slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Русские пути-перепутья

Федор Абрамов — писатель с непростой судьбой. А разве она была простой у большинства его собратьев по перу, зачисленных критиками и литературоведами в «деревенщики». Федор Абрамов, Василий Белов, Николай Носов, Борис Можаев, Иван Акулов, Василий Шукшин… Никто из них не был обласкан сервильной критикой.

В «деревенской», как и в «лейтенантской» прозе не было велеречивого пафоса, продиктованного очередным пленумом ЦК КПСС, не было и кукиша в кармане, который глумливо показывали литературным генералам молодые «шестидесятники». Эти ребята, далеко не бесталанные, могли достаточно осмысленно ради восхождения на литературный Олимп поступаться принципами, если таковые у них имелись. А потом во времена «застоя» иные из них просто уехали. Кто на «Землю Обетованную», кто на «Елисейские поля». А кто-то и подальше, объединившись в «новых американцев». Потом они триумфально возвратились (совсем не насовсем) в поверженную страну в качестве литературных мародёров. Их издавали много и охотно. Ставили спектакли, снимали фильмы.

Сегодня большинство из этой когорты кануло в Лету. На смену им пришли «новые модернисты» менее талантливые, но более нахрапистые. Готовые выполнить любой социальный запрос в угоду политической конъюнктуре. Но речь у нас не них.

«Деревенская проза» — как направление великой русской литературы стала выдыхаться в 80-е годы прошлого столетия. К началу нашего века почти сошла на нет вместе с русской деревней. И всё же лучшие её произведения не стали, пусть и канонизированными, литературными артефактами.

Главный итог творчества Фёдора Абрамова — тетралогия «Братья и сёстры» («Пряслины») продолжает оставаться «живой водой» северной русской деревни. Сегодня далеко не каждый книгоиздатель готов переиздать прозу русских «деревенщиков». А потому выход тетралогии Фёдора Абрамова в издательстве «Вече» — очень своевременный поступок этого замечательного коллектива книжных просветителей.

*   *   *

Одновременно с тетралогией Федора Абрамова издательство «Вече» выпустило новую книгу Владимира Личутина «Русский царь Иоанн Грозный». Владимир Личутин, как и его земляк Фёдор Абрамов, известен, прежде всего, как один из уходящей плеяды блистательных «деревенщиков». Большая часть его произведений связаны с родными краями, с жизнью деревни на побережье Белого моря. Кроме непосредственных впечатлений об этой хорошо известной и близкой ему жизни, для прозы Личутина характерен широкий временной охват; он пишет не только о современности, но и о жизни нескольких прошедших поколений, причём в своем творчестве Личутин всё больше занимается внутренней душевной жизнью человека. В своём эссе «Памяти Валентина Распутина» Личутин пишет: «Случился закат целого направления в литературе. Как говорят, солнце уходит на запад в глухой угол, но наступает утро и солнце встаёт с востока. И благословенно солнце неумирающее. И литература как солнечное, духовное направление никогда не потухнет. Появятся новые имена, вылепят новые направления, продолжающие прежних учителей, что посетили русскую землю. Никогда не опустеет эта пашня, как бы не надеялись наши противники. Да, сегодня она заросла чертополохом, ельником, отдыхает. Но всё равно будет день, когда пройдет плуг русской правды, вспорет землю, перевернет влажным пластом на солнце и появятся новые всходы великой русской литературы».

Обращение Владимира Личутина к исторической тематике началось еще во второй половине 80-х годов с романа «Скитальцы». Эта книга стала как бы прелюдией к монументальной трилогии «Раскол», над которой писатель трудился более десяти лет. Но если «Скитальцы» и «Раскол» — яркая художественная проза, то новая книга «Русский царь Иоанн Грозный» — перекрёсток разных жанров. Это не столько биография последнего царя династии Рюриковичей, ошельмованного либералами всех мастей и народов, сколько мучительные раздумья автора о природе власти, о развилках истории, его попытка сорвать «липкую паутину невидимого кокона, что давно уж беспощадно обволакивает Русь, не дает встрепенуться, чтобы почуять в себе телесную и духовную силу; при каждой попытке обнаружить себя истинного сразу слышится грозный окрик, дескать, не туда глядишь, не тем занят, не с тем знаешься, ибо путаница в голове и пакость на душе и разладица, и разбродица в мыслях, и всеобщее остервенение, чурание и окрик от всего русского напоминает сговор…».

