Родную землю тащат из-под ног...

«И полною грудью поётся,
Когда уже не о чем петь».
Георгий ИВАНОВ.

Довольно кричать и артачиться,
И верить несбыточным снам.
Пусть всем вам, друзья мои,
плачется,
Ведь петь уже не о чем нам.

Упрёки и даже угрозы
Услышу за эти слова.
— Ты – нытик, Россия жива!
— Но мне-то виднее сквозь слёзы…

Сосед
Он теперь не в силах пить помногу,
Он у нас большой оригинал,
Говорит: «Семью свою и ногу
Я по пьянке где-то потерял».

И в глазах давнишнюю тревогу
Вдруг сменяет бешеная грусть, —
«Выхожу один я на дорогу»
Он тогда читает наизусть.

И читает так, что дрожь
по коже,
Глядя на него во все глаза,
Вижу: по щеке небритой – Боже! –
Лермонтова катится слеза.

Эпохальное
Проснувшись, выглянул в окошко:
Мурлычет пёс и лает кошка.
Я понимаю, дело плохо:
Горячка белая, как снег,
Стоит в дверях и с ней эпоха:
«Ну, здравствуй, жалкий человек».

Ещё раз про любовь
Халат накинула ты мой,
Тебя слегка знобило.
А то, что мне казалось тьмой,
Слепящим светом было.

На чашку с кофе тень легла,
Дымилась сигарета.
А в синем сумраке угла
Дремала страсть, струилась Лета…

* * *
Родную землю тащат из-под ног.
Упал я и в родимую вцепился…
Задумчиво на это смотрит Бог,
А люди говорят: «Опять напился».

* * *
«Быть иль не быть?» звучит убого
Такой вопрос, он не от Бога.
Такой вопрос от князя мира,
Соблазнившего Шекспира.

* * *
 В. Скворцову.
Быть непонятым печально,
Но таков удел поэту
Предначертан изначально.
Вариантов больше нету.

Никого твоя пусть лира
Не посмеет обвинять.
Ты – поэт, ты не от мира,
Как ему тебя понять?

Даже если и захочет,
Исказив твои черты,
Мир лишь громко захохочет
Над чем тихо плачешь ты.
* * *
Я один остался дома,
Я по комнатам брожу,
Стало всё вдруг незнакомо,
Даже странно, вам скажу.

Я брожу в каком-то страхе,
Ох, всё это неспроста!
… страшно мне, как Каиафе
В день распятия Христа.

В купе
Встречный нам пузырит занавеску,
Вот луна за нами стала плыть.
Долго собирались мы в поездку.
Катастрофы может и не быть.

Нить
молчания
Споткнусь о собственную тень
И, не сдержавшись, прокляну
И наступивший новый день,
И нищую свою страну,
И свой беспомощный народ,
Уже привыкший жить под пыткой,
И – всё. И наглухо свой рот
Я сам зашью суровой ниткой.

Но всё же верю в день, когда
Победоносным гулом труб
Все огласятся города
Земли моей. И навсегда
Я нитку выдерну из губ.

* * *
Весна наступила на горло зиме,
Безумные строчки рождаю в уме,
Весна наступила…
зима задохнулась…
Душа, как гармошка с дырой,
распахнулась.

* * *
О, как горланят петухи!
И небо ярко-сине!
А что не просится в стихи,
Не втискивай насильно.

— Зачем, поэт, ты режешь взгляд
Нам пьяницею в луже?
— Да потому, что он мне брат…
И брат родной к тому же.

* * *
Памяти двоюродного
брата Сергея.
Бог не издал ещё закона,
Чтоб Сатана утратил власть
По одному нас из загона
Хватать и сразу прямо в пасть.

Ностальгия
Мы волки старого закала,
Мы пришиваем злобу к дню,
Но вид беззубого оскала
Пугает только ребятню.

Пока нас смерть не отыскала,
Пока бутылка не пуста,
Не превратила жизнь в шакала,
Налей, браток, ради Христа.

Браток, давно уже поддатый,
Льёт под завязку : «Пейте, сэр»…
И, словно в год восьмидесятый,
Я слышу гимн СССР.

Сон
Ко мне теряют интерес,
Хотя летят ещё каменья,
Но реже, реже. Дым забвенья
Меня накрыл, и я исчез.
Я стёрт из памяти людской,
Хотя и жив ещё покуда.
Разве такого ждал я чуда?
Невольно думаю с тоской.

Иду, потерянный, по полю,
В стихах воспетому не раз,
Встречаю Машу, Витю, Толю.
Никто не поднимает глаз.

… Но вот, разбужен вешним
светом,
Проснулся я. Рассвет алел.
Я пожалел, что стал поэтом,
Впервые в жизни пожалел.

Простое
правило
Такое мнение бытует:
Поэт лишь пишет, Бог диктует.
Но есть другая сторона:
Стихи диктует Сатана,
И так порой скрывает ложь,
Что чьи стихи – не разберёшь.

Спасенье в правиле простом,
Которому две тыщи лет:
Не осенив себя крестом,
Ты не пиши стихов, Поэт.

* * *
Ночь созвездья развесила,
Чудно, что ни говори!
Отчего же вам не весело,
Современники мои?
Свет луны по всей округе:
На дороге, на стерне…
А не весело вам, други,
Оттого же, что и мне.

* * *
Забывши о своём родстве,
Иль помня, но совсем немного,
Душа сияет в торжестве,
А тело корчится убого.

Такую вот себе картину
Рисую каждый день, друзья.
Иначе жизни сей рутину
Преодолеть никак нельзя.

* * *
Хотел уйти от злобы дня,
Бежал вовсю, поверьте.
Но вновь она возле меня
Стоит, как мысль о смерти.

