slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Савва... Продолжение судьбы

  20 декабря в Государственном Историческом музее вспоминали Савву Васильевича Ямщикова. Поводом для встречи деятелей культуры, журналистов, искусствоведов, сотрудников Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПиК)  стал выход книги «Реставратор всея Руси», в которой собраны воспоминания о великом русском подвижнике его ближайших друзей, коллег и единомышленников.
  38 очерков о Савве, сведённых в прекрасно изданный Издательским центром «Москвоведение» белый фолиант, — не мемуары. Как очень точно подметил директор Исторического музея А. Левыкин, это – моментальная фотография. Мемуары пишутся лет через 10—15, здесь же всё вспоминается авторами по свежим следам, с ощущением непритупившейся острой сердечной боли, которая не могла развеяться за те 500 дней, что прошли после ухода Саввы Васильевича из жизни.

  Редактором и составителем книги стала обозреватель газеты «Известия» Гузель Агишева. Сборник воспоминаний увидел свет благодаря спонсорской поддержке Павла Пожигайло, председателя Попечительского совета ВООПиК, и Игоря Найвальта, руководителя компании «БСК». Большое участие в подготовке книги приняла дочь Саввы Ямщикова Марфа, ставшая и одним из её авторов.
  В президиуме собрания – министр культуры России  Александр Авдеев, Павел Пожигайло, Гузель Агишева, Марфа Ямщикова, Валентина Ганибалова, вдова Саввы Васильевича, Игорь Найвальт, Алексей Левыкин. Церемонию представления книги открыл Игорь Гаврюшкин. Больше всего на свете Савва Васильевич Ямщиков любил друзей, сказал он. Сегодня его молитвами они вновь собрались здесь, на Манежной площади, чтобы вспомнить его и ещё раз почувствовать благородство его натуры.
  Выступившая первой Марфа Ямщикова, дочь Саввы Васильевича, сказала, как много значил для неё отец, всего масштаба личности которого она не осознавала в полной мере при его жизни. И как много значит для неё выход этой книги воспоминаний об отце его друзей, которых он очень любил и которые любили его. В книге это видно. Поэтому сборник воспоминаний  получился искренним, трогательным и многогранным, как сама личность Саввы Ямщикова.
 
  Затем слово было предоставлено министру культуры Российской Федерации Александру Авдееву, который сказал:
  — Хочется начать с нежных слов по отношению к Савве, но начну с главного – с общественной значимости этой крупной фигуры для российской  культуры, для  российского общества. Он намного раньше, чем всё общество, понял значение гражданственности в новой России. У него не было робости позиций, и он сразу же стал лидером движения за спасение памятников. Нам не хватает сегодня в обществе подобных людей. Большой избыток экстремистов, податливых на любые лозунги, а в культуре, к которой  нужно относиться бережно и защищать её очень грамотно, не впадая в амбиции, очень много тех, кто критикуют и культуру, и её подвижников.
  Савва яростно, азартно, неистово защищал наше национальное достояние в тот период, когда он оставался один на один с теми, кому он мешал, кому и сегодня во многом безразлична наша национальная и многонациональная российская культура. Савва лучше других понимал, на чём надо воспитывать наш патриотизм и какова составляющая культуры. Он всегда отмечал, что именно культура формирует человека и патриота. Ему не было присуще чувство боязни перед авторитетами, которые ему противостояли. Наше молодое, непонятливое и, простите, боязливое российское общество по-прежнему нуждается в таких гражданских лидерах.
  После бурных событий начала 90-х наступила апатия, итогом которой стало исчезновение с лица земли десятков тысяч памятников. Сегодня в России зарегистрированы 92 тысячи памятников, из них 24 тысячи – это федеральные памятники, остальные региональные. Каждый год исчезают 200—250 памятников культуры по разным причинам — борьба за дармовую землю, катастрофы и пожары, строительство дорог, природные катаклизмы и т.д. За последние десятилетия уничтожено 2—2,5 тысячи памятников, и со многими из них ушла часть души Саввы, потому что он сгорал, защищая наше национальное достояние, — то недомогание, то проблемы с сердцем. Но он неистово боролся, чтобы памятники остались на века. Поэтому нам не хватает Саввы, поэтому нам не хватает таких, как Савва.
  Боязливость, инерция, нежелание «связываться» на фоне внутреннего душевного диссидентства без гражданской активной позиции в деле сохранения памятников культуры характерны и сейчас для состояния нашего общества.
  Савва своей жизнью показал нам пример, что и как надо делать, и отдал на это важнейшее государственное дело всего себя. Хочется говорить о нём с нежностью, потому что было много личных моментов, связанных с ним и со спасением памятников… Когда я приехал работать в Болгарию в 1992 году, разрушался православный исторический храм Московской патриархии. Нужно было принимать срочные меры, научиться собирать деньги на восстановление. Савва любил и знал Болгарию, знал болгарский язык и многих людей там. Благодаря Савве мы пошли с шапкой по кругу и набрали денег. Даже вывезли из России сусальное золото для золочения. Возродили храм, вокруг которого и сейчас существуют сотни защитников русской культуры и православия. Савва тогда спросил: «А где же кладбище русской эмиграции?» Нашли на отдалённом участке Софийского городского кладбища 50—60 заброшенных могил участников Белого движения.
  И вот собрались все — генеральный атташе, все сотрудники посольства — скребли, чистили, оттирали, восстанавливали. Через несколько месяцев сделали русский некрополь людям, которые достойно ушли из России благодаря уникальной операции, проведённой гениальным Врангелем. Операции, которая вошла в историю России и морского флота России как уникальная и неповторимая. Его начинания живы до сих пор.
  Потом Савва повёл меня в русский монастырь, построенный княгиней Левиной, о котором никто не знал.
  Уже в Париже, когда мне нужны были контакты с русской интеллигенцией, а в каждом сотруднике посольства эмигранты видели сотрудников КГБ, приехал Савва, которого они обожали и любили, и провёл меня по всем своим друзьям. Я видел, кем он был для них, слышал его уникальные истории о каждом. Он болел душой за неустроенные студии, неоткрытые таланты, незнакомые России литературные произведения. Для нового российского посольства он стал первооткрывателем того крупного пласта, которое мы сейчас называем культурой русского зарубежья.
  До сих пор Савва жив в памяти многих, и при разговоре с выдающимися людьми по телефону, когда передают привет Саввушке, я не отваживаюсь сказать, что Савва уже ушёл. Я не видел человека, который бы так близко воспринимал судьбу и творческий поиск друзей. Почти 90 процентов его вопросов ко мне касались реставрации и реставраторов, которым надо было помочь. С реставрацией и сейчас ситуация очень непростая, и Савва бил тревогу, поскольку разрушающий процесс не остановлен и с российской школой реставрации, с другими заведениями. Падает качество дипломов, теряются навыки, школа. Новые правила уничтожают старую практику. Конкурсная система в области реставрации памятников, против которой выступает министерство, показала свою никчемность. Сейчас мы работаем, чтобы коренным образом изменить этот порядок, который наносит ущерб памятникам, а не способствует реставрации.
  Если бы Савва был с нами, он бы сумел первым поднять мощный голос против той игры в терминологию, которую затеяли юристы: заменить в законе слово «реставрация» на слово «реконструкция». Мы перед памятью Саввы обязаны не допустить этого. Я хочу ответственно сказать, что Министерство культуры категорически против подобных лукавых формулировок, мы не допустим того, чтобы под видом воссоздания памятника была его реконструкция, меняющая внутреннее содержание, объёмы и т.д.
  Уход Саввы – урок для всех нас. Мы не воздали ему должное при жизни. Мы думали, что Савва будет вечен и у нас вечно будет лидер, над которым иногда мы улыбались, с которым мы пикировались, которому звонили и спорили, не понимая, что он отдаёт всего себя спасению русской культуры.
  Наверное, после его ухода нам нужно бережней относиться друг к другу, ценить подвижников. А самое главное — не предавать Савву, не искать компромиссы, которые позволят быть вроде бы верными Савве, внешне сохранять преданность и культуре, и памятникам, а в то же время, мягко, как пластилин, поддаваться нажиму, быть лояльным там, где нет чистоплотности. Очень много такого лукавства, дьяволов много ходит в нашем обществе, где есть соблазн остаться и послушным, и казаться хорошим. Нужно по-граждански решительно, но, разумеется, в рамках закона, быть таким же неистовым, как он, в деле сохранения культуры.
  Завершаю своё выступление с чувством нежности к такому большому, сложному, красивому и замечательному человеку.
 
  Директор Исторического музея Алексей Левыкин:
  — Я испытываю большое волнение, потому что в отличие от всех, кто сейчас выступал, не могу сказать, что хорошо знал Савву Васильевича Ямщикова. Наверное, право выступить перед вами, кто прекрасно знал его, тудился и боролся вместе с ним, мне дал Исторический музей, который испытывает законную гордость за то, что сегодняшнее событие происходит в его стенах. Наши встречи с Саввой Васильевичем были буквально минутными. Но я всегда с огромным интересом смотрел передачи с его участием, посещал выставки, организованные при его содействии. И лишь когда я стал музейным работником, то понял масштаб его личности для нашей истории, для нашей культуры. С его уходом образовалась огромная брешь…
  Когда у меня недавно в руках оказалась книга о нём, то я буквально проглотил её за два дня. Тут называли её мемуарами, написанными знавшими его людьми. Но это не совсем так. Эта книга — скорее моментальная фотография. В этом сила книги. Это — моментальная оценка людей, которые прекрасно знали этого человека, работали вместе с ним. И в этом её самая большая ценность. Она ценнее, чем любые мемуары, которые, как правило, появляются через десять-двадцать-тридцать лет…
 
  Павел Анатольевич Пожигайло, председатель Попечительского совета ВООПиК:
  — Смотрю в зал и вижу, что здесь собрался цвет нашего общества: Василий Ливанов, Виктор Линник, Михаил Демурин…Очень разные люди — дипломаты, актёры, журналисты, деятели театрального искусства. За каждым из них — целый мир. Какой ещё человек через год после своей смерти мог бы собрать таких людей?!
  Важно, что мы не потеряли друг друга, собрались здесь ради Саввы. Правильнее сказать, что Савва собрал нас вместе. И это, наверное, самое главное.
  Безусловно, впечатление от книги — это как крест. Это тяжелее, чем удар — удар выдержал, потом пришёл в себя и пошёл дальше. А крест — это всё, до конца жизни. И никуда от него не деться. Открываю оглавление. Тридцать вочемь глав — тридцать восемь авторов. Написано объёмно, ярко. Не знаю, о ком ещё можно было так написать. Книга очень искренняя. Меня радует, что благодаря соавторству многих знавших Савву людей его книжный образ получился столь объёмным и многогранным. Наверное, одному автору создать такой портрет было бы не под силу. Поистине Савва был человечище. Мы не могли не выпустить такую книгу. Это наша общая заслуга…
  Если мы заботимся о спасении нашей души, то Савва является для всех нас верным духовным ориентиром. Мы обретаем большое количество друзей, люди тянутся к нам. И этот «магнит» нам, конечно, передал Савва. Он был не просто реставратор. Его мысли и цели простирались гораздо дальше, нежели просто сохранение культурного наследия… Он во многих вещах сформировал в нас «образ»… «Образование» есть формирование образа Божия. Савва во многих из нас этот образ, если и не сформировал, то очень точно очертил…
  Ещё раз поздравляю всех с выходом этой книги.
  Игорь Александрович Найвальт, председатель Совета управляющих Финансово-промышленной группы «Балтийская Строительная Компания»:
  —Слава Богу, что книга вышла. У Саввы Васильевича ещё при жизни была, правда, не книга, а выставка — «Музей друзей» (8 июля 2009 года в Псковском музее-заповеднике состоялась презентация выставки «Музей друзей» Саввы Ямщикова. — Ред.). Немного людей могут похвастаться при жизни таким — не друг, не два, не десять, а сонм друзей.
  Причём друзья, с которыми он жил всегда по-разному. Он врывался всегда в решение вопроса с шашкой наголо. Рубил чужих, но порой доставалось и своим. Обижаться на него было нельзя. Я не знаю таких людей. Потому всё, что он делал, он делал от души и искренне.
  Об этом же свидетельствует и эта вот книга, которая увидела свет: тридцать восемь очерков — моментальная фотография. Я сначала был против, чтобы выпускать книгу буквально через год, поскольку большое видится на расстоянии. Но и в самом деле получился незамыленный временем взгляд на Савву Васильевича. Большое спасибо издателям. Хотя, думаю, будет и второй том…
  Савва Васильевич был очень красивый человек, абсолютно русский, до последнего волоска, не в обиду будет сказано представителям других национальностей. Абсолютно неистовый. Всё, что он делал, делал по большому разряду. Иногда удобный, иногда неудобный, но вот он ушёл — и в сердце пусто. Очень жаль. Но мы же православные… Даст Бог, ещё свидимся.
 
  Валентина Михайловна Ганибалова, вдова Саввы Васильевича Ямщикова:
  — Я не была готова к выступлению. Но, пользуясь случаем, хочу поблагодарить за эту книгу всех, кто работал над ней. У меня её выход сливается с другими событиями. Одно из последних событий, когда Савва делал свою книгу «Созидающие» (Ямщиков С. Созидающие. — М.: Русский мир, 2007. — 488 с. Серия «Большая московская библиотека». — Ред.) о людях, которых он очень ценил и любил, которые творили, а не рушили. Начал он работать и над второй частью этой книги, но так и не завершил… Второе событие, которое я вспомнила, — это его 70-летие, когда на юбилей собралось, наверное, человек двести. Это были не просто друзья, а уважаемые всеми люди из Якутии, Абхазии, Грузии… Из разных уголков нашей некогда единой большой страны.
  Савва был очень русским человеком, но он ценил людей не за национальность, а за их сущность — а это истинно русская черта. Пожалуй, только русский человек может вместить в себя такое большое разнонациональное единение… Так же, как нами всеми любимый Пушкин, к нерукотворному памятнику которому «не зарастёт народная тропа», а по ней пройдут «и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой / Тунгус, и друг степей калмык».
  Думаю, что книгу точнее было бы назвать «Савва свой и чужой» — в ней есть очень разные оценки и подходы.
  Но верю и согласна с предыдущими выступающими, что эта книга — только начало. Будут и другие. Потому что личность Саввы действительно необъятна… Надо ещё долго и долго изучать Савву.
 
  Гузель Агишева, редактор и составитель книги, обозреватель газеты «Известия»:
  — Думаю, эта книга рано или поздно появилась бы. Потому что Савва был личностью крупного калибра, оставил действительно большой след в нашей культуре.
  Почему она появилась быстро? Дело в том, что прошло не так много времени, как мы его потеряли, но стало чувствоваться, что флаги стали меняться, образ ретушироваться и интонация тоже стала немножечко фальшивой. И не хотелось, чтобы это была икона, какой-то бронзовый памятник, поскольку все, кто знал Савву, могут подтвердить, что это был человек очень живой, импульсивный, а иногда просто невозможный. И тем не менее он очень украшал жизнь.
  В книге хотелось сохранить ту «интонацию вздоха», которая присутствует в любом, когда он теряет единственного человека. Я поняла, что если просить всех писать самим — наверное, каждый бы написал более вдумчиво, но это будет длиться и длиться… А хотелось сделать не то что быстро, а чтобы чтение было ближе… Мне приходилось мыслить, как человек разговаривал… Вот так эта книга родилась.
  Савва любил «непарадные» портреты. Вы знаете, что он открыл Григория Островского (Григорий Силович Островский (1756—1814) — русский художник-портретист XVIII века. — Ред.). Есть портреты Кипренского, Левицкого, Рокотова — это парадные портреты, художник в них делает модель лучше, краше, богаче. А портреты Григория Островского, которого Савва открыл, были штучными, натуральными. И поэтому, думаю, что Савва был бы доволен портретом, который нами написан.
  На мой взгляд, книга получилась достойной.
 
