"Мы не вправе забывать историю..."

Статья «Ты мне брат по духу…», напечатанная в прошлом номере «Слова», продолжила не первый год ведущийся на страницах газеты разговор об исторически сложившейся форме взаимодействия народов, населяющих просторы России. Эта форма, обозначенная словами «единство в многообразии», характерна и для Волжско-Уральского региона, народы которого сформировали единое духовное пространство, стали «братьями по духу». Любая попытка влить в это пространство яд враждебности становится угрозой единству Российского государства. Напомним строки Аркадия Масленникова, прозвучавшие в «Слове» № 12: «Мы не вправе забывать историю, нас сплотила общая судьба». К сожалению, в не столь далёкие времена нашлись те, кто хотел бы «забыть историю» и навязать народностям России узкоэтнический эгоизм, столкнув их в надуманном противостоянии.

 

НЕМНОГО ЭТНОЛОГИИ 

Какие мотивы находят в своих арсеналах певцы этнического эгоизма, когда им требуется обосновать особые права своего этноса? Чаще всего вытаскиваются версии о его чрезвычайно древних корнях, восходящих чуть не к сотворению мира. На деле древние корни часто оказываются общими у нескольких народов. Ещё чаще в одном народе соединяется несколько разных этнических источников. Это хорошо видно на примере Поволжья.

К моменту присоединения этого региона к России этногенез татар, чувашей, мордвы, марийцев, удмуртов и башкир был ещё далёк от завершения. Процесс формирования этих народностей был связан с взаимодействием различных этнокомпонентов. Так, в складывании татарского этноса участвовали булгары, половцы, кипчако-татарские выходцы из Крыма, Астрахани и других мест, не остались в стороне и русские пленники.

Считается, что чуваши – это прямые потомки волжских булгар. Но в состав чувашской народности вливались и многие иные компоненты –  восточнославянские племена, названные археологами «именьковскими», те русские, которые попали сначала в ордынский, а затем в казанский плен. Восточнее Ветлуги чуваши ассимилировались со здешними марийцами, переняв при этом ряд их этнических черт. Чуваши сохранили тюркский язык, но при этом развивали культуру, близкую и русским и финно-уграм.

Из различных составляющих формировалась и башкирская народность. На её будущей территории обитали ираноязычные, тюркоязычные и финно-угорские племена. В составе Золотой Орды башкиры испытали заметное влияние со стороны половцев, монголов и ногаев.

Разные этнокультурные воздействия испытали финно-угорские народы – мордва, марийцы, удмурты. До конца первого тысячелетия среди этих воздействий преобладали тюркские и иранские, затем стало нарастать русское влияние. Разделение мордвы, марийцев и удмуртов между Русью и Казанским ханством определило в каждой из этих народностей наличие субэтнических групп – эрзи и мокши среди мордвы, горных и луговых марийцев, северных и южных удмуртов. Причём эти различия весьма существенны. К примеру,  этнологи говорят о мокшанах и эрзянах как о двух этносах с разными языками и разными архетипами поведения.

Современные этносы Поволжья формировались на пересечении разных этнических векторов. При этом все этнокультурные процессы в Поволжье шли по евразийскому варианту, суть которого в том, что каждый человек имел свободу этнического самоопределения, свободу выбирать наиболее удобную для себя культурно-языковую нишу. Этничность в «старой» России не являлась ни фетишем, ни предметом искусственного ажиотажа. В евразийском варианте этнокультурных процессов права народностей не ущемлялись, их культурная самобытность не отрицалась, и в то же время не ставились искусственные заслоны на пути к различным формам интеграции между ними.

По-иному проходили этнопроцессы в Западной Европе, где под влиянием ветхозаветных догм этнические факторы искусственно раздувались, что подразумевало конкуренцию и борьбу за доминирование между разными народами. Фетишизация этнических факторов «пробралась» и в западную философию: большинству теорий, возникших в Европе, было свойственно преувеличенное, порой даже болезненное внимание к национальному вопросу.

На рубеже XIX—XX веков значительная часть российской интеллигенции оказалась под влиянием западной теоретической моды. Само по себе  изучение западной философии осуждать нелепо так же, как изучение китайской или индийской философии. Важно, чтобы оно обогащало, а не обедняло отечественную философскую мысль. Беда в том, что  многими представителями российской интеллигенции эта простая мысль не воспринималась: западный теоретический багаж заимствовался некритически, без глубокого осмысления продиктованных историей различий между Россией и Западом, в результате чего западный исторический опыт объявлялся универсальным, а опыт отечественный всячески принижался. Такой подход был ошибочным. Иван Солоневич писал: «Наша гуманитарная наука должна была бы изучать европейскую историю с целью показать нам, как именно не надо строить государственность. И русскую – с целью показать, как надо строить государственность. Но наша гуманитарная наука с упорством пыталась пихнуть нас на европейские пути. …На русской земле взошли семена европейской схоластики, бесплодные даже и на своей собственной».

 

ПОД ЗНАМЕНЕМ МЕХАНИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМА

Среди западных философских теорий, «зацикленных» на национальном вопросе, марксизм не был исключением. Паролем в подходах к этнической тематике для марксистов стало понятие «интернационализм». С точки зрения обычного словаря это понятие имеет полное право на нормальное существование. Но в интерпретации Маркса и Энгельса оно приобрело механическую окраску, не согласовываясь ни с национальными особенностями разных народов, ни с идеей патриотизма. Ориентируясь на стирание всяких национальных особенностей, «отцы коммунизма» сделали это слово своим идеологическим фетишем. Интернационализм они трактовали отнюдь не с позиций всеобщего братства, противопоставляя «цивилизованный Запад варварскому Востоку». Слово «цивилизация» в их трактовке означало именно западную цивилизацию, и никакую другую.

В 1917 году марксисты-большевики пришли к власти в России, ставя задачу разрушить прежнюю государственную систему в пользу  «Интернациональной Советской Социалистической Республики». Стратегия «классического» марксизма нацеливала их на ликвидацию всякой национальной специфики, и с точки зрения элементарной логики они, казалось бы, должны были отвергать всё, что такую ликвидацию тормозит.

На деле всё выглядело иначе. Свои стратегические цели большевистские лидеры густо украсили разнообразными тактическими лозунгами. В области национальных отношений самым ходовым лозунгом стал «Право наций на самоопределение». Ленин писал: «За всеми нациями, входящими в состав России, должно быть признано право на свободное отделение и образование самостоятельного государства», настаивал на бесспорности самоопределения наций, говоря, что оно «не может иметь иного значения, кроме как государственная самостоятельность, национальное государство».

Как объяснить очевидное несоответствие большевистской стратегии и тактики? Вожди большевизма унаследовали у Маркса и Энгельса не только учение о классовой борьбе, но и представление о том, что существуют будто бы «контрреволюционные, реакционные нации», к которым были отнесены  и русские. Русофобия стала отличительной чертой раннего большевизма. Ленин называл Россию «тюрьмой народов». Большевики стали осуществлять «право наций на самоопределение», потому что видели в нём средство борьбы с историческим наследием старой России.

В большевистских верхах русских было мало, преобладали евреи, поляки, латыши, грузины. Атакуя русскую государственность, они искали союзников и легко находили их в лице различных сепаратистов и националистов. Ленин прямо призывал поддерживать «национализм угнетенных народов», называя его «буржуазно-прогрессивным». Он требовал такой формы национальных отношений, чтобы русское большинство «обслуживало» нерусское меньшинство. Такая национальная политика приобретала черты агрессии, несла в себе отчуждение между разными народами, населявшими Россию.

Период до 1917 года большевики обозначили как некую «предысторию», не имевшую никакой ценности. Евразийский опыт русской государственности и культуры ими полностью перечёркивался. Признать этот опыт значило бы для большевиков пойти против своих идейных «отцов» — Маркса и Энгельса. В соответствии с тезисом о «строгих закономерностях и повторяемости исторических фаз в развитии разных стран» к русской истории применили западноевропейские ментальные шаблоны. Марксистское обществоведение отрицало различия между русской колонизацией и империалистическими захватами колоний со стороны Англии, Франции, Испании, Германии, США.

Большевики стали насаждать узкоэтническую идентификацию западного типа, форсируя создание «новых, социалистических наций». Государственный патриотизм подменялся патриотизмом этническим, что готовило почву для националистических настроений. Была придумана система национальных территорий, где союзные и автономные республики, автономные области и округа выстроили статусную пирамиду. Распределение кадров на этих территориях подчёркивало приоритет так называемых титульных наций, хотя «нетитульное» население везде составляло заметную долю, а в некоторых из этих территорий являлось большинством.

Так как подавляющее большинство российских народностей никогда не имело ни своей государственности, ни государственных границ и всегда жило чересполосно с другими, национально-территориальное деление могло быть только произвольным и субъективным. К примеру, Ленин потребовал создать обширную Чувашскую республику с центром в Симбирске. Он трижды ставил вопрос об этом на заседаниях Совнаркома. В июне 1920 года после прений между членами Совнаркома Чувашская республика была создана на территории, меньшей по сравнению с ленинским «проектом». Однако позднее к ней всё-таки присоединили часть Симбирской губернии.

Созданный в 1926 году Мордовский округ был собран из фрагментов Симбирской, Пензенской, Тамбовской и Нижегородской губерний. В столице округа Саранске мордва не составляла и 10 % населения. В Ижевске, ставшем столичным центром Удмуртии, удмуртов тогда почти не было. В составе Башкирии татар оказалось больше, чем башкир. Субъективизм при определении национально-территориальных границ был повсеместным. 

Большевистские эксперименты в национальной сфере подрывали единую государственность, однако не привели к полному слому многовековых традиций общежития российских народов. Во второй половине 30-х годов разъединительные тенденции в сфере межнациональных отношений были практически остановлены. Все достижения и проблемы периода сталинской модернизации для русских, татар, мордвы и других народностей становились общими. В годы довоенных пятилеток в республиках Поволжья были введены в строй сотни промышленных предприятий.

В период Великой Отечественной войны вновь проявились традиции военного братства российских народов. Из Поволжья отправились на фронт более миллиона воинов, большинство которых бились с врагами храбро и самоотверженно. За доблесть и отвагу на фронтах Великой Отечественной звание Героя Советского Союза было присвоено более 50 чувашам, а из уроженцев небольшой Мордовии это звание получили сразу 104 человека. Военные подвиги татарина Мусы Джалиля, башкира Мусы Гареева, удмурта Александра Девятьярова принесли им всеобщую известность в стране и до сих пор вызывают восхищение у их земляков.

С первых дней войны промышленность Поволжья заработала на полную катушку. Победу Советского Союза в Великой Отечественной невозможно представить без стрелкового оружия, произведённого на заводах Ижевска и Воткинска, без самолётов, собранных в Казани. В те годы в Поволжье и на Урал было перебазировано множество промышленных предприятий и научно-исследовательских институтов из Москвы, Питера, Белоруссии, Украины. Сюда же прибыли сотни тысяч мирных граждан, эвакуированных из оккупированных немцами районов. После войны республики Поволжья оказали пострадавшим от оккупации областям значительную материальную и моральную помощь.

 

90-е ГОДЫ: ВСПЛЕСК «СУВЕРЕНИЗАЦИИ»

В годы «перестройки», проводимой сначала под флагом «верности ленинским заветам», а затем – по либерально-западническим лекалам, вновь усилились нападки на российский исторический опыт, которому с малоумной подачи Горбачёва стали приписывать «реакционно-националистические пережитки». Навязчиво зазвучала тема «преодоления имперского прошлого».

Либеральный актив поначалу апеллировал к марксистским клише, клеймя «рецидивы имперского сознания» и «имперские ядовитые пустоцветы», шумно призывая к борьбе против «нарушений ленинской национальной политики», пропагандируя «право наций на самоопределение» как «главный принцип решения национального вопроса, разработанный Лениным». Тактический лозунг раннего большевизма через десятилетия после создания СССР вновь выдвинулся на повестку дня, став политическим рычагом дезинтеграции, а утвердившийся в сознании нескольких поколений советских людей стереотип «Россия – тюрьма народов» послужил психологическим катализатором в деле расчленения Советского Союза.

«Парад суверенитетов», начатый в Прибалтике, перекинулся в другие национальные республики, захватив и ряд российских автономий. Ельцин, в своём стремлении к власти готовый на всё, бросил клич, обращённый к их этнократической элите: «Берите столько суверенитета, сколько проглотите!». Этот призыв подхлестнул разгул страстей в автономных республиках.

Особым накалом отличалась ситуация в Татарстане. Здесь возникло сразу несколько националистических организаций, самыми крупными из которых явились Татарский общественный центр и Миллимеджлис. В октябре 1991 года Верховный совет республики принял «Акт государственной независимости Татарстана», после чего местные националисты развили бурную активность. В конце 1991 года началась перманентная митинговая кампания с требованием, обращённым к Москве, предоставить Татарстану государственную независимость. Эта кампания приняла крайне истеричный характер. Громко звучали антирусские лозунги. Некоторые «увлечённые натуры» настолько далеко уносились от любви к ненависти, что требовали законодательно запретить межнациональные браки. Участники митингов, взвинтив себя крепкими напитками, предприняли попытку штурмовать здание Верховного совета республики, в результате чего пострадали невинные люди.

Руководство Татарстана во время «конституционного кризиса» в отношениях с Кремлём расчётливо использовало митинговую волну как козырь в своих переговорах с Ельциным, требуя от него максимальных уступок для себя. Именно поэтому националистам всё сходило с рук. Крик на площадях Казани продолжался до весны 1993 года, пока один из националистических лидеров не озвучил угрозу в адрес главы республики М. Шаймиева, обвинив его в «предательстве национальных интересов». После этого до местной номенклатуры дошло, что игры в митинговую демократию пора заканчивать. Самые «отвязанные» горлопаны были арестованы, и митинговая волна быстро сошла на нет.

Организации националистического толка возникли во всех поволжских автономиях. В 1992 году в Чувашии был образован Чувашский национальный конгресс, на мероприятиях которого зазвучали призывы гарантировать приоритет чувашей в общественной жизни республики.

Ещё раньше, в 1990—1991 годах, в Мордовии, Марий-Эл и Удмуртии были созданы организации местной национальной интеллигенции – «Масторава», «Марий Ушем» и «Дэмен». «Масторава» на первом же съезде потребовала провозгласить мордву «государствообразующей нацией» и удвоить квоты её представительства в местных органах власти, тем самым превратив русское большинство в политически неполноправную группу. Под огнём критики «Масторава» отказалась от резких политических заявлений, но из её рядов выделилась радикальная националистическая группа «Эрзянь мастор»,  выдвинувшая антирусские лозунги, установившая контакты с татарскими и чеченскими националистами, заявившая о поддержке генерала Дудаева. 

В Марий-Эл и Удмуртии полем полемики по национальному вопросу стала местная пресса. В некоторых марийских газетах зазвучали обвинения в адрес «империи, веками заставлявшей марийцев поколение за поколением производить рабское потомство». Досталось от местных националистически настроенных журналистов и самим марийцам за их «забитость, задавленность, униженность». Один не в меру разгорячившийся газетчик назвал земляков «коллаборационистами» и «нацией пресмыкающихся», по-большевистски призвав их к «перековке».

В Удмуртии пиком конфронтационных настроений стало появление в мае 2000 года в газете «Герд», печатном органе всеудмуртской ассоциации «Удмурт кенеш», статьи «Удмуртской республике – удмуртские законы», в которой содержалось требование приравнять на выборах один голос удмурта к десяти голосам неудмуртов. Эта заведомо глупая статья, конечно, заслуживала того, чтобы её высмеяли. Но сфера национальных отношений оказалась настолько тонкой и ранимой, что смехом здесь дело не закончилось – после появления той газетной статьи в республике поднялся шквал возмущения расистской выходкой со стороны русских, татар, башкир, представителей других этнических групп. Прозвучали угрозы в адрес националистов. Те притихли, но общественная атмосфера была надолго испорчена: русские в Удмуртии, вспоминая об «удмуртских законах», долго кипели негодованием.

Всплеск националистических проявлений в республиках Российской Федерации имел целый ряд причин: частично он был проявлением «шальной свободы» рубежа 80-х–90-х годов, частично – реакцией на либерализм западного толка, не постеснявшийся призвать к «очищению России от рецидивов татарщины». В определённых дозах этот всплеск, как уже было сказано, использовался этнической номенклатурой российских автономий.

Имелись и внешние причины этого всплеска. В Татарстан и Башкирию уже во второй половине
80-х годов хлынули «посланцы» многочисленных исламских организаций из Турции, Пакистана, арабских стран. Уже к середине 90-х филиалов таких организаций насчитывалось здесь более сотни. Они открыто внушали татарам и башкирам мысль о чуждости им российской цивилизации.

В финно-угорских республиках в начале 90-х годов большую активность стали проявлять гости из Финляндии и Эстонии, под крышей «Ассоциации финно-угорских народов» принявшиеся вести самую разноплановую деятельность – от просветительской до политической. Впрочем, и просветительские потуги «ассоциации» чаще всего носили политическую окрашенность. Зачем понадобилось «просвещать» и без того поголовно грамотных удмуртов, марийцев, мордву? Затем, чтобы, как заявляли активисты ассоциации, «сконструировать их идентичность». Наверное, «конструкторы» из Хельсинки и Таллина лучше всех знают, как должна выглядеть идентичность жителей Ижевска и Саранска.     

Религиозные миссионеры из Финляндии патронировали создание в Мордовии, Марий-Эл, Удмуртии отделы евангелическо-лютеранской церкви. Конечная цель такой деятельности была понятна – вырвать мордву, марийцев, удмуртов из православного мира, ослабить их связи с русской культурой и с русским народом, превратить их в проводников государственных интересов Финляндии и Эстонии.

Масштабы и формы эстонского «культуртрегерства» на территории России выглядят просто неприлично. В Эстонии принята специальная программа по развитию связей с российскими финно-уграми. Она рассчитана пока до 2009 года. Как заявили в эстонском правительстве, курирует и «обеспечивает её выполнение» Совет родственных народов при Министерстве образования, «куда входят представители заинтересованных министерств». Каких – не уточняется, но догадаться несложно. Приоритетным направлением программы названа «помощь росту национального самосознания финно-угорских и уральских коренных народов». Интересно, предусмотрено ли какое-то согласование форм этой «помощи» с российским федеральным руководством?

Ещё интереснее разгадать смысл преамбулы к вышеназванной программе: «Родственные народы представляют собой необходимый тыл для эстонской культуры». Сильное заявление. И дальше: «За последние 70 лет культуры родственных нам народов понесли урон, поэтому нынешнее возрождение их в новых и более свободных, но экономически более сложных условиях просто невозможно без помощи со стороны. Осознание значимости культуры родственных народов для эстонской культуры обязывает Эстонское государство протянуть им руку помощи». Для продвижения своих планов на территорию России эстонцы создали учреждение «Фенно-Угриа» – некий холдинг для «всех заинтересованных в развитии отношений с финно-угорскими республиками Российской Федерации». 

Деятельность иностранных «холдингов» на территории России – это особая тема. Что касается внутренних причин разгула национализма и сепаратизма в 90-е годы, то к нынешнему времени они постепенно исчерпались: демагогия всем надоела, западный либерализм дискредитировал себя. Этноэлита получила то, что хотела. В 1994 году Ельцин подписал договор о разграничении полномочий между Российской Федерацией и Татарстаном, а затем – с Башкортостаном. В 1996 году такой договор был подписан с Чувашией. Преференций, которых можно было добиться от центра, этноэлита этих республик добилась. После этого дальнейшее нагнетание сепаратизма для неё стало невыгодным.

Сепаратизм в Поволжье выдохся и потому, что реальных причин для антирусских настроений здесь попросту нет. «Титульные» народности по уровню жизни и по образованию не уступают русским, а по представительству во властных структурах имеют преимущество. Признаки дискриминации «титульных» граждан со стороны русских отсутствуют. Когда в 90-е годы здесь происходили националистические выступления, русское население автономий взирало на них относительно спокойно, терпеливо ожидая, когда их сограждане выплеснут лишний адреналин и войдут в нормальное жизненное русло. Сейчас можно  говорить о спаде националистических настроений здесь. Популярность ТОЦа и Миллимеджлиса в Татарстане явно упала. В деятельности национальных организаций финно-угорских республик практически утрачена политическая составляющая.  

Но главное всё-таки в том, что традиции совместного проживания разных народностей на одной территории сохранились. Большинству жителей российских автономий национальная вражда не нужна, особенно в условиях  полиэтничности, характерной для поволжских республик. В Чувашии около 68% населения принадлежит к «титульной» народности, русские здесь составляют около 27%, немало татар и мордвы. В Татарстане чуть более половины населения – татары, 40 % насчитывают русские, много чувашей. В остальных республиках русские составляют большинство. В Мордовии их численность равна 61%, мордва составляет 32% (эта доля почти пополам делится между мокшей и эрзей), татарам принадлежит 5%. В Удмуртии 60% население – русские, 29% – удмурты, 7% – татары. В Марий-Эл 47,5%  –  русские, 43% — марийцы, 6% — татары. В Башкирии русские составляют более 36%, у башкир и у татар – примерно по 30%. При таком соотношении населения этнократические тенденции в этих автономиях не имеют реальных шансов на успех.  

Кроме того, курс на этническую замкнутость поволжских народностей в рамках «своих» республик сразу же породил много вопросов: как, к примеру, «привязать» к независимому Татарстану тех татар, которые проживают вне его? А они составляют 70% всех российских татар. Подобная ситуация наблюдается у чувашей и мордвы. В Башкирии проживает половина всех башкир, в Марийской республике – менее половины всех марийцев.

Повторение ошибок, сделанных как в 20-е, так и в 90-е годы в сфере национальных отношений, впредь недопустимо. Виртуальные лозунги не должны превалировать над живой практикой и многовековым историческим опытом. Все граждане России независимо от их этнической принадлежности имеют право жить в едином, сильном и самостоятельном государстве.

Сергей РЫБАКОВ.