И с Музой поняли мы оба:
Оставим злобу дня мы с носом,
Коль нас накроют крышкой гроба,
Хотя и это под вопросом.

ЗАВЕТ СЫНУ
Пусть твой путь пройдёт
по рытвинам,
Это, сын мой, ничего.
Бойся только одного:
Трещин на щите молитвенном.

В жизни страшные есть вещи –
Сам поймёшь с теченьем лет.
Но страшнее и зловещей
Этих трещин в жизни нет.

* * *
С первым эшелоном
Покидают нас
Муза с Аполлоном.
Что же? В добрый час.

Вы ведь сами видели
Страх на лицах их.
С ангелом-хранителем
Я продолжу стих.

Он не испугается
Нечисти любой.
С ним, как полагается,
Щит, меч и Любовь.

ЮБИЛЕЙНОЕ
Полвека прожил, подытожил,
И чуть не выросли рога:
Я столько лет грехи
лишь множил,
Считай работал на врага.
И с изощрённостью поэта
Я оправдал себя, как смог.
Простил себе и то, и это.
Вопрос в другом: простит ли Бог?

ВОТ-ВОТ
Столько зла мир сотворил,
Столько мы уже наврали,
Что архангел Михаил
Воздух в лёгкие набрал, и

Звук трубы вот-вот раздастся.
И кому спастись удастся,
А кому – наоборот,
Сможем мы узнать вот-вот.

О ПОЭТАХ,
И НЕ ТОЛЬКО
Пусть он не знает ничего.
Пусть водку пьёт, пускай болеет,
Но от незнания его
Исходит свет, который греет
В период этот ледниковый…
Поэт вам не словарь толковый.
 
Поэт душой всегда монах:
И с женщиной и на пирах.
Не в силах этого вместить,
Мы начинаем злобно мстить.
И только жажда подлой мести
Объединяет всех нас вместе.

Поэту многое дано.
С поэта спросится немало.
Жена б хоть это понимала,
Но, чёрт возьми, она дремала…
Мне стало грустно и смешно.

Прощают всех, кроме поэта.
Что говорить, печально это.
Поэт, он тоже человек
И любит ласки теплоту,
Но каждый день и каждый век
Он слышит злобное «Ату!»
А он не может защищаться…
И кто кричал, пришли прощаться.

У многих всё-таки поэтов
Привычка: прыгать с табуретов
Или в окно, или же в воду,
Затем, чтоб обрести свободу
От анонимок, от наветов.
Привычка…прыгать…
с табуретов…

Нет, не хотел я быть поэтом,
Но кто спросил меня об этом?
И вот хожу то там, то тут,
Хожу «свободою горю»,
Пока рот пулей не заткнут,
За то, что правду говорю.

Вхожу в Историю, как в гроб.
Я не хочу туда, однако.
Но говорят: «Входи, собака,
А то получишь пулю в лоб
Или прутом по голове...
…а розы красные – вдове.
Всегда поэтов не любили
При жизни. Да их бить не били.
Но то, что многих убивали
Поэтам нравилось едва ли.
Нет, я не ёрничаю, нет,
Поскольку сам, увы, поэт.

Лежат поэты на погосте,
Друг к другу ночью ходят в гости.
«Давай, дружище, полежим,
Пока не сменится режим».

* * *
Пока я не пошёл ко дну,
Одетый в смертную сорочку,
Господь, даруй мне хоть одну
Во мгле мерцающую строчку.

И чтоб от этого мерцанья
Сказали чисто и светло:
«Он был поэтом отрицанья,
Но отрицал он только зло».

* * *
На берегу родной реки
Сижу — и жертва, и палач.
Жить этой жизни вопреки —
Вот в чём задача из задач.

Но как о стену биться лбом,
Храня улыбку на лице?..
Как и в задачнике любом
Ответ, увы, всегда в конце.
 
* * *
Египет! Греция! Тунис!
Свет солнца, женщины и зелье!
О волшебство! Круиз! Круиз —
Непроходящее веселье.

...А у меня круиз — с тоской.
Он у меня особой пробы:
По морю глупости людской
Меж островами лжи и злобы.
 
НАСТРОЕНИЕ
Строчкой Ветхого Завета
Тает в небе птичий клин.
Как скорбит душа поэта,
Знает только Бог один.

Все наносное растает
В неподкупной вышине...
Все, чего мне не хватает,
То не нужно в жизни мне.
 
* * *
Мир ужасен. Зло огромно.
Жизнь — одни шипы, без роз.
Отчего же сердцу ровно
Биться, брат? Пустой вопрос.

Вот оно и скачет, скачет.
Но не так, как воробей,
А как мячик. Да, как мячик:
Всё слабей, слабей, слабей...
 
* * *
Я ещё полной грудью дышу,
И надеждою полон к тому же,
Что такие стихи напишу:
У бездушных появятся души!..

Утекли в никуда те года,
Как мальчишки, смеясь и толкаясь.
И пишу я стихи иногда,
В том, что это стихи, сомневаясь.

Вороны
Летит косынок чёрных стая,
Мрачится неба синева.
Обсядут дерево, — простая
Берёза станет как вдова,
Иль мать, что схоронила сына
Вчера по-страшному: без слёз...
А на Руси этих косынок!
А на Руси этих берёз!

Бессонница
Полночь входит в лунных ризах,
Писк мышиный. Тяжесть вздоха —
Знать, сейчас кому-то плохо,
Кто душой своей мне близок.

Лунный луч, не толще спицы,
Что-то пишет на стене.
Вот бы знать, кому не спится,
Когда плохо мне?

Краснодарский край.

Николай ЗИНОВЬЕВ