  Своё выступление прислал в редакцию и Валентин Яковлевич Курбатов, который не смог присутствовать на церемонии. Вот оно:
  — Как странно устроена жизнь! И как мы, опытом лет знающие эту странность и умеющие снисходительно указать на неё другим, оказываемся беззащитны, когда она обернётся к нам не отвлечённой мыслью, а живой судьбой.
  Как я всегда уставал от Саввы, от его чрезмерности, и в болезни не оставляющей его жадности жизни. Даже когда в годы его долгой депрессии друзья понемногу отходили от него (хотя не всегда были виноваты; он сам отказывал им в просьбе навестить его – не хотел показываться в слабости), он нет-нет да и срывался, что Мишка или Славка, или Юрка – сволочи (не заходят!). Он-то не звал, да они могли догадаться, что они сейчас нужнее всего. Ему всегда хотелось видеть всех и всех держать при себе. А уж когда встал, они все должны были быть его, идти по его делам, воплощать его мысли. Или, во всяком случае, общие с ним. И наши немощи, и личные дела воспринимались им как досадная остановка его дела. Иногда это смущало, вызывало чуть ли не злость – нам хватало своего эгоизма и самоуверенности. А он сразу при входе в город требовал ключи от города и с порога звонил в Москву, Петербург, Париж, Кострому, Милан своим Витькам, Колькам, Лаврушкам и Пьерушкам, чтобы и они немедленно включались в его дела. Поднималось начальство, вызвалось телевидение, давались интервью (их не брали, он – давал).
  Вот ведь, думаешь, беда – опять налетел. Значит, прощай покой, прощай размеренность жизни: «садись, старик, поехали!» В Изборск, Михайловское, Печоры, Кологрив, Солигалич. И там сразу всё вверх дном. И там он тотчас становился всем сразу – директором, завхозом, учёным секретарем, игуменом. Иногда, грешный человек, я прятался от него, бежал от шума, от частого повторения одних и тех же его притязаний к городу и миру. Ну сказал раз, думаешь, и хватит – не глухие ведь.
  И вот оказалось, что его «своё» это и было главное «наше» — в Пскове, Костроме, Ярославле, Петрозаводске. И теперь на его месте в душе страшный провал. И не в одной моей душе, а, кажется, в русской истории последних лет – так много он занимал в ней места. И место это было так нужно. Он лучше нашего знал родное начальство, знал, что оно только «наёмная сила» и, если с него не спрашивать, оно всё так и утопит в пустых обещаниях, и не стеснялся с той же энергией по сто раз повторять необходимое, бить в рельсу, пока не услышат.
  И вот – Бременская коллекция в России, Ефим Честняков – навсегда вписан в нашу культуру как явление всечеловеческое, икона Елеазаровского Спаса на своём духовном посту, в родном монастыре, стоит за единство Третьего Рима, как стояла во все часы духовной опасности. Крест под Изборском, как икона Русской земли, стоит и его плечами и волей. Покровская башня в Пскове воскресла, когда, казалось, потеряна последняя надежда, в такой стати, что мы перед её величием почти не смеем поднять глаз, как не смели иногда и перед его требовательностью.
  Сейчас его мучительно не хватает. И я боюсь, что лень и зло, расчёт и чужебесие осмелеют. И они уже смелеют, почувствовав, что теперь можно распоряжаться родными «духовными недрами» бессовестнее. И только в Пскове нас ещё ждет впереди тяжелейшее стояние за Мирожские и Снетогорские фрески, за достоинство реставрации передаваемых церкви храмов, за единство исторического облика 1150-летнего Изборска. А в Ярославле, Костроме, Петрозаводске, Вологде? Культура везде оказалась на опасном пороге.
  Ну что ж, с Божьей помощью и Савиной молитвой надо учиться делать его высокое дело без него. Звони, Савва, — днём, ночью, на рассвете. Без тебя очень трудно.
 
  Встреча в Историческом музее получилась не просто интересной и насыщенной – она стала духоподъёмной. По-иному и быть не могло – ведь речь шла о великом подвижнике и патриоте России.
  Особо следует поблагодарить наших коллег с телевидения и, разумеется, Валентина Валентиновича Лазуткина, одного из авторов книги и близких друзей Саввы Васильевича. Благодаря им сюжеты об этом событии прошли 20 декабря в новостных программах ряда центральных каналов.

 

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: