slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Писатель чести народной

К 190-летию со дня рождения Н.С. Лескова

Памятник Н.С. Лескову в Орле

«Лесков — писатель будущего». Слова эти принадлежат Л.Н.Толстому. Сегодня нет надобности доказывать их справедливость: немногим более З0 лет назад подписное собрание сочинений писателя в 12 томах было выпущено у нас тиражом миллион семьсот тысяч экземпляров. Это было убедительным свидетельством интереса наших современников к творчеству великого художника слова.
Окидывая мысленным взором круг сочинений Лескова, мы постепенно осознаём, что они — в известном смысле — итог поэтических усилий многих поколений, наследие творческого духа русского народа.
Внимание к литературе минувшего времени неизменно связано с тем, что отзывается современности. Лесков и в этом отношении созвучен нашему веку. В центре его художественного творчества — жизнь народа, судьба России, смысл и достоинство человеческой жизни, честь и долг достойного человека.
Писатель был проникнут той духовностью, которая выросла на борьбе с искусительной и ложной идеей, ставящей единый хлеб насущный целью и смыслом земного бытия. В противостоянии этой идее зародилось и крепло древнерусское религиозное искусство, вся древняя литература, которую Лесков доподлинно знал, чувствовал, любил и, можно сказать, сосуществовал с нею. Ибо он имел талант наблюдать мысли и чувства людей давних времён, проникаться ими, духом их «смиренности», их отторжения от смертного греха гордыни, их постоянным (в скорбях о духовных немощах и несовершенствах человека) стремлением к идеалу, к несомненной истине. Ведь древний летописец не мог лгать, и в первую голову потому что верил: ему когда-то придётся отвечать перед Всевышним...
Но даже человек, в некотором отношении утративший эту веру, — всегда, если он был духовно здоров, должен был так или иначе задумываться о целях и смысле жизни. Лесков художественно осознал пафос национального русского характера, он чувствовал и видел, что народ «живёт в области идей, ищет разрешения духовных задач, поставленных его внутренним миром»; он понимал, говоря его словами, «самый цельный русский народ, с его восхитительным стремлением к добру и вечности»; и ещё — в сознании им «нашего русского Бога, который творит себе обитель «за пазушкой» в молитве «за всех» («На краю света»).
Лесков полагал, что в «горестные минуты общего бедствия» сама «среда народная» выдвигает избранных, которые проявляют себя более всего в духовной сфере. Так обозначились его художественные открытия в воссоздании характеров людей, воплощающих непоколебимую твёрдость в соблюдении заповедей любви, добра и милосердия ко всем без исключения.
Для людей, неукоснительно следующих сложившимся у них представлениям о должном, заповедном и не подлежащем отступлению, отпадение от заповедей и законов означает смертельный грех или духовную смерть. Жизнь «правильная», праведная, представляет сущность и всю полноту их бытия и свойство, соприродное их натуре...
Такая жизнь соответствует национальному идеалу, который выражен во многих произведениях писателя. «Есть, конечно, истинное счастие: оно заключается в полноте и правильности жизни, а такая жизнь вполне возможна только при общем благосостоянии...– писал Лесков в одной из ранних статей, — чем усерднее и честнее мы будем служить общему делу, общему благу, тем более и приблизимся к нему. Конечно, жизнь по таким правилам подчас не так уж и удобна, как жизнь, рассчитывающая на случайное произвольное счастие; но зато она полнее, разумнее и единственно достойная жизнь человека, сознающего своё человеческое достоинство...»
Большинство достойных героев Лескова неуклонно держатся высочайшей нравственной требовательности к своим словам и поступкам, всем существом своим стремятся к правде и справедливости. Они олицетворяли стихийное стремление к нравственным идеалам, которые таятся в глубоких и чистых родниках народного сознания и в конечном счёте питают высокие идейные стремления всех передовых, мыслящих деятелей. Мучительно верил в силу добра этот писатель, всю «жизнь потративший на то, чтобы создать «положительный тип» русского человека».
«Двойственность в человеке возможна, — замечал Лесков, — но глубочайшая «суть» его все-таки там, где его лучшие симпатии» (11, 523). Может быть, именно эта вера заставила писателя искать такие нравственные понятия, которые охватывали бы целиком всю человеческую жизнь.
Лесков не отрицает героизма, высоко ценит порывы самоотверженной смелости, величие вдохновенного подвига. Но он считает более значительным, чтобы в человеке присутствовало постоянство «ежедневной доблести» — способность «прожить изо дня в день праведно долгую жизнь, не солгав, не обманув, не слукавив, не огорчив ближнего...».
Большинство лесковских героев далеко от бурных столкновений века. Они живут и действуют в родной глухомани, в русской провинции, на периферии общественной борьбы. Но это вовсе не означало, что писатель уходил от современности. Он остро переживал насущные нравственные проблемы. И вместе с тем — был убеждён, что именно человек, который «умеет смотреть вперёд без боязни и не таять в бесплодных негодованиях ни на прошлое, ни на настоящее», достоин называться творцом жизни.
Лесков даёт нам ключ к своему творчеству, когда определяет художественную цель, как «стремление разобрать: что (...) возвышается над чертою простой нравственности», когда утверждает «безусловное бескорыстие и честность», когда сочувствует герою, который, «видя этот обветшалый мир, стыдился его и чаял нового, полного духа и истины», когда сетует, что «в обществе нашем пали идеалы, и оно всё более погружается в меркантилизм и становится глухо и немо ко всяким высшим вопросам», когда указывает одновременно на «тяготение массы к высшему нравственному началу», когда негодует на смутное время, в котором «черта простой нравственности стерлась и утратилось понимание разницы между чёрным и белым».
Вспоминая галерею ярких лесковских образов, внимательный читатель заметит, что все они при безусловном разнообразии имеют нечто общее в своей красоте: внешние черты несомненной внутренней силы духовной убеждённости, которая проступает через симпатичные и мягкие черты их облика, и эта сила, озаряющая внешнею земною красотою их лица, — сила добра. Несомненной чертою всех его положительных героев и героинь является та особенная, русская калокагатия, неотразимое обаяние которой светится во внешности замечательных лесковских женщин: в них земное, плотское пронизано духовным и немыслимо без него.
В их духовном облике гармонически уживается здравомысленный, добрый практицизм и живая способность к внепрактическому, незаинтересованному, самоценному стремлению к добру и красоте. Естественность и лёгкость, с какою эти герои без насилия над собою осуществляют это стремление, и придают красоту возвышенности и возвышенную красоту всему их облику.
Лесков-художник никогда не был голым моралистом, но он горячо мечтал о возвышении человека, о совершенном человеке, и потому нелишне вспомнить слова одной из его книжек, содержащей нравственно-религиозные суждения: «Старайся вообще, чтобы во всех твоих делах, словах и мыслях, во всех желаниях и намерениях твоих, развивалось непременно чистое и согласное настроение к высшей цели жизни...»
Эти слова не плохо бы помнить сегодня воспреемникам великого художественного наследия Лескова, современное значение которого всё более открывается нам.
Повесть «Несмертельный Голован» Лесков заключает такими словами о праведниках: «Они невероятны, пока их окружает легендарный вымысел, и становятся ещё более невероятными, когда удаётся снять с них этот налёт и увидеть их во всей их святой простоте. Одна одушевлявшая их совершенная любовь поставляла их выше всех страхов и даже подчинила им природу, не побуждая их ни закапываться в землю, ни бороться с видениями, терзавшими св. Антония». Абсолютно лишённые зависти и корыстолюбия, сочувствующие ближнему несравненно более, чем себе, переживающие чужую боль намного сильнее, чем свою, чрезвычайно требовательные к себе, к своим делам и обязанностям, они готовы на любую жертву ради ближнего. Сочувствие ближнему гораздо более, чем себе, искренняя готовность всегда самому принять то, что тяжело или недужно оказавшемуся рядом, переживание чужой боли намного сильнее, чем своей и полная готовность эту чужую боль принять самому — вот их сущность. Праведники органичны во всех этих качествах.
Все те, которых можно отнести к праведникам, живут в миру как в монастыре и всех себя отдают на служение людям, не считая такую жизнь за жертву, но искренно радуясь ей, сохраняя самоотверженность и бескорыстие во всём и не мысля поступать по-другому. «Такие люди, — пишет Н.С.Лесков, — стоя в стороне от главного исторического движения, как правильно думал незабвенный Сергей Михайлович Соловьёв, сильнее других делают историю...»
Властное стремление к истине, живущее в народе, Лесков полагал основной силой спасения своего отечества от скверны лжи и злословия. Он был убеждён, что России прежде всего «нужен народный человек правдивой души и прямого ясного толка, — не консерватор и не либерал, не самобытник и не западник, а просто человек с прямой, чистою натурою, человек, который не стремился бы ни к какой партии и не боялся бы где бы то ни было сказать в глаза увлекающейся толпе: осмотрись и сумей быть справедливою; вот где правда». Этот «просто человек с прямою, чистою натурою», с обострённым чувством честности, глубоко личным, страстным убеждённым ощущением долга, с горячей, самоотверженной любовью к людям, к России, человек с суровой требовательностью к себе и скромностью в образе жизни своей, по необходимости строгий к людям и вместе с тем полный добродушевного и деятельного к ним сочувствия, непримиримый, когда дело касается его чувства справедливости, воплощает существенные черты лесковского героя.
Житие и поведение многих лесковских героев необъяснимы вне их православного миросозерцания. Нетрудно подтвердить это и на примерах из «Захудалого рода. Семейной хроники князей Протозановых» и из рассказа «На краю света», и из «Владычного суда», и из «Однодума», «Кадетского монастыря» и «Несмертельного Голована», и из рассказов о праведниках и из его легенд и сказок.
Понимая русского человека «в самую его глубь», Лесков проникновенно воспринял и познал русский язык, который был для него не просто средством выражения и передачи мыслей и «впечатлений бытия», но и запечатлённым историческим опытом человека и народа, средоточием духовно-телесной жизни и освоения мира, наконец святыней и духовным достоянием...
Подводя некоторый итог беглым заметкам о писателе, уместно вспомнить мысли о нём П.П.Сувчинского: «...В нём (Лескове — В.Т.) открывается глубокая русская воля к подвигу, к простому тайному служению, воля к созиданию яркой и действенной формы жизни — всё то, что было забыто и зарушено пылью и сором чужих надстроек по верхнему слою глубокой русской земли». «Прийти к Лескову — это значит раскрыть жизнь в её героическом пафосе, увидать в каждом её событии и образе — живое, реальное откровение; это значит утвердить жизнь как событийное, лично-волевое начало; наконец это значит начать верить в жизнь...»
Всеволод ТРОИЦКИЙ, доктор филологических наук, профессор ИМЛИ

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: