«Тихий Дон» написан необыкновенным человеком

110 лет михаилу шолохову

24 мая исполняется 110 лет со дня рождения Михаила Шолохова. Накануне мы встретились с автором романа «Шолохов»  Андреем ВОРОНЦОВЫМ — доцентом Литературного института, сопредседателем созданной в прошлом году Крымской организации Союза писателей России.
— Андрей Венедиктович, откуда у вас такая тяга к Шолохову?
— Будучи студентом Литинститута, я прочитал отцензурированную версию 1949 года «Тихого Дона». Произведения, изученные в школе, сильных эмоций не вызвали. А здесь возникло мощнейшее впечатление с пониманием того, что в советское время — не самое лучшее для творчества и свободы слова — создана величайшая книга о вечных истинах, о том, как человек противостоит судьбе, року. Ни с чем подобным я доселе не встречался и остро почувствовал, как непросто было автору не то, что написать, но выпустить такой текст. Стал знакомиться с личностью Шолохова. О ней, о том, каким он был человеком, известно меньше всего. Только мифы.

Официальный: советский писатель, твёрдо следовавший установкам, которых должен придерживаться коммунист, член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета. Корни второго мифа о том, что якобы не он написал «Тихий Дон», растут с 1929 года. Хотя как литератору мне было совершенно ясно, что не бывает двух конгениальных частей одного и того же романа. Это сродни тому, чтобы вживую срастить отрезанную руку или ногу. Стиль можно сымитировать. Дух, философию повторить нельзя.
Меня поразил масштаб личности и при этом невероятная скромность этого человека, отсутствие желания себя рекламировать, которое уже тогда среди писателей было достаточно сильным. Не задумываясь, вступался он за тех, кого хотели репрессировать, доходил до самых верхов. Это касалось сына Андрея Платонова, в мемориальной аудитории которого мы с вами разговариваем. Он обвинялся по заговору против Сталина, ему дали большой срок, а с помощью Шолохова освободили.
В своих письмах Сталину Шолохов не только хлопотал о родственниках и друзьях, но и критиковал систему, писал про пытки, про то, как выбивают показания, не давая людям по 10 дней спать. Кто ещё мог отважиться на такое? Я других примеров не знаю. Если кто и обращался к Сталину, то это касалось либо его близких, либо его лично, как в случае с Михаилом Булгаковым. Когда в разгар так называемого «Вёшенского дела» (1936—1938 гг.) его звали на писательские антифашистские конгрессы в Париж и Испанию, он категорически отказывался, пока его друзья находились под следствием или в заключении. Поступок уникальный.
— Кто были его друзья?
— Очень простые люди, руководители местных советов, Вёшенского райкома, хозяйственники. Чем объяснялись его ссоры и конфликт с ростовским ГПУ и руководством крайкома? Совершенно очевидно, что писатель с мировым именем, интересующийся местными делами, а он входил в бюро райкома, являлся вторым, если не первым лицом края. И то, что заводили дела на тех, с кем он дружил, было борьбой с ним. Понимая это, он доходил до Ежова, до Сталина. И есть все основания полагать, что встреча у Сталина осенью 1938 года в составе членов политбюро, завершившая «Вёшенское дело», как раз и стала одной из причин падения Ежова. Потому что выяснилось, что он дал санкцию на дело против Шолохова.
— Врагов и недоброжелателей у него хватало…
— Да, а он был один из редких писателей, который никого не предавал, действовал и вёл себя так, как пропагандировал в своих книгах. И об этом никто ничего не знал. Эти факты стали открываться после публикации в 1985 году его переписки со Сталиным — сейчас её можно прочесть в собрании сочинений. В 90-х неизвестные страницы шолоховской биографии печатала «Литературная Россия». Я тогда ещё раз убедился, что «Тихий Дон» написан необычным человеком. А утверждение, поддерживаемое такими солидными людьми, как Солженицын, что этот советский писательский чиновник просто не мог написать такого романа, не имеют под собой никакой почвы.
— Братья по цеху, за исключением Серафимовича и Платонова, не очень-то жаловали Михаила Александровича?
— Верным его товарищем был Василий Кудашов. Этот крестьянский писатель работал в комсомольской печати. Как литератор ничем особенно себя не зарекомендовал, но именно ему Шолохов доверил ту самую рукопись «Тихого Дона», которую так долго искали и отсутствие которой выставлялось как доказательство плагиата. С Платоновым они дружили. Серафимович — сам казак, сын войскового старшины — был наставником, опекал. Написал предисловие к первому изданию «Донских рассказов». Благодаря ему начал печататься «Тихий Дон» в рапповском журнале «Октябрь», редколлегию которого он возглавлял. Он был опытным политиком, сидел по делу Александра Ульянова, которого казнили, а он отделался лёгким испугом и ссылкой. В РАППе было много троцкистов, хотя они это не афишировали, и о публикации романа Серафимович объявил после разгона троцкистской демонстрации. 8 ноября 1927 года на банкете в гостинице «Националь» по случаю 10-летия Октябрьской революции Серафимович представил всем Шолохова с новым произведением. Момент был выбран удачно. В столь острый политический момент никто не знал, в какую сторону всё повернётся, и возражений не прозвучало.
— Реакция на первую часть книги была настороженной?
— Реакция была сенсационной. Журнал рвали из рук и молчали. За исключением статьи опять же Серафимовича в «Правде» в апреле 1929-го — ничего. На Дону скидывались на дорогой «гас» — керосин, чтобы прочесть, что написал земляк. Многие, кто слушал, плакали, узнавая себя и сородичей в героях. Для разбиравшихся в политике было ясно, что книга антисоветская: красные изображены отрицательно и без всякого сочувствия. Такие отзывы сохранились на листочках, прикреплённых к книжному изданию ГИХЛа — Государственному издательству художественной литературы. В советское время это нигде не публиковалось. Важно и то, что даже заядлые критики не сомневались, что это хороший роман. Примеров подобного единодушия не припомню. Тот же Булгаков такой чести не удостаивался. Его вещи считались антисоветскими, но хорошими их столь единогласно не называли. А с Шолоховым такая штука произошла.
— И поползли чёрные реки зависти?
— Ещё бы! Фадеев задержал публикацию «Тихого Дона» на три года из-за описания там вёшенского антибольшевистского восстания. Но, думаю, и из зависти тоже. Тогда был всплеск литературы. Фадеевский «Разгром», «Севастополь» Малышкина, «Бруски» Панфёрова, «Девки и бабы» Кочина. Все эти очень неплохие книги оказались в тени «Тихого Дона», их не будут переиздавать 100-тысячными тиражами и печатать за границей. Шолоховский дар закрыл многие писательские судьбы, и не все перенесли это безболезненно. В писательской среде чувство соперничества очень развито, и Шолохов стал жертвой этого. Опорочившие его клеветники известны: Феоктист Березовский, Григорий Санников, Фёдор Гладков из пролетарского объединения «Кузница», которое то сливалось с РАППом, то ссорилось и разбегалось. Вместе с упомянутым Малышкиным они распространяли грязные слухи, но было решено широкого резонанса этой волне не придавать.
— По воле Сталина? Он покровительствовал Шолохову?
— Поначалу нет. Хотя борьба против 24-летнего писателя вышла уже на международный уровень, и Сталин велел разобраться. Тогда иностранному корреспонденту, чтобы передать сообщение с Центрального телеграфа в свою газету, требовалось разрешение МИДа. И аккредитованные в Москве журналисты, написав, что доказано: Шолохов не является автором «Тихого Дона» — запросили мидовскую цензуру. Это дошло до Кремля. Сталин обеспокоился. К тому же поползли слухи о том, что Шолохов был белым офицером. На это, кстати, замечательно отреагировал Микоян, сказав: «Даже если обнаружится, что это так, мы простим Шолохову это за «Тихий Дон».
