Рёбра северовы

(Окончание.

Начало в № 34, 38, 39)

На следующий день мы уезжали.

Поезд уходил вечером, и отец Андрей, настоятель мурманского храма Спаса на водах, взялся свозить нас на своей машине в Мончегорский район, где находится знаменитый Лапландский заповедник.

 

Отец Андрей в прошлом морской офицер. В священники, как он рассказывает, владыка Симон взял его прямо с палубы боевого корабля. Сейчас отец Андрей настоятель храма и отвечает за православную работу на кораблях Северного флота. Храм Спаса на водах мы видели, когда ездили к «Алёше» — памятнику героическим защитникам Мурманска… 

Похожий на дружину древнерусских богатырей в шлемах, стоит Спас на водах напротив Семенёвского озера и хотя никак не связан он с мемориальным комплексом на вершине сопки, но, когда от подножия «Алёши» смотришь на храм, кажется, что на помощь защитникам Мурманска движется богатырская дружина.

Отец Андрей, сохранивший офицерскую выправку, тоже похож на богатыря из этой дружины.

— А ваш храм, — спрашиваю, — уже при владыке Симоне построили?

— При владыке, — кивает отец Андрей. — Он же у нас ещё на открытом воздухе служил. Бывает, расстелет антиминс на сопочке, и служим, архиерейская служба идет… И что? Две литургии отслужили, и храм построился…

За разговорами выехали из Мурманска, и как-то сразу начал усиливаться ветер.

Вначале он нёс редкие снеговые крупинки, потом снега стало больше и по обледеневшему шоссе заструились белые змеи настоящей метели.

Издавна считается, что здесь, на Рёбрах Северовых, саамские колдуны имеют власть над ветрами.

«Они завязывают три волшебных узла… — пишет В.С. Соловьев. — Развязывают один — поднимаются ветры с умеренной силой; когда развязывают второй узел — начинают дуть ветры более сильные; когда рязвяжут третий — поднимется буря…»

А Надежда Большакова в своей книге «Жизнь, обычаи и мифы Кольских саамов» рассказывает о девке-нуэйте, которая жила на Нотозерском погосте.

«Как-то утром разбудила она людей погоста и велела приготовить на три дня хлеба и воды в тупах и всем сидеть по домам, носа не высовывать. Сама спать легла. Как заснула, поднялась буря, метель — света белого не видать. Через три дня всё утихло. Нуэйта проснулась и велела сородичам взять пищали и идти на мох. Когда они пришли, увидели шведов, что с погромом направлялись к их погосту. Большая часть уже замёрзла, а которые были ещё живы, тех убили.

Так нуэйта бурей и метелью спасала свой погост от смерти и разорения».

Какая нуэйта и от каких лихих людей спасала во сне свой погост сейчас, мы так и не узнали, но похоже было, что мы тоже попали под саамскую раздачу непогоды. Неведомые колдуны развязали, должно быть, уже третий узел, и метель превратилась в настоящую пургу, снеговыми вихрями перекрывало шоссе так, что трудно было разглядеть что-либо впереди.

Мы уже приближались к предгорьям Мончетундры…

Название это саамское. «Монче» по-саамски — «красивая», а тундра, то есть «тундар», обозначает не тундру, а «горный массив».

И вот хотя и сказано в путеводителе, дескать «Мончегорск— жемчужина Кольского края», но смотришь в окно машины и не понимаешь, куда спрятались «девственность природы, живописные ландшафты северной тундры и величественных гор».

Вместо этого по сторонам шоссе тянулись мертвые поля и рощи засохших деревьев. И метель, выбеливая мертвые деревья, делала их ещё страшнее.

— Сейчас ещё ничего… — хмурясь, сказал отец Андрей. — Сейчас отходить земля стала. А раньше ещё страшнее было…

Ещё страшнее…

В тридцатые годы были открыты медно-никелиевые месторождения, поэтому и началось на берегу Имандры строительство Мончегорска.

В ночь на 10 августа 1935 года на стройку в сопровождении окружного руководства и представителей хозяйственных организаций приехал первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) А.А. Жданов.

На пристани в Монче-губе его встретил управляющий «Североникелем» товарищ Воронцов.

— Добыча стратегического сырья началась точно в установленные сроки! — отрапортовал он.

Авторитет А.А. Жданова в Мончегорске был непререкаем.

И в борьбе упорной

с вьюгой снежной

Мы за домом дом,

за цехом цех пускали,

И уже тогда

с любовью нежной

Просеку

проспектом называли…

— пели строители Мончегорска.

И, действительно, просека, на которой ещё собирали грибы и ягоды, уже украсилась столбиками с указателями «Проспект А.А. Жданова».

Здесь и был поставлен памятник ему.

Старожилы вспоминают, что Мончегорск был тогда необыкновенно красив. «Город, завод и окружающие поселки — всё стояло среди зелёного леса, спускавшегося с пологих склонов красивых гор»…

Но прошло несколько лет, и отвалы выработок исковеркали живописные ландшафты заполярного Севера…

В Мончегорске только в величественном Свято-Вознесенском кафедральном соборе и сумели мы укрыться от бушующей пурги…

Но поговорили с настоятелем собора митрофорным протоиереем отцом Иоанном Баюром и вроде бы набрались сил и решимости продолжить путь в заповедник, однако когда снова вышли на улицу, с трудом — такие сугробы намело! — сумели пробраться к своей машине.

Повздыхали мы и решили возвращаться в Мурманск.

Выехали за город и через полчаса движения по совершенно пустому шоссе поняли, едем не в ту сторону, заблудились…

Снова вернулись в Мончегорск, отыскали нужную дорогу и, прикинув по времени, сообразили, что в Мурманск уже не поспеваем на поезд.

Решили ехать в Оленегорск.

Здесь, в Оленегорске, и садились мы на поезд, помолившись перед этим в засыпанной снегом церкви преподобного Дмитрия Прилуцкого…

Дмитрий Прилуцкий был соратником Сергия Радонежского.

Говорят, что он обладал необыкновенной красотой и столь же прекрасным, несокрушимым в отречении от мира духом.

Святой князь Дмитрий Донской уговорил преподобного Дмитрия стать восприемником своего сына, поскольку саму победу на Куликовом поле он приписывал его и Сергия Радонежского молитвам.

Однако ни слава, ни богатство, ни всеобщая любовь не радовали святого.

Посоветовавшись с Сергием Радонежским, Дмитрий, ставший «государевым кумом», уходит на Север, в те края, где никто не знает его, и основывает невдалеке от Вологды монастырь.

Ну а теперь дошёл преподобный Дмитрий Прилуцкий и до Заполярья, до возвышенности Оленья Тундра.

Здесь добывают и обогащают железную руду, а потом везут её в Вологодскую область на Череповецкий металлургический завод…

Такой вот взаимооборот Оленьей Тундры и Вологодчины…

Конечно, заманчиво было бы порассуждать, что вблизи церкви преподобного Дмитрия Прилуцкого — от Оленегорска до Кировска, где учился в 1954 году в горном техникуме Николай Рубцов, нет и часа езды! — и пытался поэт оттаять от своего возле Прилуцкого монастыря обрушившегося на него сиротства… Но, увы, никаких свидетельств, что Рубцов бывал в Оленегорске или хотя бы догадывался о существовании такого, вологодского «соседа», нет…

Железнодорожный вокзал в Оленегорске, хотя тут и зал ожидания есть, и прочее положенное вокзалу хозяйство, в снежной метели неразличимо сливался с разъездом, на котором садился на свой поезд Николай Рубцов…

Вот он, глазом огненным

сверкая,

Вылетает… Дай дорогу,

пеший!

На разъезде где-то, у сарая,

Подхватил меня, понес

меня, как леший!

И совершенно не похожим был этот, скатывающийся с Рёбер Северовых поезд на тот, что среди сияющей светом весны мчался несколько дней назад в Мурманск.

В нашем вагоне в Мурманск ехали тогда всего восемь человек, а здесь, только в нашем купе оказалось вместе с детьми пять человек.

Также тесно было и у соседей…

Когда только влез я в поезд, возникло ощущение эвакуации, бегства, как в стихах Рубцова:

Поезд мчался с грохотом и воем,

Поезд мчался с лязганьем

и свистом,

И ему навстречу желтым роем

Понеслись огни в просторе

мглистом.

Поезд мчался с полным

напряженьем

Мощных сил, уму непостижимых,

Перед самым, может быть,

крушеньем

Посреди миров несокрушимых.

Поезд мчался с прежним

напряженьем

Где-то в самых дебрях

мирозданья,

Перед самым, может быть,

крушеньем,

Посреди явлений без названья…

Впрочем, к поездному многолюдью быстро привыкаешь.

И ощущение катастрофы, от которой бегут все, тоже быстро рассеялось…

Так всегда и бывает, объяснили мне.

Весной в Заполярье идут пустые поезда, а из Заполярья — переполненные. Ну а осенью наоборот… Такой вот связанный с временами года перекос получается.

Что ж…

Тут только и остается повторить следом за Николаем Рубцовым:

Быстрое движенье

Всё смелее в мире год от году,

И какое может быть крушенье,

Если столько в поезде народу?

И тут, постепенно свыкаясь с пространством вагонной полки, с достаточностью его для передвижения в поезде, только и остается подивиться, каким великим множеством зачастую не замечаемых нами нитей связаны пространства нашей Родины.

Вот тот же Рубцов…

Почему так получается, что без Заполярья невозможно представить себе жизнь.

Попробовав поработать на тралфлоте, Николай Рубцов не уезжает из Заполярья, а поступает в горно-обогатительный техникум в Кировске. Но и бросив учебу, и перебравшись в Ленинградскую область, он снова возвращается сюда, когда его призывают на срочную службу.

Сохранилось довольно много стихотворений Николая Рубцова, написанных в эти годы, но Заполярье не только в этих стихах…

Заполярье вошло составной частью в белый свет поэзии Рубцова.

Как в дневном свете содержится красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый цвета, так и чистый, белый свет России невозможен без цветов районов и областей, которые и составляют нашу страну. Заполярье — один из важнейших цветов в этом спектре, и белый свет России был бы совсем другим без него…

Это чувствовал Рубцов.

Это чувствовали святые, которые просияли на заполярных северах…

Это чувствовали бесстрашные защитники северных рубежей нашей страны…

Это должны почувствовать и мы, если мы хотим, чтобы жизнь в нашей стране была освещена белым светом братолюбия и добра, если мы желаем победить страх пред ненавистною раздельностью мира…

Николай КОНЯЕВ.