Наш дорогой Олег

Трудно писать о сверстниках, которых в большинстве уже нет. Я, как пушкинский Пимен, должен воскресить в памяти то, как мы жили и что сделали. Олег Михайлов был одним из лучших людей в литературе нашего поколения. А это было поколение «детей войны», которое приняло на свои плечи то, что оставили стране в наследство наши дорогие фронтовики.

Олег был сын офицера и пошёл по его пути. Он окончил Курское Суворовское училище и до конца оставался верен кодексу офицера — защитника и верного патриота своей родины. Как литератор он появился в начале 60-х годов прошлого века, когда общество захлестнула волна протестного либерализма. Считалось модным отрицать прошлое, пародировать русскую жизнь и историю, смеяться над тем, что для Олега было свято. Он не только прошёл мимо этой вакханалии нигилизма, но и воспротивился ей, написав не одну книгу во славу России и её великих людей.

Я познакомился с ним в 1961 году. Тогда он занимался литературой Русского Зарубежья, писателями первой волны эмиграции. У него в комнате на Тишинке на письменном столе стояла картотека, куда он складывал письма от известных эмигрантов, с которыми переписывался.

Но настало время, не откладывая занятия русской эмиграцией, Олег взялся за нашу историю. Из-под его пера вышли биографии Суворова (в серии «ЖЗЛ»), Кутузова (в «Воениздате»), там же о Ермолове, а в «ЖЗЛ» жизнеописание Державина. Кстати, напомню, что Державин, как военный, участвовал в подавлении восстания Пугачёва. Бедный дворянин, начавший службу простым солдатом, он стал кабинет-секретарём Екатерины Второй и министром юстиции.

Все эти люди внесли в «золотой запас» России больше, чем нынешние правители и правительства.

Помню, в одно из посещений квартиры Олега я увидел бронзовый бюст Александра Первого, стоящий на высокой подставке. Мы заговорили о нём. Сколько этот человек сделал, хотя желал сделать больше. Но началась война с Наполеоном, и он, находясь в войсках, не слезал с лошади.

Гимназии в каждом губернском городе, лицеи, университеты – его творения.

Я напомнил Олегу, чего только не пишут об этом замечательном императоре. Начиная с Салтыкова-Щедрина, который изобразил его в лице градоначальника города Глупова Грустилова, любителя дам и меланхолии, и от меланхолии же умерший. Забыл наш Ювенал, что сам закончил Царскосельский Лицей, который был создан Александром. Пишут и говорят, что к войне 1812 года он никакого отношения не имел, был трусоват и так далее.

Мы вместе вспомнили стихи Пушкина:

Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.

Я вспомнил, как был в Париже на Вандомской площади. Там стоит памятник Наполеону. Наполеон в лавровом венке и в тоге Римского владыки.

А на Александрийской колонне в Петербурге, посвящённой Александру Первому, высится Ангел – высшая награда для него.

В 1996 году Олег опубликовал книгу «Александр Третий. Забытый император». Самое время было сказать об этом последнем великом русском царе. Это была первая крупная работа о нём, при котором не было ни одной войны и пресечён разгул террористов. Да, Александр Третий говорил, что лучшие его друзья армия и флот. Но он создал Земельный банк, где выдавалась большая ссуда крестьянам, желающим выкупить землю у помещиков. Причём, срок погашения этой ссуды был велик. При нём же начали прокладывать Транссиб — великую железнодорожную магистраль, которая должна была связать Россию от Петербурга до Владивостока…

Несмотря на то, что с уст Олега иногда слетали ядовитые характеристики мало приятных ему людей, он был человек добрый или, как он сам говорил о себе: «У меня мягкий характер».

Что касается его мягкости, она не раз подводила его. Однажды в ЦДЛ Олега прижали к стене протестные интеллигенты, сунули в руку бумагу, которую он должен был подписать в защиту неведомых ему диссидентов. Он без сопротивления подписал.

Аукнулось это через несколько лет. Помню, как Олег неожиданно приехал ко мне. Он в то время преподавал литературу в Школе-Студии МХАТ. Туда к нему явились кэгэбэшники и напомнили, что он когда-то подписал политически вредную бумагу, и сейчас, если хочет остаться в Школ-Студии МХАТ, обязан отречься от своей подписи.

Олег признался, что он от этой подписи отрёкся. «Я подлец, я трус, я сдрейфил», — говорил он и просил меня простить его. Я, не имея никакого права на это прощение, сказал ему, что меня всё это обошло лишь потому, что я жил в провинции, и туда добраться было нелегко. С трудом я успокоил его.