Следов покровительства Сталина не просматривается до 1932 года, когда Шолохов встречался с ним при посредничестве Горького, добиваясь печати 6-й части романа. Это были непростые беседы. Он сумел доказать Сталину, что разоблачал троцкистов, а изображённые с симпатией, подобно Корнилову, персонажи, играют на руку идее большевиков. Он говорил: «Безобразия, описанные мной, в том числе расказачивание, имевшее цель уничтожить практически всё мужское население Дона, было инициировано Троцким и его приспешниками». Сталин и сам знал об этом, так как занимался Доном в 19—20-х годах прошлого столетия. Потому дал указание продолжить печатание «Тихого Дона». Несмотря на это редакция «Октября» выбросила несколько эпизодов из шестой части, в частности о зверствах комиссара Малкина, расстреливавшего казаков из-за того, что ему борода не нравилась, запрещал хоронить их и т.д.
Это выкинули, Шолохову не сказали, и он заявил протест, поставив условием дальнейшей публикации романа печать изъятий на отдельной вкладке. В майском номере журнала за 1932 год это вышло. Есть основания также полагать, что Сталин предложил Шолохову написать роман о коллективизации. Шолохов пообещал начать «Поднятую целину», но продолжение её выпустить после завершения «Тихого Дона». На этом и сошлись. Вторая часть «Поднятой целины» вышла, как известно, только в 50-х.
— Шолохов знал себе цену? Ощущал свою значимость и величие?
— Безусловно. И знал гораздо раньше, чем получил Нобелевскую премию. Большие тиражи не были свойственны русской литературе. Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой издавались по 3-5 тыс. экземпляров. Лишь в конце жизни, когда Толстой занялся политикой, тиражи его выросли. А 100-тысячными тиражами первым начали печатать Максима Горького, вторым — Михаила Шолохова. Он стал получать большие деньги, переводиться за рубежом. Сначала его публикуют в газете немецких коммунистов, потом издают двухтомник, тираж которого быстро превысил тогдашний хит, — «На Западном фронте без перемен». Ремарка: Это в 30-х годах! До «нобелевки» ещё далеко. Конечно, он понимал, что это значит. Но вёл себя с достоинством, неуклончиво по отношению к тем, кто пытался его уговорить сделать героев коммунистами, чтобы они перешли на социалистическую платформу и разоружились перед советской властью. Советчиков было много, среди них умирающий Николай Островский, который говорил: «Я надеюсь, что получат заслуженное наказание в вашем романе те, кто залил кровью рабочих и крестьян степи тихого Дона».
— Говорят, Алексей Толстой да и Иосиф Виссарионович выражали пожелание, чтобы Григорий Мелехов перешёл в стан большевиков...
— Лично Сталин не выражал, выражало окружение. А когда речь зашла о вручении Сталинской премии, в которой тогда была одна только номинация по всем видам искусства и при голосовании Шолохов получил безоговорочное большинство, это очень не понравилось Фадееву, Довженко и Алексею Толстому, хотевшему награды за «Хождение по мукам». Они интриговали, заявляли, что не может роман с таким героем, где коммунисты изображены подлецами, быть удостоен Сталинской премии. Успокоились, лишь когда Сталин ввёл три премии. Шолохов же на заседания этих премиальных комиссий не ходил, хотя и был их членом.
— Моя мама наблюдала Шолохова в неофициальной обстановке в городе Миллерово и говорила, что это был маленького роста, неброской внешности человек, но при этом притягательный, чем-то приковывавший к себе внимание...
— Думаю, внутренней силой, несгибаемостью, верностью человеческим отношениям, единожды выбранным творческим симпатиям и книгам, которые он создаёт. Когда он осознал значимость «Тихого Дона», то довёл всё до конца в том виде, в каком задумал, не взирая ни на какие угрозы и давление. Он всегда был защитником униженных и оскорблённых в сельской местности. Когда ростовское начальство, возможно с ведома Сталина, предлагало ему переселиться в город, поближе к пролетариату, отказывался.
Он умел располагать людей к себе. Хотя всегда говорил правду в глаза. Мог сказать: ты исписался, твоё творение никуда не годится, как это было с писателем из Казахстана Николаем Корсуновым — его многолетним другом.
