Переворот

Прозаик и критик, большой друг нашей газеты Сергей Михайлович Луконин родился 8 января 1942 г. в Москве. Окончил МГПИ имени В.И. Ленина, исторический факультет. Много лет работал в центральной печати: «Комсомольская правда», издательство «Молодая гвардия», «Литературная газета». Член творческих союзов России: журналистов, писателей, художников. Автор книг и сборников для детей и юношества, а также составитель книг своего отца, известного советского поэта Михаила Луконина, автор статей и очерков о его жизни и творчестве. Его перу принадлежит немало критических статей по литературе и искусству. Однако любимый жанр писателя — сказки и фэнтези, словом то, что находится на границе реального и зазеркального. Мы публикуем отрывок готовящегося к печати романа, любезно предоставленный нам автором.

 

Профессор института микробиологии Олендра Тамила с помощью уникального микроскопа выпустил на волю мутантов-бактерий. Они превратились в хомо-бактов — полубактерий, получеловеков — и заняли остров Алдашай, установив свой миропорядок. В акватории залива терпит крушение танкер, экологическая катастрофа неминуема. Из нефтяного пятна всплывает женщина, объявившая себя царицей Нефтирой. В борьбу с непрошеными гостями вступают сотрудники Комитета экологической безопасности.

П
ервые минуты общения с Археей, ее слова, жесты, бархатистый голос никак не укладывались в сознании прапорщика Глеба. Она, пусть даже наполовину, человек и способна влюбляться. Между тем профессора это противоречие не смущает: ведь он испытывает равные к ней чувства. А тогда, в черноте подземного тоннеля, где шмыгали под ногами крысы, витал зловонный запах стоячих вод, и коварная неизвестность поджидала впереди, ничего, кроме страха, у Глеба и Олендры не было. Чтобы заглушить его, говорили о том, что близко и понятно друг другу, несмотря на разницу в возрасте. Вот почему в той обстановке интимные признания профессора воспринимались вполне естественно. Но сейчас… выглядят нелепо! Ведь чувство любви как эмоциональное состояние свойственно больше человеку, нежели животному. Между прочим, в мозгу дельфинов ученые обнаружили так называемые клетки шпинделя. У людей они отвечают за общественное поведение и взаимодействие между мыслями и чувствами. Или Архея теперь больше чем бактерия?
— Вот и встретились, — сказала Архея, глядя на Глеба серыми немигающими глазами. — Садитесь. Мне о вас много рассказывал Олендра. Я так и представляла вас — милым и мужественным.
— Не кокетничайте с ним, а то буду ревновать, — профессор улыбнулся. После прошедшей ночи она стала еще привлекательней, женственней: порозовели щеки, округлый рот наполнился чувственностью. Профессор мог бы взять на себя инициативу разговора, но с Кормашом они гости, и к тому же положение хозяйки дома — министра и фрейлины — обязывает мужчин быть галантными. А врожденная в Архее деловитость и компетентность вселяет уверенность: все будет хорошо.
Глеб не сразу включился в беседу — слишком сильны были переживания. Но вот из уст Археи прозвучало слово «дезактивация». Кормаш стал доказывать, что сначала надо спасти живность, оказавшуюся в плену мазута, очистить береговую линию от мусора, привлечь население города к дезактивации; и только после этого отряды «положительных» хомо-бактов пойдут в бой против «отрицательных» сородичей — обитателей нефтяного пятна. В принципе подобный план не вызвал возражений. Только хватит ли силенок? Ведь призывать к «субботнику» население города, которое состоит в основном из бактов-мигрантов, по меньшей мере наивно. А главное — операция небезопасная: генерал Мусоргейс мигом раскусит план заговорщиков и уничтожит всех вместе и поодиночке. Тогда Кормаш предложил пополнить группу жителями села, расположенного в горах возле подножия Каменных братьев Шер-Амин. Им, как говорится, нечего терять. Кроме того, на базе ждут сигнала Кормаша о начале операции лейтенант Фурунди, матросы танкера и, наверное, майор Евглак. Это уже «тепло». Но!..
— Экипаж капитана Думбы заарканила Нефтира. Подозреваю, у нее созрел план с помощью моряков сбежать из Алдашая, — заметил резонно Тамила и добавил: — Комендантом резервации назначен некто Прончий. Я сидел с ним в одной камере. Неприятный тип. Я просил губернатора освободить сотрудников моего института. Видимо, зря: товарищ Укроп заподозрит неладное и запретит контактировать с Прончим. Только ваше, Архея, участие позволит освободить моих коллег. Они профессионалы. Я готов сопровождать вас.
Архея отвергла его предложение опять же из соображений безопасности. На том и порешили: Архея отправится в резервацию, профессор в лапы вельможных правителей, Кормаш на базу. Я думаю, любезный читатель, вы догадываетесь, что прапорщиком, помимо участия в дезактивации, двигала заветная цель — добыть живую воду. Она там, за Каменными братьями. Но до нее ох как далеко!
