Полковник Папуша

  Профессия у Владимира Егоро-вича Папуши — защитник Родины, а если определить более конкретно — защитник границы. Всякое сильное государство обязано иметь сильную границу, через которую не только нарушитель не пройдет — его поймают на первых же километрах пограничной зоны, — не проскочит даже мышь...

Впрочем, насчет малой мыши — это, конечно же, преувеличение. Раньше граница наша была сильной, сейчас она силу эту набирает снова. Слава Богу!
  Пограничное училище Владимир Папуша окончил в Алма-Ате, было там когда-то такое — высшее, командное. На всю страну это училище гремело, когда же страны не стало — не стало и училища. Перед Папушей, выпускником-отличником, толковым спортсменом, была открыта любая дорога... Перед самым распределением, уже нацепив на плечи лейтенантские погоны и невольно кося на них глаза, — приятно было, — Папуша спросил у супруги:
  — Люд, куда бы ты хотела поехать?
  Та ответила совершенно искренне:
  — Не знаю. — Потом добавила: — Страна большая, куда пошлют, туда мы с тобой и поедем.
  Женился Папуша рано. Как-то, будучи курсантом, занемог и пошёл в медсанчасть попросить каких-нибудь порошков от кашля и насморка. В санчасти увидел такую симпатичную девчонку-медсестру, что у него даже дух захватило. Вот она, судьба... Стал вспоминать все самые красивые, самые ласковые, самые душевные слова, которые только знал, но слова, все до единого, вылетели из головы... А девчонку надо было обязательно завоевать.
  И он сделал это — Люда Колонтаева стала его женой. Берёг он её как мог, знал — у Люды не самое крепкое здоровье... Сам же он отличался отменным здоровьем. Хотя в школьные годы, когда он учился в четвертом классе, мать его, Надежда Григорьевна, за ужином, обращаясь к отцу, заметила:
  — Здоровье младшего сына мне нравится больше, чем здоровье старшего, Володьки... Чем бы его укрепить?
  — Как чем? Пусть занимается спортом, и всё будет в порядке, — резонно ответил отец.
  — Логично, — сказала мать и отдала Володьку в школьную лыжную секцию.
  Так Володя Папуша стал гонять на беговых лыжах по подмосковным горам и долам, разряд выполнял за разрядом и в конце концов выполнил норму кандидата в мастера спорта.
  В Алма-Ате, в пограничном училище, он решил, что хватит заниматься лыжами, надоело, надо заняться другими видами спорта, более нужными в будущей службе, — например, военными...
  Как-то он оказался на полосе препятствий, когда там популярный в училище тренер Виктор Анатольевич Павлов проводил тренировку сборной по военным видам спорта. Папуша попробовал встать в одну шеренгу со спортсменами, встал и показал более высокие результаты, чем члены сборной.
  — А гранату кидать умеешь? — спросил у него Павлов.
  — Не знаю, не пробовал, — честно признался Папуша.
  Вскоре он оказался в сборной, в командном зачёте стал чемпионом Союза, получил звание кандидата в мастера спорта по военным видам.
  Как-то, когда Папуша уже носил почётный титул чемпиона, тренер сказал ему:
  — Володь, чего хочешь? Проси любую награду!
  — Отпустите меня домой хотя бы на неделю... Давно дома не был, очень соскучился.
  В подмосковном городе Калининграде, где находились родные курсанта Папуши, жили его отец и мать. Они, случалось, даже снились. И эпизоды из собственной жизни, оставшейся в прошлом, снились. Раз снятся родные, значит, у них надо побывать, такие сны — неспроста.
  — Да ты чего, Володь? — удивился тренер. — Курсантов домой в эту пору не отпускают.
  — А вы напишите рапорт, Виктор Анатольевич, и мы посмотрим...
  — Ну что ж, Володь, давай посмотрим, — сказал Павлов и написал рапорт. — Только из этой затеи ничего, по-моему, не выйдет.
  Вышло! Популярному училищному спортсмену Владимиру Папуше дали отпуск, и он слетал домой, к отцу с матерью, в подмосковный Калининград.
  В общем, дела в училище шли на пять, да и по-другому быть не могло, Папуша другое просто не признавал, ведь недаром он поступал в погранучилище (до училища Папуша работал на военном заводе и имел бронь, мог до самой пенсии сидеть на ней и в ус не дуть), стрелять из автомата он, например, научился так, что с одного патрона запросто перешибал пулей сухую былку полыни или крапивы, стоявших в тридцати метрах от линии огня.
  Попасть было, конечно, трудно, почти нереально, это было сродни фокусу, но Папуше этот фокус удавался, и он попадал. Никто лучше него в училище это не проделывал...
  Так что при распределении он имел право выбора, и когда его спросили, куда бы он хотел поехать служить, Папуша ответил:
  — Туда, где бы легко прошла акклиматизацию жена и не болела бы...
