slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

В божьей власти

Газета «Слово» стремится к охвату всей литературной карты современной России. Славен поэтическими именами Ростов-на-Дону – это Виктор ПЕТРОВ и Валерия САЛТАНОВА, а также Владивосток – там Иван ШЕПЕТА.
Виктор ПЕТРОВ — лауреат Всероссийской литературной премии имени М.А. Шолохова и премии журнала «Юность», обладатель европейской медали Франца Кафки. Издатель, главный редактор Российского ордена Дружбы народов литературно-художественного журнала «Дон», создателем и редактором которого в 1925 году (тогда «Лава») был Александр Фадеев и в чью редколлегию входил Михаил Шолохов, давший нынешнее название изданию. Журнальная политика строится с опорой на русскую классику и лучшие образцы советского наследия. Автор 17 стихотворных книг, в том числе «Аркан», «Лезвие»,  «Дотла», «Болевой порог» и других. Недавно вышедший в Москве новый сборник Виктора Петрова «Грань» посвящён Валерии Салтановой.

Казачьи корни Валерии САЛТАНОВОЙ на Дону, но с детских лет она долгое время жила на Крайнем Севере. Музыкант по первому образованию, окончила Литинститут. Стихи публиковались в «Дне поэзии», «Литературной России», «Дне литературы», включены в «Антологию современной российской поэзии». Она является автором книг «Вьюжный крест», «Стан» и других. Член Союза писателей России. Как композитор Виктория Салтанова издала два нотных сборника песен и романсов «Одолень-трава» и «Соляной спуск» на стихи Виктора Петрова.
Иван ШЕПЕТА родился в Приморье. Окончил филологический факультет ДВГУ. Стихи автора в первой половине девяностых годов стали известны в пределах всего Советского Союза. В Дальневосточном книжном издательстве вышла книга «Заповедник» (1990, Владивосток), стихи были опубликованы в журналах «Дальний Восток», «Новый мир», «Литературная учеба», «Советская литература», в первом номере альманаха «Рубеж», в альманахах «Лучшие стихи года», «Истоки», коллективных сборниках «Баркас», «Молодые голоса». Не так давно он прислал мне подборку своих стихов, которую я и представляю вниманию читателей.
Мне выпала возможность соседствовать с этими известными авторами на нынешнем стихотворном развороте, потому с радостью выношу на читательский суд и свою подборку новых стихов, написанных в замечательном городе Устюжна, что находится в Вологодской области. В этот благословенный край я попал случайно, но, подышав здешним воздухом, захотел здесь обосноваться да и купил себе домик с десятью сотками земли неподалёку от местного автовокзала. Такой поворот судьбы в Божьей власти. Так что приезжайте в гости — не пожалеете!
Виктор Тихомиров-Тихвинский.
Санкт-Петербург—Тихвин—Устюжна.
Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ, Санкт-Петербург
*  *  *
Готов я пестовать бумагу,
И строки в память о былом
На белый лист неспешно лягут
Вослед перу, борясь со злом.
Плохая новость душу гложет
Под суматоху бренных дней,
Но добрым словом Бог поможет
И мне, и Родине моей.
Я знаю: кончится, однако,
Война. И царствием огней
Всевышний к нам придёт из мрака.
Под колокольный звон церквей.
*  *  *
А мне всё кажется: летаю
Среди людей, как Царь и Бог,
Да с неба молнии хватаю...
Но будет горестен итог:
Меня в толпе опять осудят!
Когда уже невмоготу
Творить добро назло иуде,
Меняю эту жизнь на ту,
Что будет после, после будет...
ПЕЧАЛЬ
Любви ушедшей жаль.
Заламывая руки
Дерев, спешит печаль
На грозовые звуки
Собачьей сворой туч...
С утра, печалью сытый,
Спущусь с небесных круч
В свой дом, плющом увитый.
Печально и темно,
А чувства не остыли,
И жизнь идёт – кино,
Что выключить забыли.
БАБУШКА
Опять в душе своей копаюсь ночью,
И вот, перо замедлив на весу,
Смотрю вокруг и вижу мир воочью –
Его нести в себе... И я несу!