— С чего началась его драма? Почему он практически перестал писать и не закончил «Они сражались за Родину»?
— Он завершил вторую часть «Они сражались за Родину», и четыре главы были напечатаны в 1969 году в «Правде». Не без труда их пробил, с откровенными упрёками Брежневу, что Сталин меня читал и такого не позволял... Брежнев печатать в целом роман не разрешил. Повествование там велось от лица репрессированного генерала, рассказывающего на рыбалке про сталинские времена, своё заключение и свою жизнь. Тогдашнее ЦК, обжегшись на Солженицыне, дуло на воду, трусило. Не хотело замечать, что это иной взгляд на Сталина и на советский патриотизм, что Шолохов выступал против политической позиции Солженицына. Хотя повествование получилось несколько архаичным: это рассказ в рассказе. Я читал только газетный вариант, но очевидно, что художественный уровень этих глав заметно ниже, чем той же «Судьбы человека». То ли он выписался, то ли возраст сказался, то ли обида на Брежнева.
Ещё с шестой части «Тихого Дона» Шолохов понял, что с литературными чиновниками самого высокого ранга, будь то Горький или Фадеев, лучше не иметь дела. Вести разговор надо с первым лицом: даст согласие — всё напечатают. Такая манера общения у него была со Сталиным, с Хрущёвым, так поступал он в брежневскую эпоху, но получил отказ. Именно не от Сталина, а от Брежнева. Может, это обстоятельство его надломило, может, осознание того, что «Они сражались за Родину» похуже даже «Поднятой целины», вторая часть которой была слабее первой. Так или иначе, но он сжёг вторую часть романа «Они сражались за Родину», о чём мало кто знает. Наверное, не хватило духовных и творческих сил. Потому что пробивание романа отнимало не меньше сил, чем его написание.
— По слухам, он много пил...
— Он курил много. Не выпускал из рта самокрутки, папиросы. После Нобелевской премии — крепкие французские сигареты «Галуаз». Как всякий русский человек, выпивал с друзьями, рыбача, под уху. Да частенько и в Москве, где жил, пока восстанавливали разбомбленный дом в Вёшенской. Но запойным не был. Алкоголизмом, как Хемингуэй или другие писатели, не страдал. В 1975-м его разбил инсульт, от которого он так и не оправился. Умер через девять лет от рака горла. И все эти годы не пил вовсе. Кто-то считает, что выпивка стала причиной инсульта, но перед этим как раз пошла вторая волна клеветы, что не он автор «Тихого Дона», что доставляло ему немало горьких минут.
— Дмитрий Быков в эссе «Дикий Дон» написал, что более русофобской книги в советское время не выходило. А заканчивает он свой опус фразой: «Патриоты! Откажитесь от Шолохова. Он не ваш».
— В этих словах весь пафос и намеренная провокация. Это величайший роман, и нет там никакой русофобии. Там есть то же самое, что в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», где Гоголь очень колоритно, насмешливо, но без ненависти, пишет о москалях и кацапах. Так же и на Дону. Пантелей Прокофьич Мелехов говорит: «Вонючая Русь не должна у нас править… Нам лапотной России не надо...». Казаки ощущали себя близкой этнически, но другой, более привилегированной общностью, потому что у каждого на душу по 25 десятин земли — такая была награда за их службу Отечеству. Вот и вся «русофобия».
— Помимо романа о Шолохове вы написали два десятка статей в Шолоховскую энциклопедию. Наверное, это чисто комплиментарное издание?
— Это академическое справочно-биографическое издание, подготовленное научным коллективом ИМЛИ РАН, музейщиками, сотрудниками гуманитарных вузов. После Лермонтовской это вторая фундаментальная энциклопедия такого типа. У нас даже Пушкинской энциклопедии нет. Правда, насколько мне известно, работа над ней и над Чеховской энциклопедией идёт. А Шолоховская энциклопедия вышла в 2012 году 5-тысячным тиражом. В магазинах её уже нет. В ней подробные сведения о литературном пути Шолохова, его семейном и дружеском окружении в контексте эпохи.

Беседовала
Татьяна КОВАЛЁВА.