  — В полярный Никель хотите?
  — Я-то не против, а вот жена...
  — Тогда давай на Балтийское море, в деревню. Будешь жить на сельской заставе, каждый день по ведру сметаны съедать... Это полезно!
  Надо заметить, что училище в Алма-Ате оканчивали люди выдающиеся — например, двойной тезка Папуши Владимир Егорович Проничев, генерал армии, Герой России (кадровик сегодня иногда заходит к Папуше и смеется: «Ты — не тот Владимир Егорович, которого я должен бояться, ты — другой Владимир Егорович»), генерал-лейтенант Виктор Трофимович Труфанов — заместитель Проничева, — народ, в общем, серьёзный...
  В конце концов начальник комиссии, занимавшийся распределением молодых лейтенантов, придвинул Папуше список:
  — Выбирай место, куда хочешь поехать служить, и — поезжай!
  Папуша прикинул, где же больше всего скопилось выпускников Алма-Атинского пограничного училища, и указал пальцем на Выборг:
  — Сюда!
  В Выборгский погранотряд попало тринадцать человек своих — Алексей Визир, Андрей Рожев, Николай Кокотин, Евгений Потехин, Олег Чванов — самый старший из их курса, ему было 27 лет... Когда рядом свои, даже в желудке у бегемота бывает не страшно.
  Так Владимир Папуша оказался в местечке Кайко, на 5-й заставе, в должности заместителя командира...
  Когда-то в тех краях шли жесточайшие бои с гитлеровцами, рельеф там тяжелый, много песка, камней, в земле часто находили оружие, и наше и немецкое, находили полуистлевшие, дождем отмытые до сахарной белизны кости. Папуша даже отыскал пулемет и останки человека...
  Хотел захоронить — все-таки человек же, но одна умная голова из числа политработников остановила его:
  — Не суетись, лейтенант! А вдруг это кости немца? Враг же! Будут тебя потом за твой милосердный поступок тягать — мало не покажется...
  А ведь действительно всякое могло быть.
  Спортивная закваска здорово пригодилась Папуше.
  У границы существует своя разметка, есть свои законы, своё разделение: в зимнюю пору — две лыжни: лыжня, что проходит по основному рубежу, по фронтовой части границы, и лыжня тыловая. Лыжнями соединены все заставы, это обязательная вещь, сетка и придумана, и продумана до деталей давным-давно, много раз она усовершенствовалась, немало умных голов корпело над ней, сетка оправдала себя.
  Раньше снегоходов, конечно, не было, километры приходилось отмахивать на своих двоих, надев на ноги лыжи, но, несмотря на трудности, пограничный народ не роптал. Если же наступала пора вьюжная, зимняя, то лыжни эти, следуя обязательной инструкции, надлежало пробивать по нескольку раз в день... Но тогда когда же охранять границу?
  Как-то один из генералов пролетел на вертолете над основным рубежом, засек, что лыжни — и главная, и тыловая — забиты снегом: недавно окончилась пурга, и новый след ещё не успели проложить. И генерал, играя роль этакого сурового хозяина границы, дал команду немедленно пробить обе лыжни.
  Хоть и других дел было полным-полно, лыжни пришлось пробивать в первую очередь...
  Вообще перед Выборгским погранотрядом стояла задача особая, если не сказать стратегическая, — заставы отряда прикрывали железную дорогу Москва — Хельсинки, защищали её, поэтому боевой готовности застав придавали большое значение.
  Пробивать новую лыжню пошли капитан Папуша и один солдат — неплохой спортсмен.
  Папуша оделся легко — рассчитывал, что пойдет быстро, как на дистанции во время соревнований, проторит лыжню на скорости, тем более что морозец, вызвездившийся на улице, должен будет этому сопутствовать — на градуснике было минус 23—27 градусов... Папуша любил такой мороз — снег под лыжами только шуршит остро, осыпается назад, дышится очень легко, усталость человека совершенно не берёт, сколько бы ни шёл — хор-рошо! С места взяли неплохую скорость. Папуша шёл впереди, солдат-лыжник сзади.
  Прошли несколько километров, и солдат неожиданно вскрикнул — под лыжу ему попал старый корень-выворотень, лыжа слабо хряпнула, носок её отлетел в сторону.
  Идти дальше было нельзя.
  — Возвращайся назад, — сказал солдату Папуша, — а я буду пробивать лыжню дальше.
  — Трудно будет одному, товарищ капитан, — посочувствовал ему подопечный.
  — Ничего. Бог не выдаст, свинья не съест.