*   *   *

В трехсотлетней истории Дома Романовых был единственный случай, когда наследником престола стал Николай I — третий брат почившего в бозе императора Александра I. Царствованию этого монарха предшествовала череда переворотов, когда гвардия возводила на престол императриц, избавляя этих решительных женщин от никчемных заморских мужей. К слову сказать, и Александр Павлович косвенно причастен к убийству своего отца в результате заговора коварных царедворцев.

А вот его младший брат Николай вошёл в историю государства российского под свист картечи, разметавшей гвардейцев на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. На декабристах эпоха гвардейских переворотов закончилась.

Перипетии воцарения двух Романовых и их долгого правления стали сюжетом книги «Два брата на российском престоле» — увлекательного экскурса в не столь уж далекое прошлое, где в роли гида выступил кандидат исторических наук Леонид Ляшенко.

Признаюсь, к чтению этого биографического произведения приступил с некоторой опаской, хотя сама структура книги напомнила знаменитые сравнительные жизнеописания Плутарха. Однако к великой радости, чтение оказалось отменное. Жизнеописания братьев-императоров изложены не в сухой академической манере, а скорее в стилистике замечательного советского историка Евгения Тарле. Перефразируя известную максиму «короля делает свита», здесь можно сказать, что Александра I и Николая I «делала» эпоха их правления. Первый вошел в историю как победитель Наполеона в Отечественной войне 1812 года. А вот Николай закончил свое правление на фоне неудач русской армии в Крыму.

Следует отдать должное автору книги, который подошёл к анализу деятельности своих героев без какого-либо пиетета перед монаршими персонами, но и без очернительства, коим грешила советская историография, перенявшая эту эстафету от столпов «либерально-демократической мысли» 19-го столетия — от Герцена до Чернышевского и Писарева. Разностороннее жизнеописание героев в самых разных ракурсах делает их портреты яркими и живыми, позволяя читателю самому решать — «карать или миловать» двух царственных братцев на российском престоле.

*   *   *

Главную книгу об Отечественной войне 1812 года написал Лев Николаевич Толстой. Хотя и ДО и ПОСЛЕ «Войны и мира» нашествие Наполеона в Россию, равно как бесславное бегство из неё, было описано в мемуарах участников этой войны, трудах историков и во множестве романов. Однако констатация этого многозначительного факта не стала препятствием на творческом пути Екатерины Глаголевой, создавшей цикл романов о наполеоновской эпохе и даже после неё.

В библиографии писательницы более двадцати историко-биографических книг, причем тематика их обширна. Здесь – мушкетёры и Ришелье, пираты на королевской службе Дрейк и Морган, масоны и школяры, Ротшильды и Рокфеллеры и даже главный гангстер американской мафии – легендарный Аль Капоне. В новых романах Екатерина Глаголевой «Нашествие 1812» и «Пришедшие с мечом» автор создает целую галерею исторических личностей, опираясь на письма, приказы, манифесты и другие документы. Все это искусно переплетено в ткань захватывающего повествования, которым мастерски владеет писательница, чей стиль вызывает ассоциации, думаю вполне заслуженные, с историческими романами Валентина Саввича Пикуля.

Отталкиваясь от монументального труда «Описание Отечественной войны в 1812 году» придворного историографа Александра Михайловского-Данилевского, написавшего свое сочинение по заказу императора Николая I, Глаголева значительно расширяет панораму романного повествования. Автор выражает собственное мнение относительно героев войны 1812 года, чьи портреты украшают один из залов Эрмитажа. Характеристики той или иной исторической личности у Глаголевой далеко не всегда комплиментарны. Впрочем, здесь нет никакого противоречия с «главной книгой» Льва Николаевича Толстого.

*   *   *

Издательский проект «Вече» — «Библиотека советской эпохи» пополнилась ещё одной книгой, которую можно рассматривать как артефакт культурного слоя литературы, а можно и как возвращение к истокам русского модернизма. Так или иначе, но роман Артема Весёлого «Россия кровью умытая» возвращается к современному читателю.

Революция и последовавшая вслед за нею Гражданская война раскололи российское общество на два непримиримых лагеря. Сильнее всего этот тектонический разлом отразился на русской культуре. Одни её деятели восторженно приветствовали «звезду пленительного счастья», другие потерянно бродили среди «обломков самовластья», а потом, потеряв Россию, оказались в европейском изгании, чуждом русской душе.

Сегодня, оглядывась на литературную панораму вековой давности, можно, не кривя душой сказать, что молодая советская литература достойно ответила на вызов времени. Из вихрей Гражданской войны вышла целая когорта первоклассных писателей. Михаил Шолохов и Александр Фадеев, Николай Островский и Дмитрий Фурманов, Алексей Толстой и Андрей Платонов, Аркадий Гайдар и Исаак Бабель — таков далеко неполный список авторов, чьи книги стали частью мировой классики, вошли в школьные и университетские программы.

Правда, далеко не все советские литераторы смогли вписаться в прокрустово ложе социалистического реализма. Иные имена блиставшие в 20-е и 30-е годы прошлого столетия, в результате развернувшейся в Советской России идеологической борьбы, на долгое время погрузились в темные воды реки забвения. Среди таких писателей был один из самых ярких стилистов в молодой русской литературе Артем Весёлый. Почему этот бард того мятежного времени выбрал себе такой псевдоним ответить затруднительно.

Его настоящее имя Николай Кочкуров. Будущий писатель прошёл «гайдаровскую школу» революции и Гражданской войны. Воевал на деникинском фронте, затем некоторое время служил чекистом. Стилистика его прозы близка к Борису Пильняку, которого, отталкиваясь от дефиниции «соцреализм», на мой взгляд, можно считать, «соцмодернистом». Впрочем, куда большим модернистом в русской прозе был Андрей Белый. По меткой характеристики Виктора Шкловского: «Андрей Белый — интереснейший писатель нашего времени. Вся современная русская проза носит на себе его следы. Пильняк — тень от дыма, если Белый — дым».

Для обозначения влияния на послереволюционную литературу двух русских модернистов — Андрея Белого и Алексея Ремизова Шкловский применил термин «орнаментальная проза». Кого и чего больше в главном произведении Весёлого, – незаконченном романе «Россия, кровью умытая», — Пильяка или Белого гадать не станем. У книги «Россия, кровью умытая» судьба, как у многих героев революции, — яркий взлет и внезапное падение. Сегодня — успешен, завтра — расстрелян. А роман угодил в «спецхран». В конце 50-х годов после реабилитации Артема Васёлого его книгу с обширными купюрами переиздали. Успеха она тогда не имела. Время «орнаментальной прозы» ушло. На горизонте замаячил Солженицын.

*   *   *

В заключение этого обзора новинок издательства «Вече» хочу порадовать всех почитателей поэзии, в первую очередь поэтов (профессионалов и самодеятельных, их сегодня на просторах интернета пруд пруди), с выходом книги Тимура Семенова «Планета русской поэзии. Ни дня без поэта». Автор предупреждает, что никакой единой схемы статей в этом сборнике нет. Эссе разные — как разными являются те поэты, о которых идет речь.

Среди 380-ти эссе и 1000 стихотворений есть также немало имен из мировой поэтической копилки. Здесь и венгр Петефи, и турок Хикмет, и англичане Шекспир, Байрон, Бёрнс, Блейк, и испанец Лорка и французы Верлен, Бодлер, Элюар, и американец Уитмен… Но главный массив этого замечательного сборника — русская поэзия во всей её магической красоте. Ведь «поэт в России — больше, чем поэт. В ней суждено поэтами рождаться».

А вот как оценил эту замечательную книгу многопрофильный литератор Юрий Поляков. Свой творческий путь он начинал как поэт. Потом как прозаик, потов как драматург, потом как публицист, потом… «Земную жизнь пройдя» чуть дальше половины, он «очутился в сумрачном лесу» злопамятных мемуаров. Но в душе Поляков остался вечно молодым восторженным поэтом.

«На мой взгляд, издательский проект многолетнего руководителя Клуба поэзии Тимура Семенова, получивший название «Планета русской поэзии. Ни дня без поэта», чрезвычайно актуален, перспективен и полезен в наше время.

Сама идея — каждый день года отдать какому-то поэту по праву рождения, рассказав при этом о его жизни, творчестве, приведя несколько знаковых стихотворений, —
отличный просветительский ход. Я бы и сам хотел иметь под рукой эту настольную книгу. Такой том будет полезен и студентам, и учителям, и преподавателям словесности в высшей школе, и начинающим поэтам, и руководителям литературных студий, которых становится все больше», — заключает Юрий Поляков. Спорить с этим — невозможно.

Виктор ПРИТУЛА

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: