до 82,5 лет и умерла, собираясь выйти на работу сразу после 9-го Мая. В шкафу у меня висят его кожаная лётная куртка и её свежевыглаженный белый халат. А ещё осталась память о них – больших, сильных людях, всю жизнь живших для других, и чувство непреходящей любви и вины за то, что внутренне мало похож на них, а внуки вспоминают их всё реже…   

 

ВЕНОК ОТ СЫНА

Светлой памяти моей любимой МАМЫ –

Шацковой Нины Владимировны

                                                               

I. ТРЕТИНЫ

Видишь, мама, тепло полуночное,

Что нежданно настало на май,

Не прогрело могилу песочную,

Где и мне предначертанный край.

 

Где моей забубённой головушке

Пятаками прикроют глаза...

Холодна ты лежала... Ни кровушки...

Только с неба скатилась слеза

 

И осталась печатью на венчике,

Положившем земному предел...

А из кущи Ваганьковской женщине,

Самой нежной, соловушка спел!

 

Аллилуйя его безымянная

За оградой слышна на версту!

Мне бежать бы в места покаянные,

Да куда от погоста уйду?

 

И пускай распускается поросль

И шиповника острый венец...

Нам лежать, слава Богу, не порознь:

Я да ты, да чуть ближе – отец.

 

Расцветают сирень и черёмуха.

На кресте золотятся слова...

Чёрным страхом могильного омута

Цепенеет с утра голова.

 

Но над старого кладбища ветлами

Неба купола нимб голубой.

Там и встретимся, милая, светлая,

Незабвенная, в пору с тобой!

 

II. СОРОКОВИНЫ

«Вот и лето, мама, снова лето.

Майский куст давным-давно цветёт...».

Я живу – один, как странно  это,

И веду сороковинам счёт.

 

Трое суток... девять суток... сорок,

И конец... Один всему конец.

Словно ворон, кружит чёрный морок,

И  из снов ушёл к тебе отец.

 

Ты устала, как же ты устала,

Если не смогла поднять глаза

На того, кому сиротство стало

Вечным словом...

                           Неба бирюза

 

Не синее взоров юной мамы,

Что глядят с портретов прошлых лет.

В траурном убранстве фоторамы

Сутемью  замглился белый свет.

 

И крестом лежали мамы руки

Те, что в детстве нянчили меня.

И стояли  сумрачные внуки,

Перед гробом головы клоня.

 

Ты увидишь райские долины,

Если существует где-то рай.

Вот и всё... Идут сороковины,

Бытия земного горький край.

 

Я застыл безмолвно и упрямо,

Скорбно в землю упирая взгляд:

«Вот и лето, снова лето, мама,

И апрель не возвратить назад!»

III. ПОЛУГОДИНЫ

Юдоль окончания жизни земной.

Пора ледостава...

А мама, как Ангел, была за спиной,

Но мамы – не стало.

С апреля прибавилось горьких седин –

Печали добычи.

Обряд отмечания полугодин –

Славянский обычай.

Мы рано зажжём за окошками свет,

Затеплим лампаду.

Украсим живыми цветами портрет.

Так надо.

                Так надо.

Поднимется к горлу щемящий комок,

Прольётся слезами.

Прости, уберечь тебя, мама, не смог.

Лишь память о маме

Стучится ночами в скрипучую дверь.

И в образе светлом

Пребудет в синодике главных потерь

Разлукой и пеплом.

 

ПАМЯТИ ОТЦА

И какая-то в этом была пустота...

И какая-то НЕ завершённость пути.

Мой отец, ты из дома ушел без креста,

В никуда,

                 так бы мне не хотелось уйти.

 

Но  каким бы  негаданным не был финал,

Как бы жизнь не была напоследок строга –

Ты свой век одолел, ты его доломал,

Ты добил его, как фронтового врага.

 

И посмею ли слово промолвить в укор,

Если в зеркале вижу твой взгляд и твой лик.

Я летами тебя не догнал до сих пор,

И во снах – молодым тебя видеть привык.

 

И покуда годам иссякающим течь,

И пока не застыну на бездны краю,

Мне бы только суметь малой каплей сберечь

Эту гордую стать и улыбку твою.

 

Снова душный июнь, снова сизая мгла.

Снова сердце мытарит прокимена стих.

Раньше мама тебя на земле берегла...

Пусть теперь небеса берегут Вас – двоих.

