Присяга - второе священное слово

«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…». И было в Библии ещё Слово. Это другое Слово было Царь: «И выслушал Самуил все слова народа, и пересказал их вслух Господу. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса их и поставь им Царя». А в России ещё было Слово «Отечество». И породили они в России священную троесловицу: «За Веру, Царя и Отечество!» С этой торжественной формулы-клятвы начиналась служба и военная, и государственная. 

С этих же Слов начиналась и православно-подвижническая служба. В этих словах, речённых на заре династии Романовых, заключалась огромная объединительная сила. С давних времён в самые трудные минуты нашего государства черпал российский народ в этой формуле силы и побеждал.
  Однако в феврале 1917 года про-изошла революция, в резуль-тате которой Царская Россия перестала существовать. Трудно сказать, кто явился автором стереотипа, согласно которому главная заслуга в этом принадлежала большевикам, возглавляемым В.И. Лениным. Советский «Политический словарь», изданный у нас в 1940 году, отмечал: «В феврале 1917 г. в России царизм был свергнут восставшими рабочими и солдатами-крестьянами… Февральская буржуазная революция победила. Победа была достигнута под руководством партии большевиков».
  Попробуем посмотреть на события, связанные с революцией, не опираясь на приведённый стереотип. Самое главное – это то, что о каком-либо влиянии большевиков на свержение Царя говорить не приходится по той простой причине, что все видные большевики в феврале 1917 года находились – кто где. А именно, Троцкий с Лениным – за границей, Свердлов со Сталиным, а также большевики-депутаты Государственной думы – в далёкой ссылке. Заблуждается Ольга Кузнецова, которая под влиянием выше сформулированного стереотипа пишет в «Литературной газете»: «Охранные структуры Российской империи схватку с большевиками проиграли».
  Да, после победы Февральской революции произошла революция Октябрьская, в которой большевики уже принимали самое активное участие и в процессе которой было объявлено о переходе власти к советскому правительству. Да, убийство Царя в июле 1918 года, как и его семьи, свершилось силами Советской власти. Но власть эта была ещё не вполне большевистской. И была она в это время ещё очень слабой. У Царя же власти не было совсем, так как свергли его ещё полутора годами раньше. И не надо говорить, что стране ничего не оставалось делать из-за того, что Царь отрёкся от престола. Сталкивать Царя с этого престола задолго до отречения начали его дражайшие родственнички, доблестные российские военачальники, самые высшие церковники, наша добрая и милая интеллигенция. Кумир читающей публики Константин Бальмонт с 1906 года грозил Царю: «…час расплаты ждёт. Кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит, встав на эшафот». С началом мировой войны капиталисты в обход царских министров начали рваться к контролю над военной промышленностью и снабжением армии, по преимуществу издавна находящимися в ведомстве правительства и, следовательно, Царя. В июле 1915 года был организован центральный Военно-промышленный комитет во главе с А.И. Гучковым, появился ЗЕМГОР – «Главный по снабжению армии комитет», который возглавил князь Г.Е. Львов. Не гнушались грязными намеками, граничившими с прямой клеветой. 13 июня 1916 года Милюков с думской трибуны произнёс: «Из края в край земли русской расползаются тёмные слухи о предательстве и измене… слухи эти забираются высоко и никого не щадят». 1 ноября того же года в речи со знаменитым рефреном «что это, глупость или измена?» Милюков подводит к выводу, что налицо именно измена и указывает на источник скверны. Это – «придворная партия, которая группируется вокруг молодой царицы».
  Подлым убийством Григория Распутина в декабре того же года окружение Николая Второго наводит ужас на царскую семью. Александр III оставил в наследство своему сыну тезис: «У России друзей нет, кроме армии и военно-морского флота». Однако поведение высших военных сановников России, включая тех, кто являлся членами императорской фамилии, в феврале 1917 года очень напоминало хорошо срежиссированный антимонархический заговор. В результате закулисных переговоров начальника Генерального штаба М.В. Алексеева с петроградскими политическими деятелями родилась телеграмма всем главнокомандующим российских вооружённых сил, в которой предлагалось поддержать требование «отречения от престола».