Так целый день, нагруженный
стихами,
В болоте русском медленно тону,
Пытаясь солнце голыми руками
Схватить за жабры и увлечь ко дну.
А на Руси опять неразбериха:
Кровавый дождь бунтует на Руси.
И там, где раньше было тихо-тихо,
Сегодня каждый встречный голосит.
Я окунаюсь в этот мир случайно,
Затихнув на последнем рубеже.
И бабушка сочувствует мне тайно,
Не верящая никому уже.
АЭРОПОРТ
Глебу Горбовскому
Во мне смешались дни и ночи.
Ночей темнее нынче дни.
В аэропорт всё так же точно
Летят небесные огни.
И возвращаются обратно –
Земного блага не хотят.
Нездешний дед бубнит невнятно,
Что это ангелы летят.
УСТЮЖНА
Устюжна-град! Ударение
на первом слоге,
Чтобы вновь ненароком ошибка
не вкралась в стихи.
Бог облака – прямо в небо,
по сонной Мологе –
Денно сплавляет (зачем?), как будто
людские грехи.
Устюжна-град. Здесь сроднились
и боги и люди,
Здесь – печальные церкви...
Печальнее нету церквей...
В небе солнце горит, а мне
кажется – ангел на блюде
Из стекла рассыпает с небес
благодать на людей.
И в людские глаза церковь смотрит
разбитым фасадом,
Словно важное что-то решила
сегодня сказать...
И почудится мне, что не церковь,
а женщина рядом –
Будто в рваной одежде детьми
позабытая мать.
НА МОСТУ
Слезой нежданной просочилась боль
Твоей души в холодный мир порочный.
Не уходи. И пару слов позволь
Сказать тебе на склоне этой ночи.
Я не люблю людскую суету,
И плачу сам, коль чьи-то слёзы вижу.
И в Устюжне сегодня, на мосту,
Поверь, любовь, тебя я не обижу.
На берег тянут сети рыбаки,
Усердствуя и охмелев от страсти...
...Свалилось солнце прямо
в пасть реки,
Как будто выпав из небесной пасти.
БОГ ЛЮБВИ
Вчерашний спор – такая ерунда,
Из-за него не надо было плакать.
И уходить пешком в ночную слякоть,
Ведь целый мир заполнила вода.
Казалось мне – суждения просты,
Я говорю всегда о том, что вижу,
И замолкаю, если вдруг обижу
Кого-нибудь. Но помыслы чисты.
Меня тревожит снова этот спор...
Я рано-рано утром просыпаюсь.
Я вновь в тебя, вчерашнюю,
влюбляюсь...
Ужели Бог любви спустился с гор?
ПУТЬ ЗЕМНОЙ
Я в наш дом возвратиться готов:
Среди кошек твоих и котов
О любви напишу непременно.
Пусть поселится Муза в наш дом.
В небесах, над зелёным крыльцом,
Повернувшись к рассвету лицом,
Перед Богом падёт на колени.
И заплачет ребёнком душа,
Путь земной на рассвете верша.
Я боюсь: не расступятся стены,
И в тумане беды и тревог
На затоптанный в храме порог
Вряд ли ступит униженный Бог,
Ощутив на Руси перемены.
Но хулить я не стану его,
Исчезая из жизни бегом
Прямо в руки уставшему Богу.
Вновь уеду в тревожные сны –
Через дебри счастливой весны,
Где едва ли с рассветом видны
Люди те, что собрались в дорогу.
Я НЕ УСТАНУ
ПИТЕРОМ БОЛЕТЬ...
Ивану Сабило
Я не устану Питером болеть...
Бродить среди забытых Богом мест
И хмурый Питер хмуро вспоминать
Не надоест.
Отъезд – почти арест
На много дней... Но есть
желанье ждать
Не солнце утром – питерскую хмарь
Да в небе сером стаю куполов.
И я готов, невидимый звонарь,
Встревожить мир, спустившись
с облаков.
Я не устану Питером болеть...
Ступить мечтая на родную твердь,
Где молнии разительная плеть
Хлестнёт меня, чтоб с громом
умереть.
