Последнее пророчество

В декабре 1916 года злодейски убит Григорий Ефимович Распутин

Личное знакомство Николая II с Григорием Ефимовичем Распутиным произошло 1 ноября 1905 года.
«Вторник. Холодный ветреный день. От берега замёрзло до конца нашего канала и ровной полосой в обе стороны. Был очень занят всё утро... — записал в этот день в дневнике Николай II. — В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим — Григорием из Тобольской губ.».
Распутин явился как Божия помощь, ниспосланная царской семье по их молитвам. А если говорить более широко, то получается, что Распутин был послан, как Божия помощь всей России. В его лице страна получала шанс, что продолжится прямое наследование престола и страна минует осложнения, связанные с борьбой внутри императорского дома.
«Ах, милости у Бога много — несть конца... — говорил сам Григорий Ефимович. — И все это мы переживаем на себе — чудеса — не даем отчета в них».
Царская семья и сам святой царь этот отчет себе давали...
Совсем иначе обстояло дело с высокопоставленными сановниками.
Возмущение, вызванное появлением Распутина в Царском Селе, перехлестывало через край.

Подобно Владимиру Николаевичу Коковцову, большинство сановников было убеждено, что «Распутин — типичный сибирский варнак, бродяга, умный и выдрессировавший себя на известный лад под простака и юродивого и играющий свою роль по заученному рецепту; во внешности ему недоставало лишь арестантского армяка и бубнового туза на спине; по замашкам это человек, способный на все, в свое кривляние он, конечно, не верит, но выработал твердо заученные приемы, которыми обманывает как тех, кто искренне верит всем его чудачествам, так и тех, кто преклоняется перед ним ради достижения через него тех выгод, которые не даются иным путем».
Это предубеждение, переходящее в открытое отвращение, трудно объяснить одним только возмущением аристократов, наблюдающих, как простой крестьянин из сибирской глуши запросто посещает царский дворец.
Вообще-то в нашей истории бывали взлеты и покруче.
Достаточно вспомнить ливонскую крестьянку Марту, сделавшуюся русской императрицей Екатериной I, или, например, малороссийского певчего, превратившегося во всесильного графа Разумовского...
Но с ними толпящиеся у трона сановники как-то сразу примирялись, потому что эти простолюдины сразу стали такими же, как они. Облачаясь в такие же одежды, новоиспеченные императрицы и графы сразу начинали вести такую же, как в высшем свете, жизнь, перенимая манеры, привычки и сам образ мыслей...
Распутин не собирался становиться ни графом, ни епископом, он оставался в своей косоворотке, шароварах и мужицких сапогах посторонним в великосветском кругу, и это раздражало еще сильнее, чем его необыкновенное возвышение.
Великосветское раздражение проникло в круги революционно-либеральной публики и она — благо, и фамилия подходила! — сразу превратила Распутина в жупел разврата, в котором якобы погрязла царская семья.
Успеху раздуваемого газетами, депутатами и великосветскими кругами мифа о Распутине способствовало то, что главная причина появления Григория Ефимовича во дворце, как и сама болезнь наследника, сохранялись в тайне, и в нее были посвящены только самые близкие царской семье люди. Не получавшая реального объяснения близость Распутина царской семье обрастала в результате самыми нелепыми и дурными слухами.
Григорий Ефимович оказался в весьма сложном положении. Не имея права раскрыть доверенную ему в царской семье тайну, он не мог дать объяснений, которых, безусловно, ждали от него и которые сразу бы сняли очень много недоброжелательности, проявляемой по отношению к нему.
Положение усугублялось тем, что к Распутину, помимо искренних поклонников и поклонниц, сразу прихлынула достаточно большая масса лиц, ищущих протекций и знакомств с влиятельными лицами.
Умения мгновенно разобраться в сложной структуре чиновничьих интриг, дворцовой опытности, искусства лавирования между различными группировками у Распутина, конечно, не было, да он и не желал приобретать этого опыта. То и дело натыкаясь на открытую вражду и недоброжелательность, попадая в нелепые положения, Распутин усиливал свое юродство, язык которого был чужд аристократической и либерально-революционной публике и шокировал ее еще в больше степени, чем близость к царской семье…
К сожалению, даже и современные историки патриотического направления, пытаясь реабилитировать Распутина, стараются доказать, будто Григорий Ефимович никак не влиял на государственные назначения и на ход государственных дел...
Все-таки это не так.
Разумеется, нелепо представлять влияние Распутина в фельетонной стилистике памфлетов, но разве оно реализовалось только в виде указаний пьяного чудовища совершенно безвольному государю?
Как пишет С.С. Ольденбург, Николай II интересовался, как Распутин отзывается на те или иные вопросы государственной жизни; в его ответах он чувствовал нередко подлинную «связь с землей». Правда, Ольденбург прибавляет тут же, что «особого значения его отдельным мнениям государь, конечно, не придавал», но это уже реверанс в сторону либерально-демократической публики, никак не украшающий серьезного историка.
Что значит: не придавал особого значения? <…> Николай II вообще мало чьим отдельным мнениям — отсюда и бесчисленные сетования мемуаристов! — придавал особое значение.
Тем не менее все мнения были важны для выработки окончательного решения. И в этом смысле мнение Григория Ефимовича, в ответах которого чувствовалась подлинная «связь с землей», конечно же, тоже учитывалось им.
Уместно напомнить тут, что Григорий Ефимович Распутин, находясь рядом с царской семьей и оказывая ей (лечение наследника), действительно, неоценимые услуги, сумел накопить денег только на деревянный дом в родном селе Покровское. Дом был хороший, крепкий, но таких домов и в Покровском у не выезжавших никуда за пределы села хозяев было порядочно... А еще? А больше ничего не осталось от легендарных богатств Распутина...
Распутин, располагая доверием государя, не преследовал никаких личных интересов, не выпрашивал для себя должностей и званий, его задачей было разрушение того средостения, которое всегда существовало между русскими императорами и русским народом и которое только в правление последнего императора начало разрушаться. И в этом смысле Распутина можно считать частью плана устроения Святой Руси, который с Божией помощью осуществлялся Николаем II.
Поэтому-то преуменьшать влияние Распутина на государя не следует…
Вообще-то давать или не давать рекомендации — это личное дело каждого отдельного человека. Когда великий князь Александр Михайлович возле еще не остывшего тела императора Александра III рекомендует молодому государю список лиц, на которых он может опереться как верховный правитель России, это никого не возмущает, это нормально.
А вот протекция Распутина — это уже не его ума дело...
Да ведь и не государственные директивы писал Георгий Ефимович, к его рекомендациям, как это делал, например, Петр Аркадьевич Столыпин, можно было и не прислушиваться.
В чем же дело?
Да только в том, что в рекомендациях Распутина преобладала простонародная составляющая, и это и возмущало великосветскую публику.
И, наверное, именно поэтому и раздували либеральные журналисты и историки миф о распутинщине, пронизывающей русскую государственную жизнь, что в лице Распутина происходило оттеснение от власти лиц, которые, рассуждая о народном представительстве во власти, менее всего хотели, чтобы власть в России действительно становилась народной и русской…
Казалось бы, сравнивать Петра Аркадьевича Столыпина с Григорием Ефимовичем Распутиным нелепо. Что общего можно обнаружить у представителя древнего дворянского рода и простого мужика, у высокообразованного государственного деятеля и человека, едва овладевшего грамотой, у смелого реформатора, возглавляющего правительство гигантской империи, и старца, молитвенника, человека, позиционирующего себя как духовного наставника...
Кажется, нет тут никаких точек соприкосновения, но, тем не менее, и Столыпин, и Распутин — оба близки императору Николаю II, оба они, хотя и каждый по-своему, необходимы государю для создания новой России, оба они будут убиты врагами этой новой России...
Именно с помощью П.А. Столыпина удалось Николаю II завершить крестьянскую реформу, начатую отменой крепостного права его дедом Александром II.
Самому Петру Аркадьевичу это стоило собственной жизни...
«Россия пала и потому, что среди ее высшего класса, аристократии оказалось слишком мало людей, подобно ему (Столыпину. – Н.К.), сознательно готовых на жертву, — отмечает биограф Столыпина Г.П. Сидоровнин, — «белая кость» была тронута тлением распада. Может, Столыпина и принимали с трудом оттого, что его мужественный облик, его дела и поступки раздражали знатных особ, были укором для них» …
Петр Аркадьевич, безусловно, являлся патриотом Великой России, и, тем не менее, и родством, и культурой, и воспитанием он столь прочно был связан с тронутой тлением распада «белой костью», что зачастую не узнавал, а порою и не хотел узнавать той Руси, которая устраивалась благодаря его трудам.
Хотя именно Николай II привлек Петра Аркадьевича Столыпина к руководству империей и сумел сохранить его на этом посту вопреки всем интригам своего окружения, сам Столыпин не слишком-то высоко оценивал роль государя и склонен был приписывать той же императрице-матери спасительные для него как премьер-министра решения.