Винарию Прончему после неудачного захвата Кормаша присвоили звание ефрейтора интендантских войск, и сразу он приступил к обязанностям коменданта резервации. Освоился быстро: навел порядок в бараке, где проживали толстые и тонкие, они хотели общаться друг с другом (что категорически было запрещено во избежание уравнивая в весовых категориях); утихомирил фанатов селфи — разрешил им фотографировать себя круглосуточно, но без экстремальных выходок, типа съемок суицида через повешение. Правда, проявил слабость: выпустил на волю бывших браконьеров, убийц бобров и уссурийских тигров, полагая, что вреда от них никакого не будет, ибо нé чем и нé на кого промышлять в этом чахлом крае. Все-таки воспоминания об охоте на сайгаков в Хорунжей балке еще колобродили в его мятежной душе. Однако немалое беспокойство вызывала категория лиц, так называемых политиков. Кого только там не было: и демократы-либералы, и консерваторы, и монархисты, коммунисты и представители других партий и партийшек, которых в непомерном количестве расплодилось в наше лихое время. Прежний комендант резервации погорел на том, что несчастных поселил в одном бараке. И началось «вавилонское столпотворение». Каждый узник норовил перещеголять противника красноречием, неопровержимой, на его взгляд, логикой, умением в споре подтасовывать факты и мастерки выходить сухим из воды. Потерпевшие фиаско в дебатах уходили в глухую оборону; покусывая пейджики на лацканах, злобно смотрели на дуэлянтов, задавали им каверзные вопросы и при этом подумывали, как бы создать новую партию. Что удивительно: в ток-шоу участвовали иностранные политологи, журналисты. На ломаном и чистом имярекийском языке, как заправские имиджмейкеры, отстаивали позицию своего любимого государства. Обитатели барака — народ интеллигентный, поэтому в отличие от майдановских ребят не позволяли себе распускать руки. Но каков был задор, каков накал борьбы! У кого не выдерживали нервы, срывались на фальцет, схожий с криком петуха после неудачного топтания несушки. Однажды почтенного возраста гражданин плеснул на визави стакан воды, за что получил в ответ порцию ненормативной лексики, равную по воздействию рукоприкладству. Споры шли в столовой, в спальнях, в местах общего пользования и продолжались до глубокой ночи. Стоит заметить, что половые признаки оппонента никого не интересовали, не было ни флиртов, «ни шепота, ни робкого дыханья». Этому безобразию Прончий положил конец. Пригласил в резервацию министра антикультуры графа Бельведерского и репортера «Враки-нью» Аплавия Динозавроса, попросил их поставить в актовом зальчике телевизионную аппаратуру, телекамеры, осветительные приборы, микрофоны для якобы прямой передачи на всю Имярекию и за рубеж, якобы в режиме онлайн. И пусть себе забавляются, родимые, в рамках иллюзии. Что и было благополучно исполнено.
 Головной болью коменданта были тинэйджеры. Именно та категория, которая помешалась на айпадах, денно и ношно шарившая по социальным сетям. На свободе родители отпрысков крушили смартфоны. Хомо-бакты изолировали их от общества, лишили тем самым самой дорогой игрушки на свете. Круто? Да! Но, может быть, эта мера — единственное, что сделала положительного новая власть, и думаю, не из гуманных соображений, а по причине стойкого мнения, высказанного нашим персонажем: «Что плохо им, то хорошо нам». Только что звонила министр социальной защиты Архея и сообщила, что едет к нему с инспекцией. И обрадовался Прончий: наконец-то специалист посоветует, что делать дальше, а то голова идет кругом от проблем. Ждал долго, хотел поскорей приехать домой на съемную квартиру и выспаться. Сидел в конторке, поглядывая в окно на сгущавшиеся сумерки. И вспомнил насельников подростков. Сам-то он дожил до сорока лет, но так и не заимел детей. В голове зазвучал голос русской певицы Валентины Толкуновой, она пела песню со словами: «Поговори со мною, мама. О чем-нибудь поговори»… Вот-вот… вот что мне недоставало!», — сказал он и заплакал.
И последнее. В резервации томились сотрудники филиала института микробиологии. Как вы, читатель, помните, на них сильно подействовал отказ профессора Тамилы участвовать в пуске аппарата «Эрлии». Даже особое к ним расположение Гербица, наверное, из чувства благодарности свойственного простейшим: установили трехразовое калорийное питание, вынесли из спален унитазы, дабы чист был воздух, ввели в режим утренние моционы, вручили планшеты, на которых могли бы играть, — даже все эти послабления не помогли выйти из транса научным сотрудникам. А ведь это замечательный профессиональный коллектив! Он мог бы помочь профессору в тиражировании положительных хомо-бактов. Перед тем как ехать в резервацию, Архея, по совету Тамилы, заглянула в кабинет губернатора Гербица, просила содействия об освобождении несчастных, ссылаясь на международную Конвенцию по правам человека. Гербиц ответил, что сам он бессилен, а поможет министр опасности товарищ Укроп, обратилась к нему. Сонмейстер ловко вывернулся, заявил, что сочувствует «узникам совести», однако не смеет брать на себя функции главы администрации, в чьем распоряжении находится тюрьма «Прикольный покой» и резервация. «Вот она — гнусная черта характера, взятая, и неплохо усвоенная бактами у человека!
«Что же тогда будет дальше?» — задала себе вопрос Архея, сидя в машине. Перед воротами резервации она попросила своего водителя Индижуя повернуть обратно в Дом правительства. Решила: «Не время!».

 

Сергей ЛУКОНИН