Иван ШЕПЕТА, Владивосток
*  *  *
У моря я лечь хочу камнем
большим и бунтующим волнам
в беспамятстве ясном веками
внимать, оставаясь безмолвным.
Хочу, чтоб средь общего ритма
слияний и разъединений
души моей грубой молитва,
звучала, не зная сомнений.
И где-то гудок теплохода,
далёкий и слышимый еле,
звучал над пространством как ода
про жизнь в человеческом теле.
ЖУТЬ СОЛОВЬИНАЯ
Вкралось серое на синее:
ветки — чёрные,
кусты —
            посеребренные, в инее,
будто мёртвые,
                     пусты.
Только      
         железнодорожная
ветка
         рядышком поёт,
только ворон завороженно
голос небу подаёт.
То картавит, то грассирует —
Соловей!
           Разбойник, вор...
Окрылённый, звук форсирует
Дарданеллы и Босфор.
Соловьиных свистов Родина,
тьма ничейная земли,
где на Киев заколодило
путь
         без Муромца Ильи.
Братство с равенством
отгрезились.
В святцах — рыла упырей.
Допились. Домаршальезились.
Жуть. И нет богатырей!
Только с проводом оборванным
столб
      на сторону косит,
только сказанное вороном
долго в воздухе висит.
*  *  *
Действия – жадны и грубы,
мы не умеем любить.
Есть в существительном «губы»
корень глагола «губить»...
Следствия следуют быстро –
не поспевают суды...
Мы совершаем убийства
и заметаем следы.
ВСЛУШИВАЯСЬ
Из души выщипывает струнки
чёрный лес, застывший нагишом,
будто в ученическом рисунке,
чёрканный простым карандашом.
Жизни грешной не певец я – пленник.
Сердце безголосое болит.
До минор... три ёлочки – не ельник,
оживляют музыкою вид.
От порога в лес уводят ноги,
каждый кустик и колюч, и наг.
Осень... время подводить итоги,
обходя исхоженный овраг,
говорить «прощайте!» и —
«спасибо!»,
поворот почувствовав в игре,
вслушиваясь
в долгий стук с Трансcиба,
в длинный текст из точек и тире.
*  *  *
Быть с нею
права не имею,
и права – отказаться чтоб,
так от желания немею
с макушки
и до пальцев стоп.
Она – волнующе другая,
а та, которой рядом нет,
как лампочка,
перегорая,
в пустой прихожей гасит свет.
Пространство, время – что
для них мы?
О, если долго вглубь смотреть,
то можно вдруг расслышать
рифмы
в словах
«любовь и смерть».
*  *  *
Как голос чувств твоих высок,
как небо звёздное бескрайне!
Я ощущаю твой восторг,
передающийся мне втайне.
Ты одинока и нежна,
блистательна и незамужна...
О, ты такою мне нужна,
и быть другой тебе не нужно!
*  *  *
Приди на могилу, когда умру,
быть может, тогда про меня
поймёшь,
каким романтиком был в миру,
где правит алчность,
где всюду – ложь.
Где я, как птица, летал поверх,
но не в укор кому-то и не в пример,
когда в эфире среди помех
ловил мелодии чистых сфер.
В том мире, где человек бескрыл
и я любовью любил земной...
В том мире счастлив с тобой я был,
а ты несчастна была со мной.
ПОДКОРКА
Подо льдом – журчание ручья...
Вслушиваясь, вникну. Онемею.
Эта музыка пока еще ничья,
я хочу, чтоб сделалась моею.
Есть просвет под куполом из льда,
бытие, не отнятое смертью
где живая, теплая вода
греет воздух под холодной твердью.
Всходят там природе вопреки
робкие побеги первоцветов,
под покровом вымерзшей реки
для влюбленных в эту жизнь поэтов!
Пусть на самом деле мир жесток,
те упрямо верят в жизнь иную,
в слепоту куриную – цветок,
спрятанный в теплицу ледяную.
Застолблю себе участок свой,
может быть, и золото намою...
У кого-то ноты – под рукой,
у меня – под коркой ледяною!

Виктор ПЕТРОВ, Ростов-на-Дону
ГУЛЯЙ-ПОЛЕ
Гулеванит Гуляй-Поле –
Шашек дикий пересверк!