Николай II видел это, но по свойственной ему деликатности ни разу не выказал своего неудовольствия, хотя понятно, что такое отношение человека, проводившего его национальную политику, было ему неприятно.
Особенно ярко стремление Столыпина дистанцироваться от государя, показать свою особую значимость и независимость проявилось, когда Николай II попытался сблизить его с Распутиным…
П.А. Столыпин принял Г.Е. Распутина в Зимнем дворце, где теперь жил, но принял, только чтобы выполнить просьбу императора. Аудиенция длилась несколько минут, и никакого сближения двух едва ли не самых важных для Николая II людей не произошло. Аристократическое воспитание помешало Петру Аркадьевичу разглядеть в крестьянине из Сибири то, что увидел в нем государь-император.
Более того, через несколько лет Столыпин стал едва ли не главным гонителем Распутина. Убедив себя, что близость Распутина к семье Романовых возбуждает дурные толки и пересуды, Столыпин если и не организовал, то санкционировал полицейскую слежку за старцем, чтобы добыть компрометирующие материалы...
Существуют предположения, что П.А. Столыпин планировал, применив закон, позволяющий министру внутренних дел высылать мошенников, пьяниц, развратников, выслать Распутина из столицы в административном порядке. Но пока шли приготовления, Распутин, чтобы не ставить государя в положение, когда ему придется выбирать между ним и Столыпиным, предпочел сам уехать в Покровское…
Увы... Ничего не вышло из замысла государя сблизить двух едва ли не самых важных для него людей.
И произошло это не по вине Распутина…
То, что с трудом мы начинаем различать сейчас, прожив сто лет без царя,  ясно различали те темные силы, которые не могли допустить, чтобы произошло возрождение Святой Руси.
Хорошо сказал об этом Павел Николаевич Милюков, один из главных идеологов заговора, помешавшего России переступить через порог победы. Вспоминая мартовские события сразу после октябрьского переворота, он признался:
«Того, что случилось, мы не хотели. (Здесь и далее выделено нами. — Н.К.) Вы знаете, что цель наша ограничивалась достижением республики или же монархии с императором, имеющим лишь номинальную власть; преобладающего в стране влияния интеллигенции и равные права евреев.
Полной разрухи мы не хотели, хотя и знали, что на войне переворот во всяком случае отразится неблагоприятно. Мы полагали, что власть сосредоточится и останется в руках первого кабинета министров, что временную разруху в армии и стране мы остановим быстро и если не своими руками, то руками союзников добь­емся победы над Германией, заплатив за свержение царя некоторой отсрочкой этой победы.
Надо признаться, что не­которые даже из нашей партии указывали нам на возможность того, что и произошло потом. Да мы и сами не без некоторой тревоги следили за ходом организации рабочих масс и пропаганды в армии.
Что же делать: ошиблись в 1905 году в одну сторону — теперь ошиблись опять, но в другую. Тогда недооценили сил крайне правых, теперь не предусмотрели ловкости и бессовестности социалистов.
Результаты Вы видите сами.
Само собою разумеется, что вожаки Совета рабочих депутатов ведут нас к поражению и финансовому экономическому краху вполне сознательно. Возмутительная постановка вопроса о мире без аннексий и контрибуций помимо полной своей бессмысленности уже теперь в корне испортила отношения наши с союзниками и подорвала наш кредит. Конечно, это не было сюрпризом для изобретателей.
Не буду излагать Вам, зачем все это было им нужно, кратко скажу, что здесь играла роль частью сознательная измена, частью желание половить рыбу в мутной воде, частью страсть к популярности. Но, конечно, мы должны признать, что нравственная ответственность за совершившееся лежит на нас, то есть на блоке партий Государственной думы.
Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войною для производства переворота было принято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что ждать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая (1917 года. – Н.К.) наша армия должна была перейти в наступление, результаты коего сразу в корне прекратили бы всякие намеки на недовольство и вызвали бы в стране взрыв патриотизма и ликования.
Вы понимаете теперь, почему я в последнюю минуту колебался дать согласие на производство переворота, понимаете также, каково должно быть в настоящее время мое внутреннее состояние. История проклянет вождей наших, так называемых пролетариев, но проклянет и нас, вызвавших бурю.
Что же делать теперь, спрашиваете Вы...
Не знаю. То есть внутри мы оба знаем, что спасение России в возвращении к монархии, знаем, что все события последних двух месяцев ясно доказали, что народ не способен был воспринять свободу, что масса населения, не участвующая в митингах и съездах, настроена монархически, что многие и многие агитирующие за республику делают это из страха.
Все это ясно, но признать этого мы просто не можем.
Признание есть крах всего дела всей нашей жизни, крах всего мировоззрения, которого мы являемся представителями. Признать не можем, противодействовать не можем, не можем и соединиться с теми правыми, подчиниться тем правым, с которыми так долго и с таким успехом боролись».
Это поразительное признание.
Вспомним, что 1 ноября 1916 года на открытии зимней (последней) сессии Думы, П.Н. Милюков произнес речь послужившую, по его собственному признанию, «штурмовым сигналом к революции». Прогрессивный блок устами своего лидера обвинил императрицу в измене: «Что это? Глупость или измена?».
И вот этот человек — что это? Глупость или предательство? — ради «преобладающего в стране влияния интеллигенции и равных прав евреев» — таких целей, кажется, не ставила больше ни одна революция в мире! — стремиться разрушить огромную страну вместе со всей ее интеллигенцией.
Конечно же, это помрачение П.Н. Милюкова  было навеяно темными силами, стремящими не допустить возрождения Святой Руси в ее Божией силе.
И первый удар эти темные силы нанесли по православному государю в Петрограде, сто лет назад, 17 декабря 1916 года...
Страшно и сейчас, столетие спустя, вчитываться в подробности убийства, совершенного по наущению английской разведки мерзавцами из высших аристократических кругов.
17 декабря 1916 года князь Феликс Феликсович Юсупов, женатый на племяннице Николая II, заманил Григория Ефимовича Распутина в свой дворец на Мойке и там убил его.
Присутствовали при этом великий князь Дмитрий Павлович, а также знаменитый, сумевший расколоть «Союз Русского народа» помещик-черносотенец Владимир Митрофанович Пуришкевич и... школьный друг Юсупова, офицер британской разведки МИ-6 Освальд Рейнер.
Еще были в Юсуповском дворце поручик Сергей Михайлович Сухотин и врач Станислав Сергеевич Лазоверт, но, по-видимому, они являлись простыми подручными. Вольноопределяющийся Сергей Сухотин (мачехой его была Татьяна Львовна Толстая) находился в Петрограде по ранению и якобы лечился в англо-русском госпитале, находившемся во дворце великого князя Дмитрия Павловича, управляли которым связанные с английской разведкой леди Сибил Грей и леди Мюриэл Пэджет. Ну, а врач Станислав Сергеевич Лазоверт работал заведующим медицинской частью санитарного поезда, организованного В.М. Пуришкевичем.
Подлое убийство Феликс Юсупов подробно описал в книге «Конец Распутина». Разумеется, сочинение это было написано, чтобы доказать, будто вместе с великим князем, бывшим черносотенцем и офицером английской разведки он пытался тогда спасти Россию, но эта ложь не нуждается сейчас даже и в опровержении…
И хотя Распутин, пытаясь предотвратить преступление, говорит Юсупову:
— Да, милый, мешаю я больно многим, что всю правду-то говорю... Не нравится аристократам, что мужик простой по царским хоромам шляется — все одна зависть да злоба... Да что их мне бояться? Ничего со мной не сделают: заговорен я против злого умысла. Пробовали, не раз пробовали, да Господь все время просветлял. Вот и Хвостову не удалось — наказали и прогнали его. Да, ежели только тронут меня — плохо им всем придется.
Юсупов отмечает, как жутко звучали эти слова Распутина там, где ему готовилась гибель, но больше ничто не смущает его…
Не так уж и много описано в мировой литературе типов убийц-отравителей столь же омерзительных, как князь Юсупов. <…> В дьявольском исступлении он травил человека, который был послан царской семье и всей России, чтобы спасти царскую династию и Российскую империю, он всаживал пули в этого человека, он бил его гирей по голове, а Распутин не умирал, потому что знал, что ждет и царскую семью, и всю Россию.
Но муж племянницы императора, великий князь, бессарабский помещик-черносотенец и офицер британской разведки все-таки убили его.
Они планировали скрыть убийство, но каждое движение встающего после очередного убийства Григория Ефимовича Распутина оставалось запечатленным.
И как задрожали веки на его лице несколько минут спустя после выстрела Юсупова, и как, проваливаясь в снегу, бежал он к воротам, а Пуришкевич, вспоминая уроки, взятые в тире, стрелял и стрелял в него из пистолета, и как пытался он развязать веревку, уже будучи сброшенным в Неву...
И не могло не сохраниться, потому что в своем последнем юродстве-предсказании показывал, как будет умирать преданная её выродившейся элитой Российская империя.
До обрыва в пропасть оставалось чуть больше двух месяцев...

(Печатается в сокращении.)

 

Николай КОНЯЕВ