  На том и расстались. Примораживало. Откуда-то с небес свалился ветер — жёсткий, почти железный, ветер пробил тело насквозь, каждую косточку обволок стужей, сделалось холодно. Но холод — это ерунда, к холоду солдат должен быть привыкший, хуже было другое — у Папуши сломались лыжи, вначале одна переломилась пополам, потом другая. На обломках далеко не уйдешь. Снега в этих местах — сыпучего, мёрзлого, струистого — было много, по горло. Даже больше — с головой. Для того чтобы пройти на обломках пятьдесят метров, понадобится часа два, не меньше.
  Ветер тем временем начал усиливаться, закручивал в хвосты белую мерзлую пыль, винтами направлял её в небо, мороз окреп, в конце концов затрещал так, что от него стали склеиваться зубы.
  Неподалеку проходила «система» — та самая электронная нить, которая держит линию границы в напряжении, ловит всякого нарушителя, будь то человек или, допустим, лиса...
  На обломках лыж Папуша подгребся к «системе», лег на нее сверху, замкнул. Чтобы он лучше был виден, стянул с себя маскхалат. Это был тот самый случай, когда ни на мгновение нельзя было терять самообладание — очень легко можно было погибнуть, через двадцать минут вообще можно было превратиться в ледышку. Мороз продолжал усиливаться.
  Дело дошло до того, что у Папуши стали обледеневать, покрываться наростом руки — прямо на глазах, будто броней, обрастали прозрачной коркой... Через некоторое время подоспела помощь.
  Всё окончилось благополучно, но поход тот стал капитану Папуше уроком. Впрочем, это нисколько не повлияло на его спортивную хватку, на упрямство — на следующий день он оделся потеплее, взял новые лыжи и вновь вышел на маршрут. И пробил его до конца. Капитана всегда отличала эта черта — доводить все дела до завершения, никогда не бросать их на полпути.
  А жизнь пограничная забрасывала Владимира Папушу в самые разные, самые глухие углы нашей страны. В каждом новом месте Папуша старался обустроить границу, сделать её, с одной стороны, обжитой, освоенной, что называется, с другой — защитить от чужаков так, чтобы ни один из них не очутился на нашей территории. Но если уж тому повезло, если он проник — сразу накинуть на него колпак. Папуша разрабатывал новые схемы захвата нарушителей, в промёрзлой Даурии придумал оснастить границу глиняными вышками, отапливаемыми танковыми печками, выстроил  и внедрил в жизнь «радиолокационные методы поимки нарушителей» и так далее.
  В общем, всё время он находился в поиске, всё время в движении. Академию, например, окончил общевойсковую, а не специальную пограничную, — знаменитую, имени Фрунзе.
  В лютой Даурской степи Папуша, например, нашёл подходящее озеро, разгрёб снег, обработал его кипятком, — лед сделался ровным, как стекло, — и организовал каток, доставил туда музыку, военторговский ларёк с горячим чаем и пирожками, огородил простенькую раздевалку, и офицеры, привыкшие по воскресеньям прикладываться к чарке, устремились туда... Воскресенья превратились в их семьях в желанные праздники.
  В общем, всякое бывало в его жизни. Как-то в Абакане он попал на выставку восковых фигур. Было полно среди восковых поделок всяких персонажей, в том числе и плохих — например, Франкенштейн, человек-волк и так далее, но были и библейские персонажи — святой Моисей, проповедники, пророки.
  Приятели Папуши решили сфотографироваться с Франкенштейном. Подошёл смотритель.
  — Я бы не стал делать этого.
  — Почему?
  — Очень плохая аура у этой фигуры. Фотографироваться с Франкенштейном — к несчастью.
  Приятель Владимира Папуши только рукой махнул:
  — Пустое всё это !
  Сфотографировались. Причем снимали на два аппарата. Снимки не вышли. Увы. Ни на одной пленке, ни на второй. А вот изображение святого Моисея превосходно. Выходит, предупреждения служителя имели под собой основания.
  В отряде в Абакане была хорошая баня. Неожиданно вечером, прямо в бане, у Папуши заболела и воспалилась нога. Врач не смог ничем помочь — Папуше делалось всё хуже и хуже. В результате больного пришлось на самолёте отправлять в Москву, оттуда — в Голицыно, в главный пограничный госпиталь. Диагноз, поставленный врачами, был сложным — рожистое воспаление, плюс осложнения на почки и желудочное кровотечение. Очень скоро он попал на операционный стол.
  Когда очнулся от наркоза, то увидел весёлого, довольно улыбающегося врача:
  — Жить будешь!
  В госпитале Владимиру Егоровичу Папуше сообщили приятную новость — президентом был подписан указ о награждении его орденом «За военные заслуги».
  Он и сейчас стережёт границу, славный человек, полковник Папуша — является, скажем так, одним из главных проверяющих нынешней границы — начальником службы Инспекторского управления, должность его звучит очень внушительно, название её — длинное.
  Жизнь идёт вперёд, не останавливается. Она тем и хороша, что не останавливается...