Батька думает о воле
И подковывает век.
Вишни кровенеют рясно,
Белый снег убит во рву.
Кто за белых? Кто за красных?
Я за зелену-траву!
Эй, куда рванули кони,
Отвергая удила,
Если слёзы – на иконе
И пластается ветла?!
Пулемёт сдержать не смейте –
Водит строчку до конца:
Упаси, Господь, от смерти,
От летучего свинца!
Так идём на круг, товарищ,
Приходи, вашбродь, и ты,
Чтобы млечный дым пожарищ
Не густел до черноты.
Мы втроём гуляем в поле –
Никого на целый свет...
Батька думает о воле,
Батьке скоро тыщу лет.
ДАЛЬ
Свои пятилетние планы
Уже осмеяла страна –
Пьяны тем столицы и пьяны,
Одна только даль не пьяна.
Кочует любовь молодая,
Коль старые стены тесны,
И стелет простынку Валдая
С подветренной злой стороны.
Приятель к жеманному югу
Ударную выправит даль,
Сманив наудачу подругу
Рассказом про сладкий миндаль.
Разлука срывает стоп-краны,
Бросается на полотно,
И нет ослепительней раны,
Чем рваного солнца пятно.
Трефовые ставят кресты нам,
Рязанская морось горчит…
Но что за путеец настырный
Стучит по железу, стучит?
Владимир, звонарь заполошный,
Сзывает на праведный бой,
И жёлтая кофта, как плошка,
Маячит, влечёт за собой.
Сегодня махнём до Усть-Кута,
А завтра – туда – в никуда…
Ты певчее горло укутай –
Сибирские жгут холода!
Клубы паровозного пара
Плывут из отъявленной тьмы.
С тобою, как рельсы на пару,
В снегах затеряемся мы,
Где жёлтая кофта, как роба,
Дорогу торит наугад,
И сталью становится Коба,
И враг не возьмёт Сталинград!
ВЕЩИЙ СОН
Николаю Туроверову
Вознесенье пасхального гуда,
Только взор упадает во тьму…
Этот сон, я не знаю, откуда,
Этот сон, я не знаю, к чему:
Скачет лошадь, убитая лошадь,
Мимо русских кладбищенских плит;
След копытный – свечение плошек,
Дым встаёт и к востоку летит
Против сильного ветра – в пределы,
Где невмочь и терпеть и любить…
Белый флаг – наше белое дело,
Золотая рассыпалась нить;
Ну а дым – всё чернее, чернее,
Развевает, как искры, шитво:
Я на родине, только не с нею.
Как мне жить, если всюду мертво!..
Окровавилось бранное стремя
И загнало казачьих коней.
Кто стоит, ожидая расстрела?
Тот, кто родину любит сильней.
ПОЕЗД
Поезд шёл в ночную пору
Расписанию вдогон,
И вольготно было вору
Спящий обирать вагон.
Вор в законе издалёка –
Не улыбка, а оскал,
Чёрный глаз, гортанный клёкот –
Души русские искал.
И, куражась, для почина
Сунул нож проводнику:
Пусть заткнётся дурачина,
Служка жёлтому флажку.
Заградил дорогу тельник –
Только что он мог спьяна? –
И скользил по лицам тенью
Тот залётный сатана.
Облапошил молодуху,
Не перечил инвалид…
К моему приникнул уху:
– Что, мужик, душа болит?
А душа и впрямь болела,
Так болела – невтерпёж,
Впору вырваться из тела
Да и броситься под нож.
Душу клятую и битую
Как таскать не надоест?
И ворюга хвать в открытую
Мой нательный медный крест!
Непробудный сон России
Ехал с нами, нами был,
А вокруг леса, трясины,
Мрак и морок, глум, распыл…
Поезд темень рвал, стеная,
И являлась неспроста
Родина как неродная,
Хоть и русские места.
Ирод сгинул. Слава богу,
Не заметил пацана,
Что не вчуже знал дорогу
И очнулся ото сна.
Будь ты проклят, чёртов потрох,
Ведь сошли бы под откос,
Но спасителем стал отрок
С нимбом золотых волос.
