Предновогодний взгляд на страну и мир

Год назад, в декабре 2011 года, многим казалось, что Россия стоит на грани больших политических перемен. В Москве прошли два стотысячных митинга, организованных внесистемной оппозицией, с требованием отменить результаты только что состоявшихся думских выборов, как якобы сфальсифицированных, и отправить в отставку тогдашнего премьера Владимира Путина. В среде протестантов раздавались и более экстремистские призывы — идти на Кремль и менять власть силой.
Тогдашний президент Дмитрий Медведев, да, пожалуй, и сам Путин пребывали в растерянности. В январе Медведев выступил с программой политических реформ, рассчитывая сбить накал протестов. Но волна протестов не утихала и пошла на спад лишь после встречных массовых митингов на Поклонной горе и в Лужниках в поддержку правительства. На одном из них выступил Путин с крылатым призывом «Отступать некуда».

Это был поворотный момент. В марте новым президентом был избран Путин. А после его инаугурации в мае стало ясно, что оппозиция потерпела поражение.
Несмотря на это, оппозиция продолжает вести себя агрессивно, пытаясь время от времени взять реванш. Но успехов не снискала. Так, назначенный на середину сентября очередной «марш миллионов» едва собрал двадцать тысяч участников. В октябре ни одна из новых партий, представляющих крайнюю оппозицию, не смогла победить на местных выборах. Последний результат особенно показателен. Ведь если население не доверяет оппозиции управлять муниципалитетами, то тем более оно не станет их выдвигать на управление страной. И честные выборы, о которых оппозиция так печётся, ей никак не помогут.
Лидеры протестантов гордятся тем, что им удалось провести через Интернет выборы так называемого координационного совета, который призван вырабатывать совместные решения различных фракций оппозиции.  Одна западная газета даже назвала этот орган теневым правительством России. Это, конечно, большое преувеличение. Выбирали совет около 80 тысяч добровольцев, то есть менее десятой части процента жителей страны, – совершенно непредставительное меньшинство. Никаких серьёзных полномочий этот орган не имеет и иметь не может. Как выразился один наблюдатель, просто взрослые дяди и тёти развлекаются.
Очередное массовое выступление оппозиции намечено на середину декабря под названием «Марш свободы». Предвосхищая события, можем уверенно сказать, что никаких существенных сдвигов в политической жизни страны оппозиция не добилась. Да это и  не удивительно. Раз за разом она выступала под  одним и тем же лозунгом – долой Путина, за честные выборы. Однообразие и примитивизм требований постепенно отталкивали рядовых демонстрантов, которых становилось всё меньше, а первоначальный энтузиазм ослабевал. Оппозиция не сумела выдвинуть сколько-нибудь  конструктивную программу социально-политических преобразований. Получалось, что людей звали бороться лишь за замену одних правителей другими, в том числе дискредитированными в прошлом.
К тому же сама оппозиция оказалась весьма разнородной по составу. Здесь либеральные реформаторы соседствовали с националистами и левыми. Чтобы подчеркнуть свою особенность, эти группы на демонстрациях стали ходить отдельными колоннами. Единой программы задач и действий такая оппозиция  не была в состоянии создать. И, как показал уходящий год, захватить власть ей тоже было не под силу. Задуманная революция  не состоялась.

Смены политической власти не произошло, но общественная система продолжала испытывать кризис. Наиболее наглядным его проявлением является растущая коррупция. Войну ей объявлял ещё бывший президент Медведев, но, несмотря на его старания, коррупция, по общему мнению, только усиливалась.
Многие видят причину этого  в чрезмерной роли государства в экономике и общественной жизни вообще. Тут логика простая – чем больше государство, тем многочисленней класс чиновников. Тем больше на свете взяточников. В этом рассуждении есть своя доля правды. Но  ещё важнее другая сторона дела – монополистическая структура экономики, наличие раздутых прибылей, из которых платятся откаты и другие формы взяток. Пока существует такая система, коррупция неизбежна. Чтобы ликвидировать объективную базу коррупции, надо избавиться от монополизма и наладить свободную конкуренцию.
