Рядом со знаменитостью

За более чем двадцатипятилетний период работы редактором литературно-художественных изданий я обрёл много друзей из числа творческих людей России. Кроме известных, маститых писателей, в числе их есть и те, чьи литературные способности ярко выражены, но в силу непонятных причин сами авторы обделены вниманием редакторов изданий, а также критики. Желая помочь «встать на крыло» таким поэтам, страдающим от невостребованности, я обратился к своим друзьям из числа известных писателей с просьбой поддержать их, дав добро на совместную публикацию.
И они откликнулись!

Первая «проба» состоялась в газете «Слово» от 25 апреля 2014 года. Знаменитая архангельская поэтесса Галина Рудакова с пониманием отнеслась к моей просьбе, и её стихи были напечатаны на одной странице с начинающей поэтессой Светланой Улановой из Кемеровской области.
Процесс пошёл! На кемеровского автора обратили внимание, и после издания очередной книжки с качественно подобранными произведениями она несомненно будет принята в Союз писателей России.
В сегодняшнем выпуске газеты «Слово» мой старый друг — знаменитый Анатолий Аврутин из Беларуси любезно согласился поддержать екатеринбургского поэта Анатолия Лебедева, который публикуется под псевдонимом Вонтер Лак.

Анатолий АВРУТИН
Анатолий Юрьевич Аврутин – поэт, переводчик, критик, публицист. Родился в 1948 году в Минске, окончил Белгосуниверситет. Автор двадцати поэтических книг, изданных в России, Беларуси и Германии, двухтомника избранных произведений «Времена». Главный редактор журнала «Новая Немига литературная». Член-корреспондент Академии поэзии и Петровской академии наук и искусств. Лауреат международных литературных премий — им. Симеона Полоцкого; «Литературный европеец» (Германия); им. Сергея Есенина «О Русь, взмахни крылами…»; всероссийских премий — им. Бориса Корнилова «Дорога жизни»; им. А.Чехова; «Белуха» им. Г.Д. Гребенщикова; «Герой нашего времени»; им. Николая Минского; «Русь единая»; украинской премии им. «Молодой гвардии», годовых премий журналов «Аврора», «Молодая гвардия» и др. Член редакционных коллегий семи литературных журналов разных стран.
Название «Поэт Анатолий Аврутин» в 2011 г. присвоено звезде в созвездии Рака.
Перечень изданий, в которых публиковался автор, занимает не одну страницу.

Вонтер ЛАК
С Вонтер Лаком (Анатолием Лебедевым) я познакомился в Москве, в прямом эфире одной из программ телевидения «Вечерней Москвы» 10 июня прошлого года, куда я был приглашён вместе с главным редактором журнала «Невский альманах» Владимиром Скворцовым. Оказалось, что мы с Анатолием – артековцы. Он был в Артеке в 1962 году, а я в 1973-м. Этот факт сыграл решающую роль, и наши дружеские отношения продолжились и за пределами телестудии. В нескольких питерских изданиях мною были опубликованы его стихи.
Анатолий Лебедев родился 2 февраля в 1951 году во Ржеве. Вместе с родителями объездил страну.
Первую золотую медаль за свои стихи получил из рук Ю.А. Гагарина в 1962 году на Втором всесоюзном слёте пионеров в Артеке, где юный поэт был делегатом от Узбекистана.
Анатолий хотел стать журналистом и некоторое время работал в редакции районной газеты «К победе коммунизма» в городе Сургут, но, окончив Уральский государственный университет, стал математиком. Награждён медалью «За трудовую доблесть».
Принимал участие в 4-м конкурсе русской словесности в Гонновере, где получил приз зрительских симпатий. Автор двух книг.
Виктор Тихомиров-Тихвинский.
Санкт-Петербург.

