Поступок

За годы работы в телерадиовещании мне довелось быть свидетелем (взгляд изнутри) ряда событий в жизни нашей страны и в международной жизни, кардинально менявших геополитическую обстановку и соотношение сил на мировой арене. Многие из них приходятся на годы перестройки, начавшейся, как известно, с деклараций об обновлённом социализме, новом мышлении, гласности, а завершившейся поражением Советского Союза в многолетней холодной войне, распадом великой страны и мировой системы социализма. Имена «политиков», по вине которых СССР потерпел крах, наш народ ещё долго не забудет.

Но были в руководстве и другие люди, стойкие и неподкупные, до конца отстаивавшие интересы страны, не искавшие славы и выгоды. О встрече с одним из них на телевизионной площадке я хочу рассказать.
9 ноября 1990 года завершался последний официальный визит в ФРГ президента СССР М. Горбачёва. Заключительный аккорд — государственный приём от имени западногерманского руководства в правительственной резиденции Петерсберг. Как всегда президента СССР в поездке сопровождала спецгруппа Гостелерадио в составе 50 человек, прямо на месте готовившая и оперативно передававшая в Москву пространные отчёты об очередном зарубежном визите. Надо сказать, что всего таких визитов было 40 (за 6 лет с начала перестройки и до августовского путча). На государственные приёмы телевизионщиков не зовут, и мы занялись демонтажом нашего передвижного телецентра (тонна груза!), ведь утром улетать в Москву. Демонтаж техники — дело трудоёмкое и хлопотное. В разгар работы раздался звонок по спецсвязи, соединявшей нас с резиденцией Горбачёва. Звонил референт президента В. Гусенков. Он сказал, что Михаил Сергеевич хотел бы, чтобы в сегодняшней программе «Время» были откомментированы важнейшие документы, подписанные в Бонне. Это поручалось вице-президенту Академии наук СССР Н. Лавёрову, заместителю министра иностранных дел Ю. Квицинскому и начальнику Генерального штаба М. Моисееву.
Правительственная резиденция Петерсберг находится на вершине довольно большого холма. Никаких пропусков на этот суперохраняемый объект у нас, конечно, не было. Пропуском служило симпатичное лицо нашего многолетнего собственного корреспондента в ФРГ Володи Кондратьева. Немецкие спецназовцы были учтивы, их явно предупредили о «теледесанте». Наверху уже ждал распорядитель, направивший наш микроавтобус не на парадную парковку, а в подземный гараж под резиденцией.
Уже другой, внутренний распорядитель поднял нас на лифте в холл, где группу ожидал В. Гусенков. Первым на интервью пришёл академик Н. Лавёров, затем — Ю. Квицинский. Оба они говорили о широких перспективах, открывающихся в свете подписанных сегодня договоров «О развитии широкомасштабного сотрудничества в области экономики, промышленности и науки» и «О добрососедстве, партнёрстве и сотрудничестве между СССР и ФРГ». Эти темы не представляли сложности для обоих, и интервью прошли как по маслу.
Подошёл М. Моисеев, но интервью с ним пришлось отложить: приём в зале заканчивался, и охрана Горбачёва попросила нас на время прохода Михаила Сергеевича выйти в холл, в специально огороженное пространство. Вскоре появился Горбачёв, оживленно беседующий с Э. Шеварднадзе. Оба были «в приятном возбуждении». Увидев за ограждением Моисеева, президент подошёл близко к нему и что-то сказал, после чего начальник Генштаба, как говорится, изменился в лице, по скулам пошли желваки. Высокие лица удалились в свои апартаменты, а мы вернулись на рабочее место. Володя Кондратьев хотел было приступить к интервью, но М. Моисеев сказал, что он ещё не готов. Долго смотрел в окно, за которым открывался вид на старинный парк. Попросил у ребят сигарету, потом ещё одну. Видно было, что ему очень нелегко найти нужные слова, настроиться, более того, что он просто не готов, не хочет говорить с прессой. А предстояло ему осветить вопрос о предстоящем выводе с территории ГДР огромной стратегической группировки советских войск, причём сделать это с улыбкой, всячески демонстрируя нашу готовность, лояльность, открытость, доброжелательность и разные другие приятности — это для немцев. Советских же людей надлежало успокоить — всё идёт правильно, в соответствии с перспективным видением нашего руководства. Несколько сотен тысяч молодых и хорошо подготовленных людей вернутся на родину, вольются в созидательный труд, а обороноспособность СССР останется на прежнем уровне. Дело в том, что договор, регламентирующий пребывание и вывод советских войск, дислоцированных на территории Германии, был подписан в Москве канцлером Г. Коллем и президентом М. Горбачёвым ещё 12 сентября того же года. За 2 месяца после его подписания в немецкой прессе было опубликовано множество статей, ставивших под сомнение способность наших военных чётко и без потерь для обеих сторон организовать вывоз огромной группировки войск: людской силы, техники, боеприпасов, военного имущества. Немецкие газеты писали, что вывод такой массы войск будет представлять величайшую операцию в Европе со времен Второй мировой войны, однако вопросы, связанные с практическим осуществлением вывода, никогда не планировались и не отрабатывались. В советской же прессе появились публикации, вызванные тревогой за судьбы нашей армии, Варшавского договора, за оборонные возможности нашей страны. Поэтому так важно было для Горбачёва, чтобы начальник Генерального штаба Вооружённых сил СССР продемонстрировал спокойствие и уверенность, а также полную готовность к беспроблемному, чёткому и даже красивому выводу войск.
Пауза затянулась, и В. Кондратьев предложил начать работу, задал первый вопрос. Неожиданно для всех Михаил Алексеевич тихо и просто сказал: «Интервью не будет, ребята». Мы засуетились. Как же так, ведь это поручение САМОГО! — «Не будет, и всё!», — настаивал на своём Моисеев. — «Вы же видели, вожди в эйфории отправились почивать, а мне на ходу было сказано, что немцы настоятельно просят ускорить вывод войск и им обещано сократить договорные сроки на год. А сроки и без того нереальные! Нужно как минимум 5—7 лет, чтобы не в спешке, достойно вывести четырехсоттысячную группировку, а это несколько общевойсковых и танковых армий, воздушная армия, свыше 100 тысяч единиц военной техники — одних танков 4 тысячи, а ещё боеприпасы, огромный запас горюче-смазочных материалов, на котором можно пахать и сеять по всему Союзу лет десять! Ведь что такое ГСВГ (Группа советских войск в Германии)? Это же на самом деле передний край обороны и контрнаступления, мощный ударный кулак. Мы же тут могли не только до Ла-Манша дойти, причём дойти победоносно! А сколько здесь оставим всего, что не вывезешь в Союз, — аэродромы, огромные складские помещения, ангары и техпарки, казармы, военные городки. Немцам всё это не нужно, без хозяина, без тепла здания разрушатся, сгниют, а как бы пригодилось всё это добро дома, ведь расквартировать такую массу военнослужащих мы не готовы, сегодня даже тем, кто служит в Союзе, жилья остро не хватает! Ещё проблемы — транспортировка людей и техники. Путепровод один – через Польшу, его пропускная способность слабая, а перевезти нужно более 3 миллионов тонн грузов — это около 8 тысяч эшелонов по 60 вагонов. С поляками мы намучаемся, они нам не помощники. Чехи — тоже. Плату за транзит заломят запредельную, да ещё накрутят разных коэффициентов за «риски, неудобства и амортизации всех мастей». Да и саму «железку» надо будет укреплять — она и имеющиеся мосты такой нагрузки не выдержат. Доблестно драпать из Германии нашим ребятам предстоит по костям своих дедов, ведь только в польскую землю полегло 600 тысяч советских солдат! Смогут ли молодые бойцы пережить такой позор, травму на всю оставшуюся жизнь!? Их не для этого воспитывали. Надо же, наконец, понять, что происходит! Мы для Европы больше не победители! Всему миру показали свою слабость и отсутствие воли. Предали