 

Ты прости и немного ещё подожди

Тех, кто любит тебя на земле до сих пор...

И слезой поутру выпадают дожди,

И печаль тополей заметает наш двор.

 

РАВНОДЕНСТВИЯ

Опять по весне равноденствие  с неба, ей-ей,

Приносит на крыльях с собою

Герасим-грачевник.

Вернувшийся в дом заполошный пернатый

кочевник.

Предтеча скворцов и призывных рулад

лебедей.

 

Последние льдины до устья очистили плёс.

Прошла, прогремела шальная пора ледохода.

И равно, в закатное время и время восхода,

Россия светла от молочного света берёз.

 

Полгода минует, промчится, прокатит,

пройдёт,

И станет Россия багрова от листьев

пожарищ.

И тёплую осень, ненастья старинный

товарищ

Уносит Никита, зовущийся гусепролёт.

 

И снова со светом сравняется временем ночь,

И быстро забудется лета весёлая слава,

И белой коростою лягут мосты ледостава,

И тучи зацепят вершины кладбищенских

рощ.

 

Но всё это впрочем, а главное – если бы

знать

За день, за минуту до главного вешнего

действа,

Что кончится скоро моё долговечное

детство,

И в вечность уйдёт, попрощавшись,

усталая мать.

 

Я б мартовский снег на дворе от лучей

укрывал,

Я б льдом полыньи набивал погреба и

подклети,

Чтоб дни эти длились, и мы оставались,

как дети,

И был в небылом равноденствий печальный

финал.

 

*  *  *

Бродит волчицею серою

Оттепель –

                    в ночь, за окном…

В чём твоя вера? –

                               Не верую

В матерь, уснувшую сном

 

Вечным

               средь мая цветения,

После недели страстной.

Ждать ли твоё воскресение?

Будешь ли снова со мной?

 

Звёзд слюдяное сияние

Тает на снежной меже…

Как обрести покаяние,

Если смятенье в душе?!

 

Кажется сонной химерою,

В небе затерянный рай…

Верую! Верую!! Верую!!!

Мама, не умирай!

 

За ледяною излучиной,

В сполохах млечной пурги,

Ночью бессонной измученный,

Слышу родные шаги.

 

Там, где часы беззаботные

Мы проводили любя,

Мамины пальцы бесплотные

Крестят, прощаясь, дитя

 

Взрослое,

                 с жёсткою проседью,

Горя познавшее край.

Губ шелестящее просинью:

«Мама, не умирай!»

 

АВГУСТ 2007

Здравствуй, август, как обложка глянцевый,

От росы, упавшей на траву...

Палевый, зелёный, померанцевый,

Отразивший в плёсах поутру

 

Небо,

          поздним светом осиянное,

В шелесте и треске птичьих крыл.

Здравствуй, август, время покаянное

Расставанья с тем, что так любил.

 

С тем, что было с Рождества завещано,

Обещаньем неземной любви

Той земной, обыкновенной женщины,

Что сыновни волосы мои

 

Гладила,

               шарфом пуховым кутала

Шеи выпирающий кадык...

Опускалась ночь свинцовым куколем,

Оставалось времени впритык

 

До прощальной поминальной росстани,

За которой свет не так уж бел,

Как белы палат больничных простыни,

Уводящих  в сумрачный придел!..

 

Здравствуй, август! Подари спасение,

Ну а если вдруг спасенья – нет,

Пусть печальным праздником Успения

Ляжет в землю штрифель и ранет.

 

И растают горьким дымом в просини,

Литии бесплотные слова...

И не будет мамы в этой осени,

И не будет в осени тепла!

 

*  *  *

Вернись, я шаги твои слышу.

Такими уходит судьба…

А небо всё ниже и ниже

И значит – скорее мольба

 

Дойдёт, долетит, достучится

В закрытые рая врата.

Души белокрылая птица

Над месивом снега и льда

 

Забьётся в немом исступленье,

Не в силах покинуть июнь.

И ладана дымом, как тенью,

Замглится церковный канун.

 

Свечой опалённые руки

Выводят уставной строкой:

«Господь, упаси от разлуки,

А если конец – упокой…»

 

И эти неровные строки,

Как помыслы детства, чисты.

И встанут на крае дороги

Процветшего древа кресты.

 

И будет рассыпано брашно

Печалью

                  поминной кутьи,

И лягут легко и нестрашно

На плечи ладони твои.