Он глядел и ясным взглядом
Успокаивал вагон,
Что проехал рядом с адом,
Оборвав невнятный сон.
Поезд шёл, летел по свету,
Как всему и всем ответ:
Ничего святого нету –
Ничего святее нет…
ОБЕРЕГ
Милая, гладишь меня по щеке –
Я, как всегда, небрит навсегда.
После заблудишься ты вдалеке,
И обомрут мои поезда.
Только сейчас никого нет родней:
Боль отдавай – до стона стерплю:
Так ни о ком никогда не радел,
Так не любил и не полюблю.
Если презреешь, то сам виноват –
Мало делился жизнью своей;
Был непонятен, сочла – нагловат,
Верил тебе, ты веру – развей,
Чтобы не думал: такая одна!
Сдуру такую не возносил…
Вон как бушует чужая весна,
А на свою не хватает сил.
Время останется после меня,
Лишь бы тебя от любви сберечь –
Той, что не знает ни ночи, ни дня,
Той, что мою замыкает речь.
ВОРКУТА
Зря ль окликнул тебя, Воркута –
Воркованье твоё у плеча...
Так бы век, а не ночь коротать,
Да почти догорела свеча.
Ненасытные губы твои
И задушат и душу сожгут:
Скажешь: «Вены свои отвори»!
Отворю, но вернее бы жгут
Из верёвки вкруг шеи – и вниз!..
Это, чтобы любовь доказать.
А могу и шагнуть на карниз,
И схватиться за лунную стать...
Но усмешка твоя промелькнёт,
Обрывая галимую нить,
Только горлинка, сбитая влёт,
Воркованье желает продлить.
И на лагерь плевать, на тюрьму –
Поцелуем её прикормлю:
Разве скажет она хоть кому,
Сколь дотоле терпел и терплю
Воркутинскую снежную блажь,
Залихватские скаты дорог...
Пуля-дура, теперь не промажь!
Гильза стукнется пусть о сапог.
*  *  *
Он схлестнулся крест-накрест
с тобою
И земные отринул пути.
И распятые общей судьбою
Разве можете с неба сойти?
Было то, что ещё не бывало,
А что было – рассыпалось
в прах…
Ты руками его обвивала
И в подлунном и в прочих мирах.
Откликалась на редкое имя,
Постигала размолвок туман;
Неземная улыбка таима –
Холодит и волнует обман.
Он живёт у слепого экрана,
Затянул виртуальный портал:
Вместо сердца – открытая рана:
Сам бы рану не забинтовал…
Ты придёшь, ты омоешь слезами –
Тайно вылечишь рану его;
И с высот золотое сказанье
Явят звёзды, не зная того,
Что отчаялся сумрак осенний
И качается лодка вдали,
И дремотные запахи сена
Долетают с далёкой Земли.

Валерия САЛТАНОВА, Ростов-на-Дону
*  *  *
Мне казалось, что всё я сказала,
Даже больше, что всё прожила.
Но неужто ты начал сначала
Там, где я не ропща умерла?
Южным ветром дохнуло с вокзала –
Отогреть захотел, уберечь...
Зря решила, что всё я сказала:
Лишь теперь начинается речь.
ВЫ БЫЛИ ВСЕГДА
I
...Наверное, бывают лучше –
Хоть я не видела таких...
Но случай, но курилка-случай –
Не жлоб, не оборотень-псих!..
В дни даже юности лихие
Я не нашлась бы, что сказать...
Ах, боже мой, глаза какие:
Смерть всем поэтам – не глаза!
Из бездны, из своих западин
Глядят – на мир? в себя? в Него?!
О, мир, конечно же, нескладен –
Вы во сто крат складней его!
И случай – тот, что всех случайней, –
Он лучше знает, лучше кто!..
...А впрочем – оставайтесь тайной.
Так проще.
Так сложней – во сто...
II
Потому что именно сегодня
Я уже рассказывать не буду
Прошлое – я кожу-то сожгла...
Потому что именно сегодня
Я Царевной-Лебедью побуду –
Я уже лягушкою была.
Вы не думайте, что так банальна
Вся эта история: и сводня,
И вражда, и зависть, глупость, месть –
Тривиальна, пошленько-сусальна...
