Пятое Евангелие Возвращение Святой Земли

Эта поездка началась, кажется, более полувека назад, ещё в 1967 году...
Помню, тем летом я приехал в свой поселок на каникулы и зашел поздороваться к тёте Пане, что жила в соседнем с нами доме.
Тётушка сразу принялась возиться у печи, собираясь что-то разогреть, чтобы угостить меня, но, когда по радио начали передавать новости, отложила ухват и увеличила громкость репродуктора.
Недавно кончилась Шестидневная война евреев с арабами, и по радио передавали, что израильское правительство издало декрет о распространении на Восточный Иерусалим своей юрисдикции.

— Совсем с ума выжила! — заругалась моя двоюродная сестра Нина. — Какое тебе, мама, дело до этих евреев? Дай с человеком спокойно поговорить.
— Иерусалим, Синайский полуостров, долина Газы, Иерихон, Палестина… — не слушая её, проговорила тетя Паня. — Как будто Святое Писание читают…
И смутная, счастливая улыбка задрожала на её губах.
— А я думала, что уже и не услышу больше этих слов... — сказала она и перекрестилась.
До сих пор помню её сморщенное, тёмное от морщин лицо, которое вдруг сделалось красивым...
И можно было улыбнуться этому чудачеству пожилой женщины, к которой лишь в военных сводках вернулась изъятая из советского употребления Святая земля, но мне, хотя и не понимал я тогда, как это страшно, когда навсегда исчезает дорогой тебе мир, улыбаться не хотелось.
Тревожно вдруг стало и совсем не смешно...

ПОЛВЕКА СПУСТЯ
Почти полвека прошло с того 1967 года, когда Святая земля была отделена от нас не только расстоянием и глухими границами, но ещё и оголтелой антирелигиозной пропагандой, когда практически невозможно было достать не только Библию, но и само Евангелие...
И вот почти четверть века уже исполнилась, как начали российские жители свободно ездить на Святую землю. Кое-кто успел побывать там несколько раз, а для некоторых поездки эти стали ненамного более сложным делом, чем поездки на дачу.
Ну, а мы с женой отстали тут.
И дело не только в деньгах, давно уже можно было без особого напряжения изыскать необходимые для поездки средства, но так и не мог я, вспоминая тётю Паню, поверить всерьёз, что попаду в Иерусалим, в Вифлеем, в Галилею...
И это ведь даже не из советских времён повелось...
Долгое время Святая земля была так глухо отделена от Руси, что вести, приходящие оттуда, воспринимались на уровне мистических откровений.
Народное представление о Святой земле, бытовавшее в Московской Руси, с гениальной полнотой запечатлел Яков Полонский:

Весть, что люди стали мучить Бога,
К нам на север принесли грачи…
Потемнели хвойные трущобы,
Тихие заплакали ключи...
И другие вести, горше первой,
Принесли скворцы в лесную глушь:
На кресте, распятый, всех прощая,
Умер Бог, Спаситель наших душ.
От таких вестей сгустились тучи,
Воздух бурным зашумел дождём.
Поднялись, морями стали реки,
И в горах пронёсся первый гром.
Третья весть была необычайна:
Бог воскрес, и смерть побеждена!
Эту весть победную примчала
Богом воскрешённая весна…

Евангельские события, погружаясь в пейзаж среднерусской полосы, настолько оказались уроднены у нас, что сделались основой народного календаря, сущностью жизни превращённого в крестьянина (христианина) земледельца, её смыслом и её итогом.
И прежде всего поэтому, наверное, а не только из-за дорожных проблем, и считались поездки на Святую землю в Московской Руси событием необыкновенным. Поэтому и на паломников, побывавших там, смотрели изумлённо, как на людей, пришедших из другого мира, вслушивались в каждое слово, бережно перебирали подробности этих путешествий...
Порою возникали искажения и недопонимания, которые с трагической беспощадностью выразились, например, в событиях, приведших к церковному расколу, но отношение к паломничеству на Святую землю не изменилось.
Во второй половине XIX века отношения Российской империи со Святой землей выправились, начали входить в рамки существующих в Европе стандартов, но период этот оказался недолгим, после революции снова разрослась на границе России со Святой землей непроходимая пустыня.
Перестройка и августовский переворот 1991 года даровали нам свободу передвижения, но одновременно они и девальвировали эти поездки.
Это коснулось и паломничества на Святую землю.
Знакомые, уже побывавшие в Израиле, рассказывали о своём путешествии примерно так же, как о турах во Францию или Турцию, и, слушая их, я постоянно ловил себя на мысли, что они так же мало похожи на прежних паломников на Святую землю, как вчерашние партай- и бандит-геноссе — на настоящих предпринимателей и капиталистов, хотя и сумели они прибрать к своим рукам всю общенациональную собственность в России...
Понятно, что к самой Святой земле, как, впрочем, и к знакомым, совершившим туда путешествия, эти мои ощущения никакого отношения не имели, но я не мог ничего поделать с собой...

 

Николай КОНЯЕВ