  Маленький штрих: в указанном циркуляре предлагалось «телеграфировать свою верноподданическую (!? – А.Е.) просьбу Его Величеству», т. е. Царю, для которого роль Алексеева как одного из основных режиссёров заговора тем самым оставалась сокрытой. В тот же день все главнокомандующие в своих телеграммах, забыв о присяге, «коленопреклоненно» просили Царя отказаться от власти. Вот их имена:
  Командующий Северным фронтом Рузский
  Командующий Западным фронтом Эверт
  Командующий Юго-Западным фронтом Брусилов
  Командующий Румынским фронтом Сахаров
  Командующий Кавказским фронтом Великий князь Николай Николаевич
  Командующий Балтийским флотом Непенин
  Начальник Генерального штаба Алексеев.
  После ознакомления с депешами своих самых близких подчинённых и состоялось так называемое отречение Николая Второго от престола. Это был самый тяжёлый день для Царя. В конце его записал он в своём дневнике другую троесловицу: «Кругом измена, и трусость, и обман». Для нас важно отметить, что и для всей России это был самый судьбоносный день. В переходе от царской троесловицы, с которой началось наше небольшое исследование, к троесловице последнего императора – вся история Февральской революции. Первое слово здесь – «ИЗМЕНА». И измена Царю означала измену России. Немалое значение имел и тот факт, что свершилась она в условиях военного времени!
  Понятно, что добровольность отречения от престола была мнимой, о чём говорит, в том числе, незамедлительно состоявшийся арест Царя и Царицы. Даже колчаковский следователь Н.А. Соколов, не питающий симпатий к убийцам царской семьи, в своей книге написал, что «лишение Царя свободы было поистине вернейшим залогом смерти его и его семьи, ибо сделало невозможным отъезд их за границу». «Ну, арестовали. Ладно», — продолжает Кузнецова. Добавим, что перед этим стучали кулаком, выбивая у Царя отречение. А так всё получилось «ладненько». Царь, которому пообещали беспрепятственный выезд из страны, и его министры без шума и пыли были арестованы. Святейший Синод объявил, что «народ восстал за правду, за Россию» и «Божья воля свершилась». Новое правительство объявило «собственность Е.И.В. Кабинета» государственным достоянием. Нам сейчас интересно, что всё это было сделано ДО приезда большевиков. И Царь в своей троесловице, которую записал в свой дневник, к сведению Кузнецовой, явно имел в виду не большевиков, о которых до последних дней своей жизни имел весьма смутное представление. Очевидно также, что, говоря об измене, Царь, как человек, считающий себя военным, имел в виду прежде всего преступное нарушение военной присяги.
  Самое время напомнить слова, которые произносил каждый царский солдат в начале своей военной карьеры:
  «Обещаю и клянусь Всемогущим Богом, перед святым Его Евангелием, в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, Самодержцу Всероссийскому и Его Императорского Величества Всероссийского престола Наследнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к высокому Его Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять.
  Его Императорского Величества государства и земель, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же Его Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальникам во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать; от команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру (солдату) надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение сей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь.»
  Даже у меня, воспитанника атеистической Советской власти, эти слова вызывают благоговейный трепет. Что уж говорить об императорском воинстве, принимавшем эту присягу со всей православной торжественностью! Принявшие присягу называли себя людьми чести и долга, что имело буквальный смысл, т. к. находились на государственном обеспечении как бы в долг. По отдельным ритуалам принимали присягу сражавшиеся за Россию иудеи и мусульмане, хотя царская троесловица имела для них чуть-чуть другой смысл. По всей видимости, и среди них были предатели.