Что касается доброты, то я испытал доброту Олега на себе. Будучи заведующим отделом критики в журнале «Юность», он напечатал мою статью «Там, на войне». Именно Олег отвёл меня в издательство «Искусство», и благодаря его рекомендации там вышла моя книга «Фауст и физики».

И всегда, когда надо было помочь, поддержать, он это делал. Его доброта доходила до того, что он мог написать за приятеля целую книгу, что было с этом приятелем не раз. Вокруг него всегда были люди, которые нуждались в вовремя сказанном о них добром слове, в отзыве об их рукописи и так далее. Он и на мои книги писал внутренние рецензии. И одновременно работал, и работал, писал своё, и список его трудов велик.

Он прожил восемьдесят один год. Но пролистайте каталог написанного им. Сколько он сделал! Тут и научные исследования о литературе эмиграции, и комментарии к собраниям сочинений Бунина и Шмелёва, и современная критика, и чистая беллетристика.

Когда читаешь его биографию Суворова или Державина, не знаешь, биография это с изложением исторических фактов или роман. И как это ярко, точно, незабываемо красиво. И какая духовная работа видится за этим, сидение в архивах, изучение источников с прибавлением поэтической фантазии.

Какой след он оставил в русской культуре!

Однажды произошёл случай, который ни я, а он запомнил надолго. Мы договорились с ним, что проведём вечер вместе. Но вдруг ему позвонил какой-то знакомый и напомнил, что сегодня их общая компания договорилась встретиться и играть в карты. Олег, видимо, забыл о данном им обещании, но тут же смутился и объявил мне, что должен ехать.

Всё это со временем могло легко забыться, но Олег не забыл. Не знаю, поверит ли читатель, но до последнего звонка от него Олег в который раз просил у меня прощения. Напомню, что этот последний звонок раздался у меня 8 мая 2013 года, который стал последним днём жизни Олега, ибо происшедший 9 мая 2013 года пожар на его даче в Переделкино унёс всё, оставив один пепел.

Мягкость характера отразилась и в его домашнем быту. У него родилась дочь, к которой он нежно привязался, но едва дочь подросла, как её отдали в руки какому-то теннисному тренеру, увезшему её в Америку.

В тот самый роковой разговор 8 мая 2013 года Олег сказал мне, что дочь зовёт его в Соединённые Штаты: «Что мне там делать? — говорил он, — чужая страна, чужой язык, чужое мышление».

О своих домашних делах Олег написал безжалостно откровенную книгу «Пляска на помойке», по-моему, не лучшую из его наследства. Но у него есть замечательная повесть «Час разлуки», полная любви к лучшему, что было в его жизни. Заглавие её взято из известной песни, которую, между прочим, слушал с пластинки накануне своего ареста мой отец. С ним были и его друзья.

Веселья час и час разлуки
Готов делить с тобой всегда.
Давай дадим друг другу руки,
И в дальний путь на долгие года. 

Так и случилось, разлука растянулась на много лет.

У меня есть последняя подаренная им книга, изданная в 1995 году, «Литература русского зарубежья». На титульном листе её Олег написал: «Дорогому Игорю с нежными воспоминаниями о «золотом веке» нашей литературной — и не только — молодости, — твой Олег». Дата этой надписи 27 октября 1996 года. И добавлено: «В День ТВ».

ТВ здесь упомянуто неслучайно. В тот день наша съёмочная группа приехала к Олегу в Переделкино, чтобы он рассказал о И.А. Бунине, о котором мы снимали фильм. Больше того, что мог рассказать о Бунине Олег, не мог сделать никто. Он вынимал из своей картотеки письма Зайцева, другие письма, которые писали ему из Парижа люди цвета русской классической, к сожалению, ушедшей литературы.

Его надпись на книге «с нежными воспоминаниями» ещё раз подтвердились тогда. После съёмки по просьбе режиссёра мы вышли с Олегом на улицу Довженко и долго шли вдвоём почти рука к руке, а оператор снимал нас. Это были минуты последней близости и нежности друг к другу.

Олег ушёл, но образ его не меркнет в моей памяти. В памяти тех, кто его помнит и будет помнить, он навсегда остаётся личностью, каких мало в нашем литературном мире.

И в самой жизни — тоже.

Автор: Игорь Золотусский