До недавнего времени считалось, что коррупция у нас распространена преимущественно на бытовом и местном уровнях и, как правило, не касается федеральных ведомств и тем более их руководящего звена. Поэтому как сенсация была воспринята новость, что в коррупционные дела замешано начальство в Министерстве обороны и космической отрасли. Особенно нетерпимая картина разложения сложилась в военном ведомстве, где министр Анатолий Сердюков поставил во главе подразделения контроля за военным имуществом близких к нему молодых женщин, занимавшихся личным обогащением. Их непомерно высокие доходы создавались за счёт незаконных операций с имуществом министерства. Сами чиновницы и подруги министра жили в элитных квартирах в центре Москвы, построенных министерством и приватизированных ими и родственниками министра. Квартиры были украшены картинами русских классиков живописи, принадлежавшими министерству. И всё это уворованное благополучие долгое время покрывалось авторитетом министра.
Военное имущество распродавалось по заниженным ценам, и в то же время министерство переплачивало поставщикам вооружения и других товаров. Это давало основание Сердюкову жаловаться на дороговизну отечественного оружия и ратовать за переход к закупке иностранной техники.
Коррупция  в космической индустрии привела к поставке бракованных деталей для ракет. В результате более частыми стали неудачные запуски ракет, в частности, значительно задержалось завершение системы ГЛОНАСС. Ещё одна миллиардная коррупционная операция прошла в рамках государственной компании, занимавшейся строительством крупных объектов для международного саммита азиатских и тихоокеанских стран во Владивостоке.
Особенность всех этих операций была в том, что они заключались в присвоении государственных средств иногда прямо, иногда косвенно из государственного бюджета. Причём во главе таких схем стояли сами руководители этих организаций. Именно поэтому на их разоблачение требовалось длительное время.
Так, о непорядках в ведомстве Сердюкова говорили несколько лет, но положение министра, его петербуржские корни и слухи о близости к Путину делали его неприкасаемым. Разумеется, до поры до времени.
Сергей Иванов, нынешний глава президентской администрации, поведал, что в свою бытность зампремьера он ещё пару лет назад заподозрил руководство ГЛОНАСС в нечестных делах, но разоблачать не торопился, чтобы, дескать, не спугнуть раньше времени и тем самым позволить замести следы.
Объяснение довольно странное. Не может быть, чтобы зампремьера, два года зная о преступлении, ничего не предпринимал. Скорее всего, в дело были замешаны ещё более высокие лица, с которыми Иванов не хотел связываться.
Возникает вопрос: почему три столь крупных коррупционных дела возникли именно сейчас? На этот счёт в СМИ высказываются несколько версий. Одна из них объясняет всё борьбой различных правительственных кланов между собой. Вторая — желанием президента снять с себя ответственность за тёмные делишки своего назначенца Сердюкова. Наконец, согласно ещё одной версии, Путин хочет показать, что решил заняться всерьёз борьбой с коррупцией и тем самым перехватить лавры у Навального.
Думается, однако, что в действительности имеет место сочетание всех трёх версий. Так, расследование «Оборонсервиса», организации, которая занимается имущественными делами военного ведомства, началось со скрытым намерением досадить министру. Но для тех, кто знал об интимных отношениях Сердюкова с бывшей главой этого подразделения, такое расследование должно было неизбежно выйти и на министра. И действительно, когда ранним утром с обыском пришли в квартиру Евгении Васильевой, бывшей начальницы «Оборонсервиса», дверь открыл сам Сердюков.
Такой конфуз вряд ли мог быть случайным. Как, наверное, и то, что министр обороны тут же кинулся за помощью на дачу к главнокомандующему, что, впрочем, кончилось отставкой министра.
При сложившихся обстоятельствах Путин не мог не поставить точку моральному разложению в оборонном ведомстве. Пока это привело к аресту нескольких высокопоставленных чиновниц и связанных с ними бизнесменов. Однако судьба Сердюкова ещё не ясна. Если он избежит скамьи подсудимых, то это бросит тень на президента, которого будут обвинять в заступничестве.
Остаётся невыясненной роль Медведева. Хотя Сердюков был назначен при Путине, последние четыре года его, непосредственно, будучи президентом, курировал Медведев. Он же неоднократно высоко отзывался о работе министра обороны. Знал ли он о теневой стороне деятельности военного ведомства? Был ли он осведомлён  о преступных делах в космической индустрии? Все эти вопросы ещё предстоит прояснить. Во всяком случае ясно, что Путин, предавая все три коррупционные дела гласности в отличие от Медведева решительно встал на путь искоренения этого зла.

В своих предвыборных статьях Владимир Путин  рисовал перспективу быстрого экономического роста темпом 5—6 процентов ежегодно. Только такое ускоренное развитие способно обеспечить существенное увеличение народного благосостояния, обновить и модернизировать производственный аппарат экономики, укрепить обороноспособность страны. Всё это требует кратного повышения производительности труда, существенного роста квалификации рабочей силы.
За последнее двадцатилетие пришли в упадок многие промышленные отрасли, общий рост шёл почти исключительно за счёт сырьевого и топливного секторов. Путин поставил вопрос о необходимости реиндустриализации страны, то есть создания заново целых направлений современной промышленности. Требуется также значительно обновить экономическую инфраструктуру – автострады, аэропорты, морские и речные гавани, железнодорожное хозяйство.
Главным источником такого развития должны стать огромные капитальные инвестиции, составляющие около 30 процентов валового внутреннего продукта вместо нынешних 20 процентов. Такой прирост возможен не только за счёт государственных, но также частных ресурсов. Важным действующим лицом новой промышленной революции должны стать мощные отечественные корпорации.
Глядя на последний год, приходится констатировать, что провозглашённый бросок ещё не начал осуществляться. В первом полугодии прирост ВВП составил около 4 процентов, а во втором полугодии только 3 процента. До намеченных Путиным темпов ещё далеко. Серьёзного ускорения в ближайшие годы не ожидается. Почему?
Главная причина в том, что российские олигархи и их корпорации не заинтересованы в реиндустриализации. Инвестиции в создание новых производств не сулят быстрых прибылей. Об этом говорит, в частности, большой отток капитала за границу.  Отечественные магнаты охотно инвестируют капиталы за рубежом, в том числе в финансовые спекуляции. Трудная работа по воссозданию разорённого промышленного потенциала их не привлекает.
Показателен пример автомобильной индустрии. Практически все новые автосборочные заводы, созданные в последние годы, — это филиалы иностранных концернов. А наш миллиардер Михаил Прохоров, на деньги которого был создан экспериментальный экземпляр гибридного автомобиля, отказался заниматься его серийным производством.
Недостаток частных инвестиций можно было бы возместить более интенсивными государственными капиталовложениями. Но для этого требуется более благоприятная финансовая атмосфера. Между тем, после недавнего глобального экономического кризиса положение ещё не полностью восстановилось, и российский федеральный бюджет держится на грани дефицита. Чтобы выполнить ключевые установки по социальным и оборонным расходам, приходится ограничивать затраты на капитальные инвестиции. Большие средства отвлекаются на строительство таких крупных объектов, как спортивная и другая инфраструктура зимних Олимпийских игр в Сочи. Напряжённая обстановка складывается с доходами от экспорта нефти. Мировые цены жидкого топлива остаются достаточно высокими, но в отличие от прошлого они не растут, тогда как затраты на добычу постоянно увеличиваются. В результате повторить рекорд 90-х годов, когда нефтедоллары были одним из главных факторов роста, не удаётся.

Глобальный кризис 2007—2009 годов продемонстрировал острую зависимость российской экономики от мировой конъюнктуры. Провалился самонадеянный прогноз Алексея Кудрина о том, что наша страна — это остров стабильности. Но затем некоторые российские эксперты впали в противоположную крайность, усматривая в каждом негативном повороте индексов признак второй волны глобального, а следовательно и нашего спада. Как говорится, пуганая ворона куста боится. Что же в действительности происходит в мировой экономике?
Я уже несколько раз писал, что в последние годы  капиталистическая экономика находится в фазе длинного спада 50-тилетней Кондратьевской волны. Длинный спад проявляется в низких темпах роста, сочетании циклических и промежуточных кризисов разной глубины и продолжительности, потрясениях в валютной и кредитно-финансовой сферах. Всё это происходит в разных странах и регионах мирового хозяйства.
Наиболее глубокой причиной длинного спада является пауза между завершением  одного и началом создания другого, нового производственного уклада. Так, можно утверждать, что высшая точа электронно-информационного уклада пройдена и  идут поиски нового уклада. В этом направлении сделаны только первые шаги. Их можно видеть в разработках новых, возобновляемых видах энергии – солнечной и ветряной, гибридных двигателей для транспортных средств. Но новые технологии ещё слишком дороги, чтобы успешно конкурировать с существующими, и потому не пришло время для их массового применения. Именно этим объясняется общая вялость производственных инвестиций и предпочтение финансовых спекуляций как более надёжных форм вложения капитала.
Так сейчас складывается инвестиционная ситуация во всех трёх — США, Европа и Япония — главных регионах индустриально-развитого капиталистического мира. Её можно определить как стагнационную. Ни в одной из этих зон  после выхода из глобального кризиса не наблюдалось обычного циклического подъёма. Положение осложнялось противоречивыми тенденциями в экономической политике.
В США послекризисная программа демократического президента Барака Обамы была прервана в конце 2010 года, когда на промежуточных выборах в палату представителей верх взяла республиканская партия. Вопреки президенту республиканцы объявили главной задачей ликвидацию бюджетного дефицита, что на практике означало отказ от стимулирования экономики.  В сложившейся обстановке Обаме с трудом удалось переизбраться на новый срок, но вернуть себе большинство в палате представителей демократам не удалось.  
Это означает продление патовой ситуации, при которой президенту и конгрессу крайне трудно договориться по финансовым вопросам. Обама предлагает повысить подоходный налог самых богатых американцев на 2%, оставив налоговые льготы для остальных, что способствовало бы росту экономики. Палата представителей отказывается принять эту реформу, ссылаясь на бюджетный дефицит, при этом требует оставить налоговые льготы для самых богатых, но снизить ассигнования на медицинское страхование пожилых людей и детей (так называемые Медикер и Медикейд), с чем не согласен президент. Стороны пока отказываются идти на компромисс. Такая ситуация грозит затянуться и вызвать падение экономики с «бюджетного обрыва».
Пока же сложилось парадоксальное положение, когда при большом перенакоплении денежного капитала и близкой к нулю процентной ставке спрос на кредиты для производственных целей невелик, так что  избыток денежного капитала идёт в спекуляцию. Производство всё же растёт, хотя и невысоким темпом 2 процента.
Своеобразная ситуация затяжного долгового кризиса сложилась в Еврозоне. После завершения глобального кризиса здесь не началось обычного циклического восстановления, а в большинстве стран возникли типичные для этой фазы цикла бюджетные дефициты. Стандартным рецептом экономической теории в таких условиях является фискальная политика стимулирования роста. Это ведёт к оживлению экономики, при котором доходы государства растут опережающим темпом, и, таким образом, постепенно преодолевается бюджетный дефицит. Но консервативные правительства стран Еврозоны решили пойти по другому пути. Избранная ими политика экономии бюджетных расходов, призванная скорейшим образом ликвидировать дефициты, в действительности имела противоположный эффект, так как замедлила рост и только увеличила дефициты.
Для финансирования их страны выпускали государственные облигации, скупаемые банками, причём задолженность государств постоянно возрастала. В наихудшем положении оказались страны юга Европы – Греция, Испания, Португалия, отчасти Италия. В дополнение к своей основной задолженности им приходится расплачиваться по нарастающим долгам с высокими процентами.
Своих ресурсов для этого не хватает и, чтобы избежать банкротства, приходится  выпрашивать новые кредиты. Их предоставляют на жёстких условиях дальнейшего сокращения бюджетных расходов, увольнения государственных служащих, приватизации предприятий и т. п. Закономерным результатом является превращение долгового кризиса в экономический спад. В большинстве стран Еврозоны идёт общее сокращение производства, и только Германия показывает близкий к нулевому прирост ВВП.
Время от времени возникают слухи об угрозе выхода Греции из зоны евро, а то и полного развала Еврозоны. Регулярными стали встречи европейских лидеров в поисках выхода из тяжёлого положения, в которое страны сами себя загнали. Пока конца этому кризису не видно.
В былое время ситуация в развивающемся мире целиком зависела от рынков промышленно развитых стран. Сейчас из этого правила выпадают важнейшие страны – такие как Китай, Индия, Бразилия. Особенно знаменателен в этом отношении пример Китая, который вопреки кризису и стагнации в западных странах продолжает расти сверхбыстрыми темпами.  Если в Бразилии рост ВВП снизился до 3 процентов, в Индии до 5 процентов, то в Китае он составил рекордно высокие для этой группы стран 8,5 процента.
Наблюдая за неизменно высоким показателем роста в Китае, можно подумать, что он обладает практическим иммунитетом от глобальных кризисов. Но это не так. В действительности  реакция на последний кризис была достаточно острой и здесь. Резко, даже больше, чем в других странах, упала фондовая биржа, намного сократился экспорт, пострадали многие экспортно-ориентированные предприятия. Но, предвидя  грозящую катастрофу, китайское правительство намного увеличило государственные закупки и особенно внутренние инвестиции, компенсируя падение внешнего спроса увеличением внутреннего. Причём сделано это было оперативно, что позволило избежать сокращения ВВП.
Такие макроэкономические манёвры в обычной рыночной экономике невозможны. Но Китай это не обычная, а конвергентная, то есть смешанная экономика, в которой централизованное планирование и управление сочетаются с рынком, определяя общие контуры развития.
Ещё пример из той же оперы. Обычно стране при её напряжённо высоких темпах удавалось избежать годовой инфляции выше 3 процентов. Два года назад инфляция внезапно разогналась до 5—6 процентов. Власти сочли это неприемлемым. Вмешался центральный банк и методами процентного регулирования и рыночных интервенций довёл инфляцию до нормальной меньше чем за год. Так быстро справиться с инфляцией в обычной рыночной экономике не удаётся.
Китайская экономика – позитивное исключение из общей стагнационной картины. Но поскольку в последнее время она вышла на второе место в мире по объёму производства, она также становится немаловажным фактором глобальной конъюнктуры. Поскольку Китай является крупным импортёром нефти и сырьевых товаров,  его влияние на эти рынки особенно велико. Если бы не китайский спрос на нефть, её цена на мировом рынке была бы значительно ниже нынешней. В этом смысле продолжающийся быстрый рост в Китае положительно влияет на российскую экономику.
Это, пожалуй,  единственное светлое пятно для России в нынешней мирохозяйственной конъюнктуре. И то только потому, что сохраняется чрезмерная зависимость от экспорта сырья, своеобразная сырьевая монокультура. Чтобы  нам преодолеть эту однобокость, необходимо всерьёз взяться за реиндустриализацию, о которой пока много говорится, но мало что делается. В августе уходящего года Россия, наконец, стала членом Мировой торговой организации. Поможет ли это нашей промышленности приобрести конкурентоспособность на мировых рынках, пока не ясно. Новое дискриминационное законодательство американского конгресса – закон Магницкого — показывает, что здесь нас ждут жестокие баталии.
Итак, в следующем году мировую экономику ждёт растущая неопределённость. Если американский президент сможет преодолеть сопротивление республиканцев, то за ним последует и Европа, смягчив свою политику строгой экономии. Это может помочь быстрому восстановлению мировой экономики. В России всё зависит от того, насколько решительно Путин будет проводить политику реиндустриализации и бороться с внутренним воровством и коррупцией.