ГДР – «первое государство рабочих и крестьян на немецкой земле», слили её на милость Коля и Ко, а ведь за ними — в полный рост американцы. Объединённая Германия не только будет жить по конституции и законам ФРГ (а это полный аншлюс, а никакое не объединение!), но и останется в НАТО. Недолго ждать, когда рухнет Варшавский договор и наши бывшие союзники по соцлагерю, а с ними и прибалты запросятся в НАТО. Граница с этим альянсом будет где-нибудь под Смоленском. Итоги Ялты придётся забыть, закачаются и другие международные договоры. Такая вот перспектива, а ведь ещё недавно была возможность добиться для Германии статуса нейтрального, внеблокового государства, это в корне изменило бы положение в Европе, да и во всём мире. Политики, мать их…, ничего не сделали, интересы своей страны прос…ли! А вы говорите – дай интервью! Какое на хрен интервью я могу дать? Что я скажу нашим ветеранам, за что они кровь проливали? Я не политик и не пропагандист, врать не умею и не хочу, чёрное белым называть не могу. Народ ведь умный, подробностей, деталей может и не знать, но хорошо чувствует, правое дело или нет. Он давно уже всё понял и нахмурился, и тут в телевизоре появлюсь я, при параде и от радости рот до ушей! Стыд да позор! Поймите правильно, ребята, не могу я дать интервью».
Слова, сказанные генералом армии, ошеломили нас. Конечно же, мы следили за ходом переговоров об объединении Германии и выводе советских войск с её территории по материалам советской прессы, знали кое-что и из «альтернативных источников». Но услышать такое от главного военного начальника никто не ожидал. Это был буквально шок. При этом мы хорошо понимали, что Михаил Алексеевич высказал не только свои мысли и тревоги, а в сжатой форме выразил настроения армии, прежде всего — офицерского корпуса. Мы поняли командира и были солидарны с ним.
Итак, в Москву мы передадим только два интервью. Конечно, отсутствие материала с М. Моисеевым будет сразу же замечено, и Гостелерадио придётся объясняться «на самом верху». Нам, семерым гражданским людям, было абсолютно ясно, что Михаил Алексеевич рискует головой, ведь он, человек военный, не выполнил указание Верховного Главнокомандующего! Хотелось помочь ему, как-то прикрыть, увести из-под удара. М. Моисеев ни о чём нас не просил, ситуацию, создавшуюся в связи с его отказом от интервью, вообще не обсуждал. Мы сами, не сговариваясь, предложили единственно возможный выход — сослаться на технический брак.
Вернувшись из правительственной резиденции, я рассказал своему другу, руководителю выездного телецентра Стасу Буневичу о возникшей проблеме. Мы тут же, не откладывая, составили акт о техническом браке на видеоносителе…
Интервью с начальником Генерального штаба Вооружённых сил СССР генералом армии М. Моисеевым о выводе советских войск с территории Германии не вышло в эфир по техническим причина. Конечно, нас за это сильно потрепали, но не казнили – брак на ТВ случается.

 

Валентин ЛАЗУТКИН,

президент Института кино и телевидения, в 90-е годы первый заместитель председателя Гостелерадио СССР

 

P.S. Прошло 27 лет, жизнь подтвердила аналитическую прозорливость М.Моисеева: Варшавский договор прекращён в феврале 1991 года; в декабре того же года распущен Советский Союз; объединённая Германия сегодня занимает центральное место в Европе и претендует на особую роль в глобальной политике; НАТО распухло от новых членов и вплотную подошло к границам Российской Федерации. А наши войска (бывшую ГСВГ) — 36 элитных, самых боеготовых дивизий — вывели в чистое поле, где они и зимовали в брезентовых армейских палатках.
Генерал армии М.А. Моисеев после событий августа 1991 года сутки побыл исполняющим обязанности министра обороны СССР, а в ноябре того же года был уволен с военной службы в отставку. Сегодня он снова востребован – генеральный инспектор и член коллегии Министерства обороны России, председатель Российского союза ветеранов.