Только Вам благодаря сегодня
Я  н а в е р н о  знаю, кто я есть –
Лебедёнок! Нет! – верней, утёнок!
Да, тот самый – серый, гадкий ут.
...Ах, родня моя, родня казачья!
Ничего для вас всю жизнь не знача,
Успокою: он не ваш ребёнок!
Вашего вам, белого, – вернут.
III
Вы были всегда.
Я об этом не знала. Однако
Вы были всегда,
                     потому что Вы были всегда:
Когда затевалась в Европе
                                   безумная драка,
Когда цепенели слова,
                      точно в стужу – вода.
Вы были, Вы знали,
                      Вы ведали всё, что свершалось:
Кровавую бойню, и козни,
                             и страх без стыда;
И первый мой лепет,
                      и первую детскую шалость –
Вы знали об этом. Вы были,
                                         Вы были всегда!
Какое имеет значенье,
                          что встреча – так поздно?!
Вы были всегда: до, во время
                                          и после всего!
А главное: небо над Доном
                                высóко и звёздно,
И мне Вас, далёкого,
                       хватит на жизнь – одного.
IV
Ради Вас я этот город полюблю!
К цвету глаз его – обновочку куплю.
Я – казачка, что когда-то – отреклась...
Но – вернусь, приму и постриг – ради Вас.
О, как я не принимала этот край!
Север – благо, Север – правда, Север – рай.
Север, Север, Север, Север... Он – горчит.
Ну, а Юг – торгует, буйствует, кричит!
Мне на Севере – вернее,
Я на Севере – не вдруг.
Да куда уж севернéе!
Точка. Заполярный круг.
Ах, какой водила тундра хоровод
Вкруг морошкиных оранжевых болот!
Хороша она? – да что там хороша!
Вот – брусника, вот – черника, вот – душа.
Только в скромном пёстром северном холсте
Вижу я донские шири, вижу – степь...
В общем, разницы не много:
Сухость жара – сухость вьюг...
Обожгла судьбы дорога:
Крайний Север – Крайний Юг.
И выходит, что до одури равны
Север с Югом – две полярных стороны.
Тот же ветер, тот же пепел, пряник, кнут –
Всё, что Бог для нас наметил: там – и тут.
В этой битве – злой и жаркой – хоть сейчас
Я согласна стать южанкой – ради Вас!
СТАН
Моей бабушке
Маргарите Филипповне
Я – аксайская, из станицы…
Зачеркнуть – зачерпнуть водицы,
На тесовый плеснуть порог:
Там – начало и там – итог.
Далеко, за речным туманом
Изогнулась казачка станом –
Отдаётся в колодце звон…
Всё ей – дом здесь, и брат ей – Дон.
Становление, стан, станица –
Стаей птиц полетят страницы,
Вереницей стихов и дней…
Стань родным – стань ещё родней,
Мой любезный, мой свет, мой сокол,
Тот, с которым полёт – высоким
И безбрежным отныне стал…
Становище. Становье. Стан…
*  *  *
Ты прекрасен, мой бог,
ты прекрасен, как в первые дни
Зачарованности и бессмертья,
где бредят событья,
Где мы жарко едины,
но мы никогда не одни:
С нами ангел, повсюду наш ангел –
звезда и укрытье.
Будто разом вернулись те дни:
лишь взойду на порог –
Мир глядит прямо в душу мне,
солнечный и неделимый,
И во всех совпадениях –
губ, и сердец, и дорог –
Этот вздох: ты прекрасен, мой бог,
ты прекрасен, любимый!
*  *  *
Мне и так легко сойти с ума,
Я и так вишу на волоске,
Да ещё беспутница-зима
Белою фатою льнёт к щеке.
Ей ли издеваться надо мной,
Мысли путать, голову студить?
Лучше прямо в пекло угодить,
Чем смириться с участью земной:
Прятать и таить себя в себе,
И в узде держать, и на цепи…
«Не глупи, подруга, потерпи,
Потерпи ещё!» – кричу судьбе.
И пурга заздравную поёт…
…А метель поёт за упокой
Всех страстей.
Но машет мне рукой
Тот, кто мне покоя не даёт.

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: