Тяжёлые вериги — поэтов судьба…

«Как хорошо на свете просто быть! / Всё остальное — мимо, мимо, мимо. / Гулять с собакой, женщину любить, / Когда тебе любовь необходима». Первые строфы стихотворения, которым Андрей Шацков завершает лирический цикл «Дожди над Рузой» в новой книге стихов «На этой земле», ещё не подводят итоги ни жизненному, ни творческому пути автора. Прочтя его полностью, понимаешь, что автор лишь пришёл в такое состояние, когда человек, многое сделав и испытав, осознав многое, приняв всё произошедшее в судьбе, как данность, через слёзы, всё-таки, говорит слова, вобравшие всю его жизнь: «Как хорошо…»

«Как хорошо… что жизнь пришла к концу // Наполненная рифмами, без прозы» – Как хорошо сохранить поэтическое восприятие мира, понимание его смысла на всю жизнь

В творчестве Шацкова, на мой взгляд, безусловный приоритет следует отдать историческому действу, погружающему нас во глубину веков седых, откуда Русь берёт свои начала. Осмысление судьбы Родины от времён ещё до формирования, не то что Православной Руси, но ещё и до княжеской:

«…И, крылатой мечтой обуян,

Укрываясь средь духов древлянства,

Буду мукой весеннею пьян

Посреди заповедных полян,

Где когда-то

рождалось славянство!»

Славянская тема в творчестве Андрея Шацкова стержневая. Рождение, укоренение, расцвет Руси, неизменно связаны со стоянием за неё в извечных битвах.

Нас немного,

доживших до славных седин,

Кто в преданиях правнукам

правду расскажет.

Пусть за мною встаёт

твой единственный сын.

Мой единственный

сгинул в полуночной страже…»

Однако, при определении Славянской темы, как основной в творчестве Андрея Шацкова, она у него далеко не единственная. Личное, данное от рождения и то, что в жизни обретено, и потеряно, вечное и преходящее время, в котором он живёт, передано нам со всеми пережитыми и любовью, и радостью, грустью и болью. Передано им так, что невозможно не откликнуться на них и своими переживаниями!

В вышедшей книге, включающей в себя ещё несколько циклов стихотворений, предоставляется возможность открывать и новые стороны души поэта, и сопереживать с ним, пишущим уже по прошествии времени о личных трагедиях.

«…Кончается путь, и кончается лес.

Гудит электричка у края погоста

И ангелы машут призывно с небес,

Из горней обители райских чудес.

А может быть,

это почудилось просто

И сын возвращается вечной зимой,

Полночную дверь открывая без стука.

Мы были когда-то единой семьёй,

Теперь он кружит горюном над землёй

И плачет слезой

нерождённого внука…»

И образно, и метафорично, абсолютно не жалея себя… Быть может, кто-то спросит: «Как можно о своём горе так вот, перед всеми? — В себе надо переживать» Да поэт просто не может по-другому! Он мыслит так, он говорит так! У него весь образ жизни, события, и краски, всё, что окружает его, подчинено особым правилам. Он сам часто, будучи лишь по факту номинально на земле, подчинён сферам иным.

Так что, не стоит удивляться и тому, что поэт, обладая таким горьким и счастливым даром, вбирая в сердце своё земные боль и радость, нежность и страдание – не может, открывая его нам не говорить о своей судьбе. Иначе – сердце просто лопнет. Часто же, оно переполненное, само даёт за течью течь, а поэту остаётся вновь и вновь, не щадя его лишь латать больное, ни в коем случае не прося ни жалости, ни пощады к себе.

«…Тяжёлые вериги — поэтов судьба

В России, покрытой

морозною пылью.

Но гордо в щите родового герба

Распластаны лебедя белые крылья!

Именно об этом думает поэт, будучи в Овстуге, родине великого русского поэта Фёдора Ивановича Тютчева, а затем, доверяет бумаге свои размышления. Поэзия живёт в тех стихах, которые она сама диктует. Которые записываются пером обмакнутым в сердечные раны. И чем глубже раны, тем алее, горячее кровь и пронзительнее стихи.

Так бывает, когда через стихи, видишь явные и ощущаешь тонкие, движения души автора. При чтении или после прочтения таких стихов, через погружение в их ауру, захочется вдруг, нет – не захочется, а станет просто до боли необходимо откликнуться! Высказать растревоженное, нахлынувшее своё в ответ на промыслительные строки.

Прикосновение к красоте, приближение к совершенству не могут, будучи увиденными, услышанными, прочувствованными, пройти бесследно. Вот, и отзывается родственная душа на красоту услышанного слова, увиденного образа, принятого на бессознательном уровне таинства стиха.

Прекрасное облагораживает всё, к чему прикоснётся.

Вспомните слова преподобного батюшки Серафима Саровского: «Стяжи дух мирен и вокруг тебя спасутся тысячи!»

Не следует думать, что сказанное относится лишь к духовной сфере, к богословским понятиям. Мирское, земное имеет те же свойства, те же последствия. Тем более, что поэзия тоже сфера духовная и разглядеть ту грань, что отделяет «земное, в степени духовного» от духовного, ниспосланного свыше, порой вовсе и не удаётся.

В лирике Андрея Шацкова, вся гамма чувств, присущих любви и созерцанию, осмыслению и раздумьям, то переплетаясь, то расходясь, если и не пересказывают судьбу поэта, то, как минимум, отражая периоды его жизни, обращают и носимую им боль в светлую грусть и тихую радость (но никак не в отчаяние, в непроходящее страдание и пристанище скорби душевной!) и приводят автора к неизбежному решению, когда он в стихотворении «Предзимье Рузу погрузило в сон», в итоге говорит себе:

«…Но ты своей души не охолонь,

Опорожнив до дна печали кубок.

В печи холодной воскресить огонь

Любви былой –

отчаянный поступок!

И, обогнавши вьюгу на бегу,

Как было встарь –

когда-то, раньше, прежде, –

Из чёрных будней выбели строку

О вере, о любви и о надежде!»

Геннадий ЁМКИН (Саров).