Сергей Захаров: «От Утёсова я сбежал в мюзик-холл»

Повторяем интервью с ним, опубликованное в «Слове» в 1999 году, где он рассказывает о своих корнях.
Сейчас трудно себе вообразить, что Сергей Захаров перед своим первым выходом на сцену Ленинградского мюзик-холла со страху испытывал лишь одно желание — раствориться, исчезнуть, спрятаться. Между тем первым выходом начинающего певца и превращением его во всесоюзную звезду прошло рекордно короткое время.

Отхватив первые места на фестивале «Золотой Орфей» и конкурсе международной песни в Сопоте, снявшись в главной роли в фильме «Небесные ласточки» вместе с А. Мироновым, А. Ширвиндтом и Л. Гурченко, он прочно занял место среди артистов первого ряда. Талант Захарова расцвёл не только с помощью педагогов: артистизм и мужское обаяние достались ему вместе с генами.
— Среди деятелей культуры немало особ аристократического происхождения — Петр Вельяминов, Эдда Урусова, Любовь Орлова, Татьяна Окуневская, Константин Симонов. К их числу, оказывается, относитесь и вы. Ведь ваши прадедушка и дедушка — царские генералы.
— И что характерно — артиллеристы. Дед перешел на сторону «красных», а в 1937 году его, естественно, расстреляли. Поскольку отцу было всего десять лет, он только и успел запомнить, что генерал был высокого роста, богатырского сложения и великолепный наездник. По семейной традиции отец тоже пошел в артиллерию, но дослужился только до полковника. А мне уже заявил: «Хватит — отшагали». От генерала же остались только фотография да воспоминания о том, что когда-то нашей семье принадлежал хрустальный завод и несколько деревень в Пензенской области.
— Вы очень похожи на свою маму Зинаиду Евгеньевну, а характер тоже её унаследовали?
— Артистизм моей мамы проявлялся в основном в колоссальных сценах ревности, которые она закатывала отцу. И хотя она и несчастную мать из себя разыгрывала, тем не менее, всегда меня защищала, а папа мне «бубны» давал за хулиганистость и плохую учёбу: после шестого класса меня даже из школы выгоняли. Родители вполне уравновешивали друг друга. И из меня получилась мягкая твердость, или твердая мягкость.
— С артистизмом всё ясно, а как насчет музыкальности?
— Мой дед по матери поляк Янковский был первым трубачом в Одесском оперном театре. Жаль только, пил и умер в 39 лет. Я с детства рвался в музыкальный мир. Играл на баяне, на гитаре, пел на танцплощадке в парке под «Битлз». В армии, естественно, служил в военном ансамбле. Пел: «Мы ракетные войска, нам любая цель близка», отдавая тем самым дань семейной артиллерийской традиции. А уж из армии меня прямиком отправили учиться в Московское музыкальное училище имени Гнесиных на отделение музыкальной комедии. Началась красивая жизнь, почти как у опереточных героев Георга Отса. Одновременно работал тогда в крупнейшем московском ресторане европейского класса «Арбат». На всю жизнь запомнил, как гулявший в «Арбате» канадский хоккеист Фил Эспозито, расчувствовавшись от моего пения, подарил майку, коньки, клюшку — словом, всё, что у него оказалось в сумке. Да ещё и расписался...
— Среди ваших учителей был сам Леонид Утёсов...
— Да, его «агенты» присмотрели меня в том же ресторане. Утёсов выпускал меня на сцену в тельняшке и с трубкой в тех образах, в которых сам работал в молодости. К сожалению, Леонид Осипович в то время уже мало внимания уделял своему оркестру, и я сбежал, несмотря на его обещания испортить мне всю оставшуюся жизнь, в самый лучший мюзик-холл страны — Ленинградский. А уже оттуда меня отправили и на «Золотого Орфея», и на «Братиславскую лиру», и на «Янтарного соловья». А потом пошли зарубежные гастроли. И я стал известен в Европе как выдающийся русский бас, хотя у нас всегда считался лирическим баритоном. Эстрада наша, как широко известно, там никому неинтересна. И я стал исполнять романсы. Тем более и жена их очень любит. В романсе вся наша славянская душа — увлекающаяся, непрагматичная, бесшабашная. С ней связаны все наши беды и победы.
— А жена имеет отношение к музыке?
— Мы с ней познакомились на пляже, когда мне было 14 лет, а ей — 17. Тогда из-за разницы в возрасте она казалась недосягаемой. Но всё-таки мы поженились, когда мне было 19 лет, а ей почти 22... Из-за раннего брака жена проработала совсем недолго. Лаборанткой, кажется. А всё остальное время — просто женой. Сейчас она цветущая, бодрая, порхающая. Выглядит моложе меня, вечно усталого артиста, лет на 30. Наша дочь Наташа занимается бизнесом. Мечтаю, что внучка Стася пойдёт по моим стопам. Буду помогать ей всячески. Коллекцию из тысячи виниловых пластинок с голосами старых мастеров вокала собрал и построил специальный дом для их прослушивания.
— Вы родились в один месяц с Петром I. И прожили много лет в основанном им городе. Чувствуете его влияние?
— Все, кто живет в Питере, ощущают его особое поле, благодатное для философов, музыкантов, писателей и революционеров. Питер мне дорог традициями, Золотым веком, тем хорошим, что могло бы быть во всей России. Но всё же я предпочитаю его только навещать, а жить на природе в Зеленодольске и в Москве.
— Как вам удается сохранять прекрасную физическую форму?
— Соблюдаю строгий режим, полноценно питаюсь, не пью, не курю. И ежедневно делаю утреннюю гимнастику. А после неё обязательно пять минут стою под ледяным душем. Иногда к моим упражнениям присоединяется Стася. Повышает тонус и тот факт, что внучка уже бойко играет на пианино. Так физическое и душевное здоровье помогают мне сохранять голос.