 

Анатолий Аврутин

* * *
Я иду по земле…
Нынче солнце озябло…
Перепутались косы на чахлой ветле.
За спиною —
котомка подобранных яблок,
И я счастлив, что просто иду по земле.
Что могу надышаться —
без удержу, вволю,
Что иду,
отражаясь в болотце кривом,
Мимо русского леса,
по русскому полю,
Где мне русский журавлик
помашет крылом…

* * *
Что-то вздрогнет в душе…
Подхвачусь… Побегу под навес,
Чтоб в блокнот занести
отражение редких прозрений.
И откликнется мне
в своем вечном безмолвии лес,
И откроются мне
к серым стенам приросшие тени.

Что беседовать с тенью?
Я тоже сегодня, как тень.
Мои близкие люди
давно уже стали тенями.
Не поддайся печали
и женщину взглядом раздень
Так, чтоб странная искра
взахлеб заметалась меж нами…

И от искорки этой
в ночи запылает костер…
В стороне от костра
закричит говорливая птаха.
Сам собой возгордишься —
мол, все же не тать и не вор,
Может, и не лихой,
но испытанный парень-рубаха.

Пусть картавая темень
разводится белым вином,
Пусть три жалких аккорда
опять дребезжат о разлуке,
Пусть свеча догорела,
и всё в этом доме вверх дном —
Я могу целовать эти тонкие белые руки.

И останутся нежность и женщина
в сумраке дней…
Извиваются руки,
как в небе неслышная стая.
Всё забудется, знаю…
Лишь тени забытых теней
Шевельнутся порой,
что-то в стылой душе пробуждая…

* * *
Снова колокол бьет
над нелепым, мрачнеющим миром,
Снова странен и страшен
его вразумляющий зык.
Кто придет и воздаст
за напрасные муки кумирам,
Кто двуликому Янусу бросит:
«Да ты же двулик?..»

Я не верю молве —
всех великих молва оболгала,
Я не верю толпе, что затопчет,
а после — бежать…
Первый снег на дворе
раскатает свое покрывало,
И по вспученным венам
опять побежит благодать.

Как же сладостно — снег!
Как пронзительно — колокол слышен!
Как скворцы осторожно
простор отдают снегирям!
Как же терпки слова
с горьким привкусом мерзнущих вишен,
Как прозрачен твой образ,
что я никому не отдам!..

И пускай отгорит,
что еще отгореть не успело,
Пусть звучат голоса
из-под серых кладбищенских плит…
Нынче колокол бьет… Благодать…
И какое мне дело,
И какое мне дело, что завтра еще отгорит?..

Нынче колокол бьет…
Что-то теплое гонит по венам.
Кто-то мимо прошел,
на снегу не оставив следа…
И так жаждешь сказать
о мучительном и сокровенном…
Но ведь колокол бьет…
И не скажешь уже никогда…

* * *
В Россию можно только верить.
Федор Тютчев.
Хмур проводник… В одеяле прореха…
Старой любви не зову.
Кто-то в истории, помнится, ехал
Из Петербурга в Москву.

Кучер был хмур… Дребезжала карета.
Лошади хмуро плелись.
Хмуро вплывало тягучее лето
В хмурую русскую высь…

Тысячи раз отрыдала валторна, —
Мир без концов и начал.
Помнится, памятник нерукотворный
Кто-то уже воздвигал.

Нету концов… Позабыты начала.
Прежний отвергнут кумир.
Вспомнишь с трудом две строки про мочало,
Что нам твердил «Мойдодыр»…

Вспомнишь… Под визг тормозов на уклоне
Вытащишь хлеб и вино.
Снова умом ты Россию не понял,
Снова лишь верить дано…

Вонтер ЛАК
Венеция зимой
Венеция заснеженной Италии.
Холодный дым струится над водой.
Под мостиками узенькие талии
каналов, отливающих слюдой.

Венеция не знойная распутница,
а скромница, чья кружевная шаль
кружит и растворяется над супницей,
где в изморози варится январь.

Пропорции
Сырые сумерки весны,
рассвет прекрасного пиона,
озноб внезапно голой кроны
и снег на Новый год... И сны...

Под горку катятся года.
Не радуют, а ранят даты...
Куда ты, молодость, куда ты?
Куда ты, зрелость? В никуда...

А вот и старость... Ну, дела.
Дай, Бог, не быть родным обузой...
Душа, как шмель, летает с Музой
в пропорциях добра и зла.

Шторм
Ошпарила волна скалу седую.
На море неуютно кораблям.
Мой друг себе нашел жену другую,
а старую оставил дочерям.

Он выглядит вполне молодцевато.
Доволен новым домом и женой.
А прежняя ни в чём не виновата
и нелегко ей маяться одной.

Луна над морем светит, но не греет.
Уснули дочки под вечерний шторм.
Ей кажется — он завтра пожалеет.
Она простит и осенит крестом.

Река времени
Уносит властная река
рожденные ветрами волны.
В них щепками года, века,
свет юности и пепел черный.

Я жив, но позабыт звездой
и замыслом первоначальным.
И столько чаек над водой,
что воздух кажется печальным.

Старая фотография
Промокашка далёких дат.
Черно-белые кляксы фотки.
Мой отец — молодой солдат,
кудри льются из-под пилотки.

Много лиц, только он светлей,
словно лампу зажгли в передней.
Рядом девушка всех милей.
У фотографа кадр последний.

Фотография лучше слов
мне напомнит истоки судеб...
Если есть у людей любовь,
значит, всё остальное будет.

А меня ещё просто нет.
Я — случайность вечерней встречи,
а точнее случайный след
откровенности человечьей.

Зима в Калиново
Если ели заиндевели,
ясен пень и примёрзли мхи,
снег скрипит и сугробы сели
выше валенок, а стихи

замерзают за словом слово,
в розоватый входя закат,
месяц щиплет твои основы —
возвращайся, дружок, назад.

Житьхотелец, дровишек срочно!
Жратьготовец, на стол мечи!!
Звезды плавятся густо, сочно,
будто плавится воск свечи.

Рыбы дохнут без кислорода.
Дед Мороз в январе — злобА.
«Здесь не Сочи» — ворчит природа,
и поэтому жизнь — борьба.

Туман
Весна туманна... Возвратилась осень?
Как сложится в дальнейшем? Непонятно...
Болеет бесконечность цифрой восемь —
как ни рисуй, всегда придешь обратно.

Теряется в тумане тьма деталей...
Рассветный час укутан серой ватой.
Закрыт аэропорт... Увы, не ждали...
Сугроб последний тает виновато.

Обиделись и потекли окошки...
Так хочется в тумане потеряться...
Как серый ежик серою дорожкой
бродить и на предметы натыкаться...

Пуговка
Пуговку-отОрву на пальто
пришивает жертва обстоятельств.
Мелкая работа, но зато
греет в свете зимних заМЕРЗАТЕЛЬСТВ.

Рядом одиночество сидит,
смотрит прокурорскую проверку.
Пуговка украсит внешний вид
и вернет судьбу в свою тарелку.

Человек
Как мало, в сущности, порою
оставить может человек -
кредитку, мазь от геморроя,
пятак для закрыванья век.

А где же то, чем жил на свете,
От разных бед оберегал?
Полезное забрали дети,
а остальное бог прибрал.

Последний звонок
Жизнь - странная штука, однако...
Черемухи чистые сны
у здания стиля баракко
над первой крапивой весны.

Последний звонок постоянства.
Открытые миру глаза.
Весна просквозила пространство
насквозь и несет паруса.

Пластинки
Пластинки с морщинами песен
горой мавзолейной лежат.
Скажите, кому интересен
заезженный, пыльный парад?

Бесценны ( цена два пятнадцать),
послушные польской игле
вертелись, стремясь наиграться
свободой на ломкой смоле.

Молчат, и на фото с обложек
в сегодня особенный взгляд.
Эй, Белла, Татьяна, Сережа,
Андрюша, Володя, Булат...

Октябрь

Компот из листьев и окурков.
Асфальт по осени скользит.
Простывшим горлом переулков
листва последняя летит.

По штукатурке стен намокших
гуляют тени черных лип.
И трудно думать о хорошем,
я снова в непогоду влип.

В костре сжигают, словно мусор,
опавших листьев свитера.
И съежилось, как от укуса,
похолодавшее вчера.

.