Омар Хайям: через века - к потомкам

  50 лет назад в  «Издательстве восточной литературы» на русском языке вышли подстрочные переводы Омара Хайяма. Они выполнены дословно, без поэтической обработки  Рустамом Алиевым и Магомедом-Нури Османовым. Этот свод рубайята особенно любим поклонниками гениального поэта, потому что максимально приближает читателей к тексту оригинала.

   Если бы у меня была власть, как у Бога,
   Я сокрушил бы этот небосвод
   И заново создал бы другое небо,
   Чтобы благородный легко достигал желаний сердца.  
  Эти мысли дошли до нас сквозь века по древним караванным путям, через пустыни и снежные перевалы. Драгоценные  афористичные четверостишия известны ныне в мире как рубаи. В них рифмуются первая, вторая и четвертая строки, а иногда и все четыре. Вот пример такого рубаи:
   Я вчера наблюдал, как вращается круг,
   Как спокойно, не помня чинов и заслуг,
   Лепит чаши гончар из голов и из рук,
   Из великих царей и последних пьянчуг.
  Автор этой формы изложения Гияс ад-дин Абу-л-Фатх Омар Хайям Нишапури родился 18 мая 1048 года в Нишапуре (теперь это Иран) и там же  4 декабря  1131-го, в 82 года закончил свой земной путь, чтобы продолжить вечный...
  Стихи Омар Хайям писал на языке фарси. Для человечества творчество поэта сберег народ — персы, узбеки, таджики, арабы, индусы, афганцы, курды... По словам его биографа ал-Бейхаки, «он имел скверный характер», но сегодня он нужен нам ничуть не меньше, чем своим современникам. Он нам необходим, как все гении, чтобы каждый из нас мог определить собственную значимость в этом мире,  разглядеть свой путь к вершине человеческого духа.
  Сегодня трудно перечислить всех переводчиков, которые хотели связать свою творческую судьбу с Омаром Хайямом. Вот лишь самые известные: Константин Бальмонт, Анна Ахматова, Игорь Сельвинский, Иван Тхоржевский... Поразительная мудрость разлита в уникальных четверостишиях. Стихи на трудную минуту и на радостную. Хайям уводит в заоблачные дали и дает простые житейские советы на каждый день. Например:
   Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.
   Два важных правила знакомы для начала.
   Ты лучше голодай, чем что попало есть,
   И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
  В чем же величие Омара Хайяма? Почему от  того далёкого и тяжкого времени свет его жизни дошёл до нас звёздным огнем? Хайям — гений. Но в чём? В математике? Да, он предвосхитил некоторые открытия этой науки аж  ХVII века, которые при его жизни не нашли практического применения. Создав «Трактат о доказательствах алгебры и алмукабалы», он задолго опередил известных математиков Европы. Этот его труд издали в ХIХ веке во Франции. Специалисты были потрясены математическим прозрением Хайяма. А ведь он жил в Х веке. Омар Хайям преуспел в астрономии? Несомненно. Помимо всего прочего он создал календарь, превосходящий по точности тот, которым мы пользуемся сейчас. В философии, медицине, теории музыки и, наконец, поэзии. В каждой из этих областей он  велик.
  Он был человеком, суть которого составляла неукротимость мысли. Он сокрушал ограниченность, преодолевая предел во всём, куда устремлял свой беспокойный ум, но открытия свои должен был нести в себе, как жемчуг в раковине. Он помнил, что случилось с ученым Абу Рейханом аль-Бируни. «Земля необходимо должна достигать неба в направлении своего падения, если только небо само не обладает движением в ту же сторону, равным движению земли...»   Эта мысль так развеселила султана Махмуда, что он велел трижды в день сбрасывать  аль-Бируни с крыши дворца, дабы тот собственным мясом и костями убедился: земля твердь, и твердь неподвижная.
  Хайям часто прославляет в стихах вино. Но вино запрещено Кораном. Это бунтарский дух?
   Бросил пить я. Тоска мою душу сосёт.
   Всяк дает мне советы, лекарства несёт.
   Ни одно облегчения мне не приносит.
   Только полная чарка Хайяма спасёт!
   Ты опьянел — и радуйся, Хайям!
   Ты полюбил — и радуйся, Хайям!
   Придёт ничто, прикончит эти бредни.
   Ещё ты жив — и радуйся, Хайям!
  Феноменальное явление наблюдается в ХХ—ХХI веках в литературе — почти одновременный интерес  современных писателей к личности Хайяма. Оказалось, что он  ныне стал нужен всем, как никогда раньше. Доказательство тому — посвящённые ему произведения: «Сказание об Омаре Хайяме» Георгия Гулиа, «Хадж Хайяма» и «Искупление дабира» Мориса Симашко, «Запах шиповника» Вардвана Варджапетяна, «Заклинатель змей» Явдата Ильясова, «Тропа истины» Бориса Носика, «Книга откровений Омара Хайяма» Тимура Зульфикарова...  
  В замечательной, очень лиричной и афористичной повести Вардвана Варджапетяна «Запах шиповника» есть одна сцена, очень хорошо отражающая взгляды Омара Хайяма на суть жизни. Вот она:
  «— Господин, чай уже готов. И твои любимые лепешки с мёдом, — говорит уже немолодому поэту его совсем юная жена, дочь гончара Зейнаб.
  — Помнишь, — отвечает Хайям, — однажды я тебе сказал, что лучше чая вино...
  — А лучше вина женщина, а лучше женщины — истина, — смеясь, скороговоркой доканчивает Зейнаб.
  — Да, так я сказал тогда. А сегодня, гуляя по саду, понял — всё пустое. Всё в мире имеет вес и протяжённость, объём и время бытия, но нет такой меры вещей  — истина. То, что вчера казалось доказанным, ныне  опровергнуто. То, что сегодня считают ложным, завтра твой брат будет учить в медресе. И не всегда время — судья понятий. Сколько болтовни я слышал о себе! Хайям — доказательство истины, Хайям — скряга, Хайям — бабник, Хайям — пропойца,  Хайям — богохульник, Хайям — святой, Хайям — завистник. А я такой, какой есть.
  — А я, господин?!
  — Ты лучше вина и важнее истины...»
  В этом разговоре поэта и мудреца с возлюбленной отражена поэзия Хайяма в полной мере, её  высший философский смысл:
  Да, считал Хайям, — мир несправедлив. Таким он был до нас, таков он сейчас и таким будет после нас. Но кто в том повинен? Бог? Человек? Правители? Народ? Ум? Безумие? Обвиняй кого хочешь, но не забудь первым в этом списке поставить себя, считает Хайям. Человечество задаёт одни и те же вопросы. Но безысходность разума вовсе  не означает его бессилия. Хайям знал: «сокровенное его стихов», как и сокровенное его чисел, его параллельных  прямых, пересекающихся вопреки геометрии Эвклида, станет достоянием потомков.