Валентин ФАЛИН Неусвоенные уроки

Редакция «Слова» публикует продолжение бесед Саввы Васильевича Ямщикова с видным политическим деятелем, дипломатом и историком Валентином Михайловичем Фалиным. Читательский интерес к ним огромен, ибо уровень интеллекта собеседников, круг их познаний и огромный личный опыт уникальны для нашего времени.

— Валентин Михайлович, в прошлой нашей беседе мы перешли к эпохе Хрущёва. Полагаю, далее имело бы смысл остановиться на более близких к нам временах. Вам слово.

— Падение Хрущёва в 1964 году, на мой взгляд, было более чем закономерным. Такой огромной, сложной страной, как Россия, нельзя управлять по наитию и капризу. У него же частенько случалось так: «Не спалось мне, и пришла в голову мысль». Я сам присутствовал при соответствующем его монологе и, право, едва удержался, чтобы не пролепетать: а не лучше ли было проспаться и на свежую голову, да посоветовавшись с экспертами, выносить вердикт?

К сожалению, на Руси, повторюсь, вплоть до заката «третьего Рима» не изжит был спрос на наставление Сильвестра, данное им Ивану Грозному: «Настоящий самодержец не терпит в своей близи людей умнее себя». Но как быть с вопросами, требующими специальных знаний, причём не только в области физики, химии, математики? Вот заходит речь об ассигнованиях на разработку какой-то научной или прикладной темы. Никита Сергеевич внемлет первым словам и тут же определяет: ясно, утвердить. Вслед докладывается другой проект. Дальше заголовка обсуждение не продвинулось, ибо главный молвит – ерунда, снять с рассмотрения.

Увы, подобная практика характеризовала стиль поведения Хрущёва во внутренней и внешней политике, в обороне, культуре, в социальной сфере. Приведу пару примеров, они всё скажут сами за себя.

Советский Союз опередил США в ракетостроении. Первый спутник, первый полёт человека в космос, первая межконтинентальная – всё это достижения наших великих учёных, выдающихся конструкторов, отличных инженеров, квалифицированных рабочих. Признаюсь, не без моего участия тогда была озвучена формула: стартовая площадка советских успехов в космосе – социализм. Сии слова были вписаны в текст выступления Хрущёва при чествовании на Красной площади Германа Титова, космонавта № 2. С ним Никита Сергеевич познакомил своих спичрайтеров самолично.

Какие выводы сделали из нашего технологического прорыва американцы и мы сами? Президент Дж.Кеннеди распорядился изучить опыт советской системы и перенять всё ценное из школьного и высшего образования в СССР. Здесь, на его взгляд, и таился ключ к разгадке случившегося — оптимальный уровень подготовки кадров и был стартовой площадкой успехов соперника.

А куда зарулили наши правители? Хрущёв объявил надводный флот «плавающими гробами» и приказал разделать в металлолом авианосцы, линкоры, другие крупнотоннажные корабли, только что сошедшие со стапелей или находившиеся в продвинутой стадии строительства. Авиацию первый секретарь сделал падчерицей. Ассигнования ведущим КБ урезали в разы, невзирая на то, что коллективы Туполева, Ильюшина, особенно Мясищева в своих технических решениях шли тогда впереди планеты всей.

Не стану бередить раны, хотя Хрущёв резал по живому. Замечу лишь: стране и народу подобные выкрутасы обошлись несказанно дорого в прямом и переносном смысле. По методе они в чём-то перекликаются с так называемым реформированием постсоветской России.

Расставание с низвергнутым строем началось не только с тотальной приватизации, или проще, с разграбления советского наследства. Но почему всё-таки тут же принялись изводить под корень и дошкольные учреждения? Расхожую легенду, что детей следовало освободить от «оков социализма», сегодня даже не припоминают. Затем основательно прошлись по средним, прежде всего специализированным, школам и по внеклассному образованию, а также пионерлагерям. Теперь усердно притирают университеты и институты к заимствованным у зарубежных поводырей шаблонам.

