Русские смыслы Владимира Скифа

Разговор о Владимире Скифе начну с его стихотворения, в котором, на мой взгляд, очень отчётливо видна человеческая суть этого поэта и гражданина.
Как хорошо идти по свету,
По краю звёздного пути
И славу русского поэта
Державной поступью нести.

Как хорошо служить России
И знамя чести поднимать,
Как горестно своё бессилье
В служенье этом понимать…

Привёл это восьмистишие первым потому, что суть одного из ярчайших современных поэтов состоит в его постоянной потребности сделать максимум для страны, где родился, вырос и живёт. Поэтому позволю себе не согласиться с двумя заключительными строчками стихотворения. Скорее всего, они продиктованы тем, что Владимир Скиф всегда ставит перед собой самую высокую планку гражданина. Ведь всё, о чём он пишет – это служение России своим словом. Разве может человек, не впитавший «с молоком матери» любовь к России написать:
Столбы гудят и мчатся вдаль,
На горизонте пропадая.
Жнёт перезревшую печаль
В полях бескрайних Русь святая.

Берёза плачет над крестом,
Ей ветер косы расплетает.
И в поле чёрном и пустом
Ворона мёртвая летает.

Здесь дом стоял. И от плетня
Меня влекли – судьба и воля.
Теперь в разверстой пасти дня
Калитка хлыбает средь поля.

В ночную копоть скрылся лес,
Господь с России мглу сметает.
Звезда срывается с небес –
И до земли недолетает.
А ведь этим стихотворением поэт открывает одну из своих книг – «Где русские смыслы сошлись». Значит оно для него программное, центральное. И задаёт интонацию сборнику. Причём, сборнику избранных стихов, т.е. тех, которые он считает для себя главными.
И здесь, действительно, «русские смыслы сошлись», потому что только русский может в такой степени почувствовать, как «Берёза плачет над крестом, / Ей ветер косы расплетает…» или как «В ночную копоть скрылся лес, / Господь с России мглу сметает. / Звезда срывается с небес – / И до земли не долетает». Это ведь именно русские образы, и заполнить «до дрожи» они могут только русскую душу, которая в этом родилась и продолжает жить в веках.
Конечно, созвучие такие строки вызовут не только у русского, но и у любого, кто наделён способностью ощутить магию поэзии. Но «до оснований, до корней, до сердцевины» их может чувствовать только человек с русский душой.
И эта задумчивая печаль «среди осенней немоты» – тоже исконно русская:
Свет родины, хлеба созревшие
Простёрлись вдоль моей души.
Осенние, остекленевшие
Молчат болота, камыши.

Берёзы голые, опавшие,
Среди сырых, пустынных дней,
Как девы, замерли над пашнями
В немой стыдливости своей.
И так страдать от того, что происходит в России уже почти три десятилетия, может лишь русская душа:
Милая Русь, ты была оживлённою,
Пела, крестила детей,
Тщилась остаться живой,
обновлённою
В мире жестоких идей.

Русских людей без идей не оставили
И без кровавой войны.
Сердце народа напалмом оплавили,
Кол принесли для страны.

Где наши песни,
надежды вчерашние?
В душах – сомненье, раскол.
В тело России вошёл телебашнею
Страшный Останкинский кол.
Конечно, любой крупный поэт, оставаясь Художником национальным, невольно выходит из этих пределов и становится интернациональным, потому что есть нечто, объединяющее людей всех национальностей и вероисповеданий. Например, возвышенное состояние, именуемое вдохновением:
Оно явилось, распростёрло
Свои крыла – издалека,
Перехватив от счастья горло,
Мир поднимая в облака.
Причины этого возвышенного состояния для каждого из нас в разные моменты могут быть разными, но само состояние, дающее «душе полёт и озаренье», у всех одинаково.
Именно поэтому, когда крупный поэт пишет о чём-то личном, в конечном счёте, оказывается, что он написал о нашем общем:
Журавли поплыли в просини
Над осеннею рекой.
Что мне делать этой осенью,
С этой жадною тоской?

С жизнью, в крошево порубленной
Мной самим среди потерь.
И с тобою, мной погубленной,
Что же делать мне теперь?
Но, конечно, поэт испытывает и такое состояние, какое природой дано испытывать лишь Художнику в самом ёмком понятии этого слова. Эти мгновения называются муками творчества, которые, нередко, вызывают внутренние страдания, вплоть до отчаяния:
Ах, Боже мой! Исчезло лето.
Я просыпаюсь в темноте.
Ищу застывшие предметы,
Шепчу себе: – Не то, не те,

С которыми так просто было
Творить и приникать к листу,
Их что-то ночью изменило,
Они впитали темноту.
Недаром, поэтов издавна называют людьми «без кожи». Именно это и обрекает их на обострённое восприятие всего, что происходит вокруг. У поэта оно постоянно просится на бумагу. А когда, порой, «Никак стихи не удаются, / Их поглотила темнота», переживает он это болезненно.
И потому хочу пожелать моему товарищу, чтобы такие периоды в его жизни были как можно реже, и состояние «Творить и приникать к листу» возвращалось всегда.
В замечательной поэме «Месяцеслов», вошедшей в книгу «Где русские смыслы сошлись», Владимир Скиф написал:
… Как хочется парить,
воскрыльями сверкая,
И сеять зёрна слов
в родную почву, май!
Хочу добавить: пусть это происходит и во все остальные месяцы года, поскольку в строках замечательного русского поэта Владимира Скифа, действительно, «русские смыслы сошлись».
Поэтому желаю Мастеру – нашему глубинному поэту – и дальше «сеять зёрна слов в родную почву», поскольку всходы от таких «посевов» – самого высокого качества.

 

Парк. Дождь. Весна.
И ты со мной…
В 2011 году издательство «Российский писатель» выпустило в серии «Современная русская поэзия» скромный по объёму — всего 107 страниц — сборник сибиряка по рождению Василия Дворцова, названный автором «Стихотворения».
В предисловии к нему писатель и издатель Николай Дорошенко отметил: «Читая Василия Дворцова, я вынужден отдавать себе отчёт в том, что не только природными кладовыми, но и всей духовной полнотою в наше неурочное время спасает Россию Сибирь. Нам, приученным в своей закатной столице к постным поэтическим строкам, уже и непривычно погружаться в вот это языковое пиршество:
По болоту ржавыми ручьями
Собиралось озеро кривое.
В нём зеркально небо отражалось,
Небо чёрное, где облака из крови…
Для меня в этой фразе Николая Дорошенко очень важным является слово «пиршество», потому что, на мой взгляд, во внутреннем мире писателя и живописца Василия Дворцова, это пиршество мысли, рождаемое его мировосприятием.
Конечно, талант – это дар природы. Но для того, чтобы этот дар проявился в Искусстве полной ёмкостью, нужны не только знания, но и духовная наполненность души, которая начинается в человеке с самого нежного возраста, потому что все мы «родом из детства».
И то, что сегодняшний юбиляр написал в многочисленных жанрах литературы и живописи, конечно, идёт от того первичного мировосприятия, какое пришло к нему оттуда, откуда он родом.
Здесь снова вернусь к словам Николая Дорошенко из того же предисловия к поэтическому сборнику нашего юбиляра: «Василий Дворцов – из Сибири, из того проходного российского двора, сквозь который такие главные персоны Империи, как казачий атаман Ермак или основатель русской Аляски купец Шелихов, шли, мечтательно видя перед собой куда более дальние дали… Затем нас одаривал русским языковым богачеством и богатырством Валентин Распутин…»
Наш же сибиряк – потомок знаменитого деда, кубанского казака, четырежды орденоносного воина Великой Отечественной, Ильи Васильевича Дворцова, родился в Томске, в семье потомственного офицера Владимира Ильича Дворцова и мамы-медика Тамары Кузьминичны Ветровой. До окончания школы жил в сибирском селе Молчаново, что на берегу Оби. А, получив аттестат о среднем образовании, приехал в Новосибирск и сразу же шестнадцатилетним поступил в медицинский институт. Однако…, пересилила любовь к живописи, и вместо того, чтобы пойти по стопам мамы – стать врачом, закончил художественное училище, стал живописцем.
С 1983 года работает реставратором и художником в Русской православной церкви. Работает увлечённо и плодотворно.
Но и здесь, внутренний темперамент и жажда знаний влекут молодого человека познавать мир и пробовать себя в значительно более широком диапазоне. Он осваивает около двух десятков профессий: от токаря и преподавателя актёрам биомеханики до работы заместителем главного редактора в «Общенациональном русском журнале».
И в конечном или опять промежуточном – никто не знает – счёте, к какому-то моменту почувствует неодолимую тягу сосредоточить свою духовную энергию на служении Его Величеству Слову.
И служение Слову становится его внутренним кредо, которому Василий Дворцов не изменяет по сей день.
Поэтому абсолютно закономерно, что на поэму Василия Дворцова «Ермак» известный композитор Олег Проститов написал одноимённую оперу, которая пользуется заслуженным успехом любителей этого высокого музыкально жанра. А могучую, воистину богатырскую, историко-патриотическую поэму «Правый мир», посвящённую памяти знаменитого деда-воина уже не один год изучают на Уроках Памяти и Мужества школьники Краснодарского края – земляки героя этого произведения.
Он очень много и плодотворно работает в правлении Союза писателей России во имя развития современной русской литературы, постоянно делясь своим опытом Мастера с теми, кто сегодня представляет «племя младое незнакомое».
Для меня же во всей безграничной мощи литературного и организаторского дарования нашего юбиляра, кроме того, о чём уже сказал, очень отчётлива ещё и мелодия его нежной лирики, идущая, конечно же, от доброты и нежности чистой и одухотворённой души этого человека:
Парк за окном размыт весной,
Дождь морщит лужи по аллеям,
Сжимая снег в подножья елям.
Парк. Дождь. Весна.
И ты со мной…
Оттого и поместил заключительную строчку этого четверостишия в заглавие заметки о моём товарище.
Подготовил Григорий Блехман.