  В 1906 году подполковник Генерального штаба князь А. М. Волконский в журнале «Русские ведомости» предупреждал: «Оставьте нас, нам нет дела до ваших партий; меняйте законы – это ваше дело. Мы же – люди присяги и «сегодняшнего закона». Оставьте нас! Ибо, если мы раз изменим присяге, то, конечно, никому из вас тоже верны не останемся… И тогда будет хаос, междоусобие и кровь». Бытописатель «черного февраля» Кобылин отмечал, что «Присяга не есть только формальная процедура, в присяге заключается мистическая сущность нашей связи с Венценосцем, а через Него с Господом Богом. Нарушение присяги – попрание Божьего Закона».
  Была своя присяга и у церковников:
  «Аз, нижепоименованный, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом и Пресвятым Евангелием в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю, Императору Николаю Александровичу, Самодержцу Всероссийскому, и Законному Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику верно и нелицемерно служить и во всём повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови… В заключение сего клятвенного обещания моего целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь». Многие не устояли. Но для нас сейчас интереснее, что были и герои, остававшиеся верными Царю и своим монархическим убеждениям, за что подверглись гонениям. Это:
  Епископ Екатеринбургский и Ирбитский Серафим, 10 мая 1917 года был изгнан из епархии
  Митрополит Петроградский и Ладожский Питирим – 2 марта 1917 года арестован
  Архиепископ Литовский Тихон – не включен в новый состав Святейшего Синода
  Епископ Орловский и Севский Макарий – 26 мая 1917 года уволен на покой
  Митрополит Московский и Коломенский Макарий — был арестован и 20 марта 1917 года уволен
  Епископ Волоколамский Феодор — 1 мая 1917 года освобожден от обязанностей ректора Московской Духовной академии и назначен настоятелем монастыря.
  В этом списке далеко не все из тех, кто в этот момент честно выполнил библейский завет: «Не иди за большинством на зло». По-разному сложились их дальнейшие судьбы. Кто-то был расстрелян большевиками. Некоторые были причислены к лику святых. А ведь все эти люди совершили великий гражданский подвиг, не подлежащий забвению.
  Вспомним, какие поговорки хранил в своей памяти народ:
   Народ согрешит – Царь умолит, а Царь согрешит – народ не умолит.
   Без Царя народ сирота.
   Никто против Бога да против Царя.
   Без Бога свет не стоит – без Царя земля не правится.
   Не всяк Царя видит, а всяк его знает.
   Где ни жить, одному Царю служить.
   Где Царь, тут и правда (там и страх или гроза).
   Бог милостив, а Царь жалостлив.
   За Богом молитва, за Царём служба не пропадает.
   Царь земной под Царём небесным ходит.
   Близ Царя, близ смерти.
   Близ Царя, близ чести.
   «Без Царя в голове» – говорили про не очень умного человека.
  Эти поговорки из тех, что записаны В.И. Далем, некоторые из них я знал и без него. Авторов этих поговорок мы не знаем, не сообщает нам о них и Даль. Потому что сочинил их и сохранил для нас в своей памяти сам народ. А вот уничижительных поговорок о Царе я у Даля не нашёл. Если и были они, то в памяти народа не сохранились. Однако длительная атака на Царя интеллигенции принесла свои чёрные плоды! Говоря современным языком, Царь перестал быть популярным. А я бы сказал по старинке, что Царя стало модно ненавидеть. Кроме вышеприведённого Бальмонта, кто только Царя ни хулил. «Дурачок», «Николашка», «идиот Романов», «полоумный» — не самые оскорбительные слова у Ленина.
 
  И многие ли писатели, поэты, художники – не по заказу, а по своей воле да вдохновению, прославили царский подвиг? И ведь все они из истории знали, что за сидение на престоле нередко приходилось расплачиваться кровью! Это уже после Отречения, после ареста царской семьи – на третий день Пасхи Анастасия Цветаева записала строки:
  «За Отрока – за Голубя – за Сына,
  За Царевича младого Алексия,
  Помолись, церковная Россия!..»
  Ни в коем случае не надо принимать меня за почитателя Николая Второго и сторонника восстановления монархии. Всё-таки это именно он вместе со своими заграничными кузенами развязал самую к тому времени кровопролитную и первую в истории мировую войну. Его именем расстреливали безоружных рабочих на Лене в 1912 году. Члены императорской фамилии получали халявное жалованье только за то, что являлись таковыми. Малолетний Царевич был атаманом всех казачьих войск и имел воинское звание, равное тому, что было у Верховного главнокомандующего. Я всего лишь хотел вместе с читателем увидеть февраль 1917 года и понять причины Октября. Такое впечатление, что в «чёрном феврале» были нарушены какие-то естественные, ещё не сформулированные, законы существования государства. Ведь, например, лозунг свободы в реформированной священной троесловице подавлял как бы устаревшие составляющие и уж точно противоречил каждодневным требованиям Временного правительства о продолжении войны «до победного конца». Как-то нелепо было с этим лозунгом брать проливы Босфор и Дарданеллы, отдавая долг не Царю, а Керенскому!
  Когда белогвардейский атаман Краснов в 1918 году, продолжая сепаратистскую политику покончившего с собой атамана Каледина, выдвинул идею создания государства «Всевеликое Войско Донское», возник вопрос о гимне. Долго не заморачиваясь, взяли старую казацкую песню, начинавшуюся словами «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон и послушно отозвался на призыв монарха он», и начали петь её с новыми словами, исключая и преданность монарху, и готовность отдать свои жизни за Царя.
  Не думаю, что мне удастся реабилитировать большевиков в глазах антикоммунистов. Однако надо признать, что коммунистическая атрибутика была более последовательной по сравнению с белогвардейской. В трудные дни Великой Отечественной войны в устном и печатном виде получил распространение патриотический призыв «За Родину! За Сталина!». Иногда добавлялось: «За социализм!». Эта формула применялась и на заводских митингах, и в боевых условиях. Если учесть, что в Красную Армию постепенно перешли многие атрибуты армии царской, то можно видеть, что и этот лозунг происходит от уже известной нам царской троесловицы с заменой «Отечества» (страны отцов) на «Родину» (большинство красноармейцев, которые в этот момент были на фронте, родились после революции, и Советский Союз был их Родиной). Сталин в новом лозунге явно не Генеральный секретарь, а почти Бог или Царь. Он, правда, не требовал молитв, но как Верховный Главнокомандующий, имеющий более рельефно очерченные полномочия, разговаривал со всеми своими подданными языком приказов, которые могли дышать смертью, а могли наделять бессмертной известностью. Даже о радостных событиях сообщалось приказом. И поговорки, приведенные выше, в которых упоминается Царь, вполне могут быть переадресованы Сталину. Присутствует и вера — «вера в социализм». Но никакой свободы, которой упивались во время Февральской революции. И в то же время свобода не была забыта. Подтверждением является Государственный гимн Советского Союза, родившийся в разгар этой кровопролитнейшей войны и, как и царский гимн, остающийся законным детищем и свидетелем своего времени. Свобода упоминается в нём три раза, но чрезвычайно точно отмеренной! В этом гимне она — для «республик свободных», для Отечества. Для частного употребления — «солнце свободы», которое «сквозь грозы сияло нам». Здесь даже прошедшая форма глагола «сияло» говорит, что во время войны о свободе можно только вспоминать.
  Для меня, как человека, близкого к технике, обсуждавшаяся здесь государственная атрибутика напоминает инструкцию по эксплуатации сложной машины. Несоблюдение этой инструкции (в общественной жизни это предательство) грозит поломкой и даже может представлять опасность для тех, кто эксплуатирует эту машину.
  Возвращаясь к «чёрному февралю», нельзя не признать, что именно он оказался трагически судьбоносным для России в 1917 году и для всей последующей её истории. В этом феврале были нарушены законы общественной жизни, сложившиеся за столетия. Именно в нём надо искать главные причины. Не раскрыв их, нельзя надеяться на успешное движение наше в будущем.