Что дальше? Касательно детских садов, блажь вроде бы, пусть не повсеместно, рассеивается. Москва в авральном темпе воссоздает детские сады. Глядишь, ещё станут клясть советскую систему за то, что не дотянула она до развитых капиталистических стран, где по закону каждой семье, если у неё есть ребенок, должно резервироваться место в детском саду. В Германии собираются дополнить закон прописью — если родители не пользуются правом на детсадовские льготы, им положена доплата от государства на уход за детьми в семье.

Почему-то россияне хотят всегда быть умнее всех. Согласно исследованию Геттингенского университета народы по интеллектуальному потенциалу едва разнятся один от другого. В среднем 2 – 3 % приходится на талантливых и гениальных, около 6% — на дураков и идиотов. Остальные занимают ступеньки от одного качества к другому. Ни о ком и ни о чём я не хочу сказать плохого. Всякая ксенофобия мне чужда по определению. Но если строй, режим, какой у нас был, есть или будет, не сможет, опираясь на науку, прежде всего на науку о человеке, применять её познания на практике – в социальной, экономической, культурной сферах и во всём остальном, то государство, ведомое таким режимом, обречено на потрясения или исчезновение.

Примерно за полгода до кончины А.Д.Сахарова у меня состоялся с ним почти двухчасовой разговор по интересовавшей академика проблеме. Расставаясь, Андрей Дмитриевич заметил: без свободы мышления нет свободы. «Так мы с Вами, — вторил я гостю, — стоим на одной платформе. Не любимый ныне Карл Маркс назидал – всё подвергай сомнению».

Вернёмся, однако, к Н.С.Хрущёву. Незадолго до его смещения меня отрядили курировать в МИДе отношения с Британским содружеством наций. Как-то утром раздаётся телефонный звонок. Дежурного по отделу незнакомый голос спрашивает: вы подготовили поздравления второй английской королеве? Сотрудник отвечает, что в Великобритании не может быть двух царствующих особ. Аноним рекомендует заглянуть в сводки информационных агентств, дабы МИД не попал впросак. На всякий пожарный случай дипломаты просматривают ленты ТАСС и Рейтер, естественно, ничего отдалённо похожего в них не находят. Опять звонок. Тот же голос вопрошает; ну, нашли? Перестаньте дурака валять, — укоряют звонящего мои сослуживцы. А шутник раскрывает карты – королеве Елизавете поручено отвечать за промышленность, а её сестра Маргарета станет королевой по сельскому хозяйству.

Вот так несуразности, которыми пестрело правление Хрущева, преображались порой в сарказм. Люди старшего поколения, видимо, припоминают разделение обкомов, крайкомов, ЦК компартий республик по производственному принципу. На одних навешивали ответственность за промышленность, на других надевали сельское ярмо. В принципе партсекретари не должны были заниматься напрямую ни тем, ни другим. Этими хлопотами надлежало ведать специалистам.

Сей эпизод с двумя королевами и двумя парткомами зримее, чем иные монографии, показывает, насколько хрущёвский подвид самодержавия подчеркивал потребность низвержения с пьедестала не только Сталина, как личность, но и сталинизм как систему. И казалось, когда избирали генеральным секретарем ЦК КПСС Л.И.Брежнева, проступили некие признаки перемен. Ведь в октябре 1964 года возник триумвират. Не идеальная конструкция, но всё-таки лучше, чем единственный всемогущий. За партию отвечал генеральный секретарь, за законотворчество – председатель президиума Верховного Совета, за исполнительную власть – председатель правительства. Формально, и не только формально, голос каждого из них, т.е. Брежнева, Подгорного и Косыгина, был равновесомым. Правда, продолжалось это недолго.

Июнь 1967 года. Заседает кризисный штаб, образованный в связи с агрессией Израиля против арабских соседей. Я участвовал в его работе в качестве эксперта – советника министра иностранных дел. Брежнев зачитывает шифротелеграмму из Каира: израильтяне форсируют Суэцкий канал, создается реальная угроза их рейда на Каир. Насер обратился к советскому руководству с просьбой незамедлительно перебросить самолётами вооружения, технику, боеприпасы, необходимые для организации обороны на подступах к столице Египта.

Буквально вслед за этим сообщением поступает «молния» от посла С.М.Виноградова – у Насера тяжёлый сердечный приступ, скорее всего, инфаркт. Генсек спрашивает, как быть. Им уже была дана команда грузить самолёты, имея в виду ночью отправлять их в Египет. Теперь помимо оружия придётся ближайшим рейсом послать Е.И.Чазова в Каир в помощь египетским врачам.

Берёт слово Н.В.Подгорный. Кардиологу Чазову, говорит он, стоит срочно отбыть по назначению, но оружие в Египет пока не посылать. «Что же ты предлагаешь, Николай?» — интересуется Брежнев. «Я предлагаю подумать», — отвечает Подгорный. Генсек продолжает: «Пока ты до чего-то додумаешься, в Каир могут войти израильтяне». Тем не менее, настаивает Подгорный, надо подождать. К утру что-то, возможно, прояснится. И тут же он встает и уходит.

Обращаясь к присутствовавшим А.Н. Косыгину, А.А. Громыко, министру обороны и начальнику Генштаба, генсек озадаченно говорит: «Как можно работать в таких условиях, когда каждая минута на вес золота».

Размежевание генсека с Косыгиным подпитывалось не только разночтениями в характерах. Оно имело концептуальную подоплёку. Но прежде предложу вам несколько малоизвестных штрихов к портрету Алексея Николаевича.

…С финской фирмой был заключен контракт на расширение и комплексную модернизацию Третьяковской галереи. Больше двух третей запланированных работ подрядчик выполнил. И, как часто у нас водится, источник финансирования вдруг иссяк. Финны — люди деловые, они извещают Министерство культуры, что вынуждены законсервировать работы, а в случае их возобновления потребуется заново согласовывать, в частности, финансовые условия.

Друзья из Министерства культуры попросили моего совета. От них я получил подробный расклад, во что обойдутся консервация, расконсервация, возмещение упущенной выгоды, прочие накладные расходы. Оснащённый этими данными, обращаюсь к Б.Т.Бацанову, руководителю канцелярии Косыгина, с просьбой доложить предсовмина суть дела. Алексей Николаевич в разговоре со мной по телефону перепроверил обоснованность расчётов и, пробурчав – лучше изыскать 3 миллиона инвалютных рублей сегодня, чем завтра выкладывать 5 миллионов, сказал: «Считайте, вопрос решен положительно».

Сходная проблема возникла у Государственного Эрмитажа. Б.Б.Пиотровский, с которым меня связывали многолетние добрые отношения, сетует: театр Эрмитажа рассыпается буквально на глазах. Наши строители берутся его спасти, но … Продолжительность работ определяется ими в 3 года. На этот срок движение по Дворцовой набережной должно быть перекрыто. Большую часть здания театра придётся разбирать. Гарантии сохранения внутренней отделки строители не дают. Встречное предложение, продолжал Пиотровский, поступило от финнов. Они не собираются перегораживать Дворцовую набережную, ломать здание, фундамент должен будет подновляться с использованием новейших материалов, обеспечивающих гидроизоляцию, срок исполнения – не более полутора лет. По проторенной тропе вместе с Борисом Бацановым докладываем суждения Пиотровского Алексею Николаевичу, и он снова дает добро.

Конечно, Третьяковка и Эрмитаж – это детали. Чтобы по-настоящему высветить масштаб этого государственного деятеля, надо обратиться к его идеям, осуществление которых могло бы совсем иначе запрограммировать развитие Советского Союза в 60—70-е годы истекшего столетия.

Что предлагал А.Н.Косыгин? Отказаться от экстремистских заносов при определении вектора развития страны на перспективу. Для этого прежде всего следовало покончить с волюнтаризмом в экономике, реабилитировать закон стоимости, ввести в оборот хозрасчёт. Если совсем кратко, надлежало возродить регламент НЭПа, естественно, со всеми поправками, вытекавшими из состояния страны на середину 60-х годов. Прочь уравниловку. Состязательность между производителями, конструкторами, научными и т.п. коллективами, упор на качество как концентрированное выражение количества. Функция Госплана сводилась бы к прогнозированию среднесрочного и долгосрочного развития и определению стратегии достижения означенных в прогнозах рубежей. Но оперативные задачи текущей экономической деятельности решались бы руководителями конкретных предприятий и организаций.

С отстранением Хрущева ещё не пробил час выдавить из себя понятие «рынок и рыночные отношения». Слишком влиятельными на Олимпе оставались М.А.Суслов и его сотоварищи по клубу почитателей догм. Однако предложение связать воедино спрос и предложение уже вводилось Косыгиным в оборот. По-иному нельзя было выбраться из дефицита и очередей. Люди моего поколения припоминают, как пропадали то бритвы, потому что какой-то чиновник из Госплана не там проставил ноль, то махровые полотенца (кто-то счёл, что их наткали слишком много), и заодно с полотенцами утилизировали машины, на которых они изготавливались. И так далее.

Инициативы А.Н.Косыгина подняли авторитет премьера, не к восторгу, понятно, генерального секретаря. Окружение Брежнева принялось, под сурдинку «укрепления руководящей и направляющей роли партии», шаг за шагом размывать триумвират. Оттеснили от реальных дел Подгорного. Вслед за этим занялись ужиманием круга полномочий Косыгина. В средствах массовой информации партнёрам генерального секретаря выделялось на порядок меньше места.

Pro forma Алексей Николаевич продолжал присутствовать во внешней политике. В 1966 году он даже нанёс официальный визит в Великобританию. В ходе переговоров с премьер-министром Г.Вильсоном и министром иностранных дел Дж.Брауном подготовили почву для подписания политического соглашения, призванного поднять взаимоотношения Москвы с Лондоном на пару ступеней. Нежданно раздаётся телефонный звонок. «Алексей, — слышится голос Леонида Ильича, — ты очень хорошо выступил в мэрии Лондона. Поздравляю тебя. Да, тут мы посоветовались в Политбюро, и мнение таково: по ряду причин, по приезде я их тебе объясню, пока не стоит торопить события и идти на подписание соглашения».

От меня, на протяжении ряда лет с близкого расстояния наблюдавшего за Алексеем Николаевичем, не укрылось, как больно задел его сей окрик. Косыгин вообще не был склонен расстёгиваться нараспашку, а тут он замкнулся совсем. Предсовмина сделал всё, возможно, больше, чем любой другой мог сделать, чтобы интегрировать здравый смысл в советско-британские отношения.

Не исключено, я ошибаюсь, но и сейчас полагаю: свою роль в таком обороте дел сыграл Громыко. Министр терпеть не мог Брауна. Неприязнь к шефу Форин Оффиса обострилась у него после эпизода, в сущности мелочного. Какой-то «доброхот» посоветовал Брауну, когда тот приехал в Москву начать переговоры с советским коллегой на почти семейной ноте. Рабочий завтрак в посольстве Великобритании. Браун, приветствуя Громыко, обращается к нему «Андрушка». Всё сказанное дальше значения не имело. Наш министр строгим голосом выговаривает: «Если Вы хотите выйти за рамки протокола и оставаться вежливым, обращайтесь ко мне Андрей Андреевич».

Во время двухдневных переговоров оскорблённый «Андрушка» не пошел на встречу гостю ни на йоту. Браун просил разрешить советским женщинам, вышедшим замуж за англичан, выехать на Альбион. Участвовавший в собеседованиях с Брауном министр внешней торговли СССР Н.С.Патоличев (как мог, я ему ассистировал) пытался в несколько заходов переубедить Андрея Андреевича смягчиться, дабы посредством урегулирования семейных казусов улучшить климат для продвижения вперёд в крупных вопросах. Напрасно. Громыко остался при непреклонном «нет».

После всех экзекуций над Брауном и заодно над советниками, что не вторили крутому громыкинскому нраву, Патоличев в разговоре со мной по душам заметил: «В правительстве твоего Громыко не любят». «А почему Вы думаете, — спросил я Николая Семеновича, — что Громыко мой? Свой долг я вижу в служении Отечеству, а не в угождении кому бы то ни было».

А.Н.Косыгин единственный в высшем руководстве выступал против вооружённого вмешательства в августе 1968 года в Чехословакию. Он в меру своих возможностей способствовал нормализации отношений СССР с ФРГ. Тем не менее после подписания Московского договора Алексей Николаевич оказался по сути отстранённым от наполнения этого договора жизнью. С конца 60-х удел председателя Совмина был заужен до экономики, да и то с отсечением под диктовку Суслова всего «еретического», что могло быть сродни рынку.

С определённого момента, примите это, пожалуйста, к сведению, Алексею Николаевичу были заказаны поездки в наиболее крупные страны – США, Францию, ФРГ, Японию. Выезды за рубеж для встреч с лидерами этих стран стали прерогативой генерального секретаря ЦК КПСС.

— Косыгин сделался невыездным?

— Что Вы, что Вы, очень даже выездным. На похороны всех сколько-нибудь значительных иностранных деятелей только его и командировали.

Скороговоркой изложенное выше иллюстрирует истинную роль личности в истории народов, когда личность сия, как у нас до конца существования СССР и после его распада, подминала под себя все ветви власти – исполнительную, законодательную и судебную. Если личность шагает не в ногу со временем, а свои амбиции и капризы возводит в принцип, если с собственными гражданами она обращается не иначе, как с верноподданными, лишёнными права «своё суждение иметь», то её не проймёт даже набатный звон, предрекающий катастрофу.

Эксперты, и я в их числе, многократно обращали внимание Хрущёва и особенно Брежнева на то, что гонка вооружений для США есть способ ведения войны против СССР и его союзников. Соответствующая установка была встроена во внешнеполитическую доктрину Вашингтона ещё в 1946 году. До создания нами собственного атомного и термоядерного оружия, а также средств его доставки к целям у Москвы не было выбора. Но и после пресечения атомной монополии США мы не пересмотрели своей стратегии и приняли вызов состязаться на чужом поле. В конце концов после уравнения в потенциалах, позволявших уничтожить один другого этак 30—50 раз, СССР занимался гонкой вооружений не столько против США и НАТО, сколько против самого себя.

Перед Л.И.Брежневым я выкладывал на стол достоверные цифры –экономическая база, на которую мы опирались в противостоянии с Западом, была в 7 раз уже, чем экономическая база Соединенных Штатов, Японии и Европы, вместе взятых. Следовательно, каждый доллар или рубль, вкладывавшийся нами в оружие, обходился советскому народу в 7 раз тяжелее. Минимум в 7 раз! Вопросом времени оставалось, когда эти диспропорции повлекут переход количества в качество.

Будучи послом в Бонне, я направил в центр телеграмму. Это было, наверное, в 1977 году. Любая крупная война, случись она в Европе, неизбежно выльется в ядерный конфликт. В ней не останется ниши для армий наших друзей по Варшавскому Договору. Не они будут решать исход конфликта. Поэтому целесообразно большую часть средств, которые не без нашей подачи руководители союзных государств инвестировали в свои вооружённые силы, перенацелить на социально-экономические, культурные и научные нужды, сводя к минимуму чисто военные ассигнования.

Вскорости меня приглашают в Москву, и Громыко спрашивает: «Вы предлагаете радикально сократить численность армий ряда стран Варшавского Договора. По Вашей логике за этим должно последовать сокращение численности также советских Вооруженных Сил. Правильно ли я Вас понимаю?»

Подтверждаю – министр верно воспринял мою идею.

«Должен сказать, ни я, ни Ю.В.Андропов с Вами не согласны. Причин для перегруппировки сил нет».

Игнорирование фактов, понятно, не отменяет фактов, но способно спровоцировать цепную реакцию с необозримыми последствиями. Москва осуществляет замену выработавших ресурс ракет СС-4 и СС-5, размещённых в странах Варшавского Договора. Вашингтон ухватывается за это как предлог для реализации давно вынашивавшихся планов развертывания в Европе ракет первого удара. Канцлер ФРГ Г.Шмидт через меня довёл до сведения Кремля вариант консенсуса: модернизация оружия — явление нормальное, и она будет принята к сведению немцами без возражений при условии, что количество ядерных боеголовок на новых советских ракетах СС-2 («Пионер») не превысит число боеголовок, уже имеющихся на ракетах СС-4 и СС-5. В этом случае Бонн не даст согласия Вашингтону на размещение в Западной Германии американских «Першингов-2», т.е. ракет первого удара, сконструированных под доктрину обезглавливания противника упреждающим нападением на центры политического и военного управления СССР.

Москва на соображения Шмидта не среагировала. Правительство ФРГ сочло невозможным дальше тянуть с ответом на настойчивые требования американцев и штабов НАТО. Федеральный канцлер организовал экстренную встречу с А.Н.Косыгиным и А.А.Громыко на аэродроме «Шереметьево». Шмидт повторил своё предложение и услышал из уст министра, который вещал за себя и за предсовмина, бескомпромиссное «нет».

При ближайшей возможности я в недвусмысленных выражениях сказал нашему министру иностранных дел — советская сторона допускает крупную ошибку. Громыко отверг мои аргументы: «Вы предлагаете менять ракеты на воздух. Вот когда в ФРГ появятся «Першинги», тогда и вступим в предметный разговор».

— Когда «Першинги» займут свои стартовые позиции, говорить будет поздно, — возразил я.

— Поздно в политике не бывает.

К чему эти подробности? Общественность буквально захлебывается в потоках баек о цивилизованных западных демократиях и демократах. Я один из немногих, кто взял на себя труд проштудировать доступные меморандумы Совета национальной безопасности (СНБ) Соединенных Штатов. С полным основанием утверждаю — начиная с 1947 года, если не раньше, на уме у Вашингтона не было ничего иного, кроме сокрушения любыми способами и средствами Советского Союза. В конце 1949 года Трумэн утвердил в качестве основы внешней и военной политики США, а также блока НАТО план «Дропшот». Согласно этому плану Соединенные Штаты и их союзники должны были накопить к середине 80-х гг. силы для нанесения нашей стране тотального поражения. СССР должен был быть расчленён на 12 государств, причём ни одно из них не могло быть независимым от зарубежья экономически и самодостаточным в обороне. По последнему сводному плану выбора целей СИОП-6А (конец 80-х гг.), на территории Союза подлежали уничтожению около 50 тыс. объектов, включая, пусть это не покажется странным, квартиры партийных и советских функционеров — вплоть до председателей райисполкомов и секретарей райкомов партии!

Вникнем в философию вашингтонского мышления. Из меморандума СНБ-116 вы вычитаете: дипломатические переговоры – это не способ выявления общих знаменателей и притирки позиций, а «метод ведения политической войны». Разговоры и переговоры чаще всего задумывались Вашингтоном как отвлекающие манёвры для сокрытия истинных намерений американской стороны и для выигрывания ею времени.

Нечто схожее наблюдается по сей день. Нам предлагают: давайте повстречаемся, побалагурим, обменяемся взаимными уверениями в желании не ссориться, можем даже вместе рыбку половить. Между тем США будут создавать новые базы вблизи России, размещать там радары и оружие, а когда обустройство новых позиций завершится, Москве дадут понять, что переговоры утратили смысл. Сложилась новая реальность, ничего не остаётся, как её признать. По схеме с Косово или войны в Ираке. Странно. Мы держим себя, подобно недорослям, коим никакой урок не впрок.