Комментариев пока нет
Рубрика: Круг чтения
08.12.2017
Огненные строки Донбасса
Произведения, собранные в командировке на Донбасс членами Академии российской литературы А. Новиковым и А. Пономарёвым и вошедшие в эту подборку альманаха, — яркое тому подтверждение. Газета «Слово» с удовольствием предоставляет свои страницы литераторам мужественного Донбасса.
Как на полотнах Бориса Вальехо
Тогда мне кряж явился ледяной.
Он был реален, как руины Р`льеха,
Нагромождённый расою иной.
Те города, где корпуса Азота
Потомкам Древних
предстоит вернуть,
Где терриконы – конусы Юггота,
Где воды рек несут живую ртуть,
Где душные объятия Антанты,
Змеиная петля её блокад,
Где выродки, проклятые мутанты,
Штурмуют вновь
индустриальный ад,
Сгорают заживо в заброшенной
промзоне
Запретных, но изысканных утех,
Как сталкеры. В броне, комбинезоне,
С обложек фантастических Вальех.
Ночи настали тогда хулиганские,
Пряжка с орлом посредине ремня,
Ночи хрустальные, ночи луганские,
Помнишь ли, юная дева, меня?
Там, в маргиналиях Ост-Европы
Ночью вершилась звёздная месть,
Проводы утром – и автостопом
Машину ловить
в Molly-Dog-War-Deisk.
Бездны ночной антрацитовый полог
В сердце углеводородной тьмы.
Глубже копай, чёрный археолог,
С каждым штыком всё ближе мы
В бомбоубежищах бывшей штази,
Лугалавкрафтовых катакомб,
Где завязались опасные связи,
Трепет и страх Амели Нотомб...
Пропахший дымом из мортиры
И не остыв от алых губ,
Из непротопленной квартиры
Я еду в якобинский клуб.
Уже расстреляна Сорбонна,
Где я был брат масонских лож,
Уже последнего Бурбона
Жизнь оборвал в Париже нож.
Среди кровавых наваждений,
Сражений и живых картин,
Среди салонных наслаждений
Ты – не последний либертин.
Пришла нужда, и ты, с охотой,
Бросаешь всё и, налегке,
Со свеженабранной пехотой
Уходишь в белом парике.
Кто обретает благосклонность
Сентиментальных алых уст,
Мне нужно соблюсти законность –
Исполнить, что сказал Сен-Жюст.
Прощай, любимая химера
Сражений и живых картин,
Ведь во владеньях Люцифера
Ты – не последний либертин.
Отдавая треть зарплаты
За билеты в Опера,
Жил и умер в сорок пятом
Парень с нашего двора.
Заратустру кинул в ранец,
Сала шмат, и марш на фронт.
Не австриец, но германец,
Он ушёл за горизонт.
«Если смерти – то мгновенной»,
Молвил, хлопнув по плечу,
«Передай открытку в Вене
Пану Андруховичу».
И в двадцатое апреля,
В день воскресный и сырой
Ты – наследник Титурэля,
Романтический герой
А кулич пасхальный, пышный
Поделили в Сен-Жермен...
...Остаются только вишни,
Только Кальман и Кармен.
Он свою потребует долю.
«Я таких наглецов люблю.
Перемалываю, неволю,
Вечным пламенем револю».
Ты работаешь, словно робот,
Поражённый в правах илот.
Революция – это повод.
Видишь овода ли полёт?
Обожаемый, как Феличе,
В окружении смуглых Рит,
Он был революциферичен.
От отцовской любви – сгорит.
Черноглазые карбонарии.
Тлеют чёрных глаз угольки.
Мы, на севере – как бы арии.
Но поступки наши – мелки.
Пусть на каторге станешь сед,
Обезглавишь хоть сто царей –
Здесь в почёте лишь домосед.
Из премудрых. Из пескарей.
...Приходят они и бледны, и смуглы.
Они – как Феличе Риварес.
Обличье их скрыто завесой из мглы.
Их зов – мене, текел и фарес.
* * *
Кто-то новые с радостью
носит ботинки,
кто-то упорно копит на пальто…
У Донбасса в сердце сегодня
льдинки,
наш Донбасс уютный уже не тот.
Мы теряем в спорах своих друзей.
Если это истории новой вехи,
значит, каждое утро –
большой музей,
самые близкие голоса,
где молиться нужно родному дому,
что от слез вытирает тебе глаза…
размазал кашу
по тарелке времени и в умах.
Наш донбасский уголь –
это не сажа.
Здесь – суров характер
и велик размах!
и свободный ветер.
Здесь крепка и водка,
и надежды нить…
Мы с тобой, товарищ,
за беду в ответе,
и за счастье тоже
по счетам платить…
и наступит вечер.
Сосчитает небо всех своих бойцов.
Но уже не верим фразе
«время лечит»,
ведь над степью радуга
ранена свинцом…
Это словно кино, как в больном сне –
опоили дурманом нас по весне.
Ну а летом кровавые звезды в ряд
в карауле над городом нашим стоят.
Не послать любимому письмецо.
Сколько километров
путь из рая в ад?..
Во степи солдаты без имен лежат.
Как конструктор «Лего»,
вдруг сложился дом.
По подвалу ходит
старый мудрый кот:
в самом безопасном месте он живет.
город мой устал…
Кто бы нам страницы эти
пролистал…
Но писать надрывно мы обречены
хронику ненужной непростой войны.
Услышь нас, Господи, мы – живы,
пошли на землю свой конвой
гуманитарный. Тянет жилы
сирены вой и ветра вой…
В братоубийственной войне
за всех солдат молиться будем,
на той и этой стороне.
Прости нас, Господи, мы серы
и сиры в глупости своей.
В родной земле греша без меры,
мы просим процветанья ей…
от минометного огня,
стрельбы и ненасытных «градов»,
мы сами не спасем себя…
У событий есть ночь и есть день,
Есть подкладка, изнанка, лицо.
Есть у гениев злобность и лень,
Притягательность – у подлецов.
Есть в тылу всяких славных властей
Окаянных голов арьергард,
И у каждой из спящих страстей
Есть свой Нельсон
и свой Трафальгар.
Есть у каждой строфы свой размер,
А в огне безутешных утрат
Каждый близким своим – Робеспьер,
Каждый сам для себя –
Герострат.
У воздвигнутых памятью стен –
Осаждающих яростный стон:
Есть у каждого свой Карфаген,
И для каждого свой Рубикон,
И тихонько шипит на ушко
Каждой Еве назначенный Змей,
И находится слишком легко
Свой Везувий для новых Помпей.
Для волхва – непременно звезда,
А для Авеля – посланный брат,
Непременно для Ноя всегда
Вновь отыщется свой Арарат.
На скрижалях горят письмена,
Остывая с течением дней:
Каждой крепости припасена
Пара-тройка Троянских коней,
непременный для счастья – Гефест,
Для Икара – свободный полет!
Есть у каждого собственный крест,
Да не всякий его донесет…
Стук молотков, как выстрелы
в спину.
Прижму ладони к ушам устало…
В который раз распинают сына.
Теперь – на горькой земле Цхинвала.
Распятья гордо надев на шеи, —
Чем не языческие пираты? –
Вас, ставших первыми, иудеи,
Ученики превзошли стократно.
Чего хотите? Почета, славы?
А тяжела ведь волна проклятья.
Венец презрения – вам по праву,
Поднаторевшие на распятьях.
Набить карманы поторопиться?
Во что оценены души павших?
Не наживетесь:
их только тридцать.
Навеки тридцать на всех предавших.
Из слез и крови, руин, агоний
Встает любовь так легко ранима…
Надежда тянет ко мне ладони
С полотен Босха Иеронима.
Мы только первый круг прошли, —
И сдали нервы, –
Рискнув вращением Земли
На круге первом…
Теперь заходим на второй,
Взяв темп «andante».
– Что посоветуешь, герой?
Безмолвен Данте.
Пусть сплав амбиций – наш вожак
И кодекс спеси,
Свои сомненья, как пиджак,
На стул повесим.
На круге, на очередном
Расправим плечи.
Повозку совести – вверх дном!
И станет легче.
Вмиг зубы сцеплены и вмиг
Ладони сжаты.
Без путеводных карт и книг,
Без провожатых,
Без пунктов следованья, мест
И без билета…
Что тяготит и надоест –
Уносит Лета!
Безликость сомкнутых рядов,
На душах – камень.
Пусты глазницы городов,
Набитых нами.
И Провидения рука
Дрожит в испуге…
Все обойдется. Мы пока
На первом круге.
Мы – Донбасс,
нам сетовать негоже!
Погасив огни, в кромешной мгле
Боль и горе мы впитали кожей
В двадцать первом веке,
на Земле...
Нам в лицо стреляла Украина,
Множила бесславье на бои...
А потом легко, по-братски, в спину
Добивали «близкие» свои:
Все, кто наживался на разрухе,
Разбивал, громил и «отжимал»,
Воровал тушенку у старухи
И спускался зверствовать в подвал...
Будем жить... Не ради
звонких мифов –
Жалок сфабрикованный заказ!
Мы соединились с русским миром,
Слово «мама» молвив в первый раз.
Ради тех, кто в плохонькой землянке
Ждал свой первый и последний бой,
Кто вставал с «лимонками»
на танки,
Чтоб хоть пядь земли
закрыть собой.
Тех, кто раны шил своим и пленным,
Открывал в блокаду закрома,
Кто о сводках сообщал военных,
Свет и воду возвращал в дома,
Кто скончался от битья и пыток,
Без вести пропал в недобрый час...
Видимо, «свидомости» избыток
Украина бросила в Донбасс!
Ради всех, кто – верю – не напрасно
Обрели покой в моей земле,
Звездами горят огни Донбасса,
Освещая путь в кромешной мгле.
Я не люблю пустых зевак,
Бродящих в праздном любопытстве,
На раны города с бесстыдством
Поглядывая просто так.
Слывя заложником в АТО,
Мой город плакал мне в ладони,
И не было обид бездонней,
Когда он повторял: «За что?»
Он — не преступник, он — солдат,
Он, не стыдясь своих увечий,
Пытался так по-человечьи
Осмыслить: «В чем я виноват?»
И не прося прощенья, нет,
А просто зубы сжав покрепче,
Набросив камуфляж на плечи,
Он подготовил свой ответ...
Ты пережил со мной грозу,
Мой город, раненая птица.
Храню твой сон, сомкни ресницы,
Смахнув дождинку, не слезу.
Кто нас научил этому?
Кто вбил это в голову?
Быть в первых рядах
и лезть под пули.
Мы знаем, что нас просто обманули,
И кто-то вверху заигрался в войну.
Мы будем стоять
над последним камнем,
И знаем – утро нас встретит
здесь же завтра.
Снаряды плавно уходят в весну…
И города наши – вскрытая рана:
Что стиснувший зубы
герой Стаханов,
Что молча плачущий в тени небес,
Ставший родным вдруг
Славяносербск,
Разбитый, израненный,
измотанный вкрай
Держащийся кое-как Первомайск.
И пусть никого не обманет
твой сон –
Сердце в груди горит – Краснодон.
Земля никогда тебя не предаст.
Поэтому мы с тобой, Донбасс.
Кто нас научил этому?
Кто вбил это в голову?
Мы в первых рядах и мы лезем
под пули.
Но мы себя вовсе не обманули –
Мы встретим рассвет.
Мы встретим весну.
Я больше не плачу –
наверное, разучилась
за время, которое нас разлучило
и развело –
по разные стороны баррикад.
Мы больше молчим,
мы не пишем письма,
и где-то в Сети безнадежно виснем,
кому-то назло
постим килотонны пустых тирад.
Затёрты до дыр
и банальны слова о мире,
и мечется время в разбитой
летней квартире,
как белка – вперед, и ни круга назад.
И кажется, если его окликнуть,
заставить забыть, заставить
отвыкнуть
от мысли, что всё своим чередом,
от мысли,
что всё идёт так, как надо,
что вышла вся кровь,
что нет нигде ада,
то можно вырвать кого-то
у смерти.
И если кричать хоть
немного усердней,
То пуля вернется к тому,
кто все начал.
Тогда я смогу.
Тогда я заплачу.
Держись.
Возвращайся домой.
Не думай о смерти – нет её.
Я вижу: лицо обветрено
И чёртова тьма за душой.
Но сколько б тебе ни досталось,
В глазах вечно небо и сталь.
Прости мне дурную печаль.
Когда собирают с поля
Товарищей,
Близких,
Друзей.
Когда всех – одним махом,
Так просто
И без затей.
Забыты давно все споры.
Держись.
Возвращайся домой.
Мой любимый, измученный город
С каждым днём ты родней
и родней.
Где любой переулок мне дорог
Город сильных и смелых людей.
Не дают нам спокойно поспать,
И ребята совсем молодые
За Донбасс наш идут воевать.
Самых лучших из лучших ребят,
Но они ведь свой дом защищали,
А что ты, украинский солдат?
Для чего ты пошёл воевать?
Чтоб Донбасс превратился в руины?
Чтобы наших детей убивать?
И в обиду его не дадим.
С нами Бог, а за нами Россия
Это значит, что мы победим!
Будут дети спокойно расти
Мы героями будем гордиться,
А Донбасс будет жить и цвести.
Сергей Прасолов
Когда события очерчивают круг,
Когда свершенья горестней лишений,
Когда нераздвоимы враг и друг,
Когда пугают собственные тени
И мятежи сменяются смятеньем,
Несносный и глухой,
Молчит мой дух.
но канул долгий год.
Вчерашний хам смиренно
служит Богу,
Клейменный тать опять
ведет народ
В грядущее испытанной дорогой.
Надзор все тот же,
тщательный и строгий,
И вождь привычно разевает рот.
Глянь – в лавровом венке
из собственных заветов
Идеализм неистовой планеты
Материальных требует затрат.
Кому какой отсчитано монетой –
О том споет седоголосый бард
На склоне лет или на склоне лета.
Не различить потешных
наших братьев:
Где в штатское одетый
демократик,
Где ряженый в спасителя палач.
В усердии, по-бычьи выгнув выи,
Всему свободы пишут роковые.
Молчи, моя душа, молчи, не плачь!
Не стенать.
Жить по себе, своей достойно воли.
Ни хлеба этого, ни этой горькой соли,
Ни неба, ни земли
Не отнимать.
Вселенную, прозренную ночами,
Нести без оправданья
за плечами
Туда, где ждут уже отец и мать.
Босой,
в коротеньких штанишках
(их мама шила давними ночами),
осиянный
вихрастым солнцем,
пропитавшим сны,
в свой дом я возвращаюсь по стерне
неутолимой памяти.
И неизменны
и суть вещей, и вещи,
и ветреные боги
благосклонно
внимают не молитве и не жертве,
а только шепоту
ещё бессмертных душ.
на целый день,
и камешек проворный по воде
ещё скользит,
и голоса друзей
ещё подобны птичьим,
и девочки ещё полумальчишки,
и соседи (ещё никто не умер)
собираются под вечер
играть в лото.
в языческой степи,
и оседает пылью седина дороги,
по которой
кочуют судьбы тех,
кто поля
ещё не перешёл.
безбрежье трав и лет,
и нет ещё
пустой стерни
от скошенных надежд.
Сначала больно,
а потом
привыкнешь.
Там жизнь, там суета,
там вечный гул,
Осинам ветры раздают поклоны.
И родина на том, на дальнем берегу
Не любит, не клянет и, кажется,
не помнит.
Ее лукавый взгляд
Пронзал ревниво плоть мою и слово.
А там… там птицы вешние летят,
Там живо все, там все беспечно ново!
Там память возвращается на круги.
Спросить, пожалуй, чаю у слуги…
Жаль, некого спросить,
когда все – слуги.
Колышет ковыли
И табуны соленой степью гонит.
– Что, гости к нам? А родина вдали.
Не проклянет? Не позовет?
Не вспомнит?
Каждая улочка – воспоминание,
В людей и слова я врастаю корнями.
Кому-то кажусь я на камне
кораллом,
Но это мой выбор – искать чудо
в малом.
Меня не манят ни Китай,
ни Америка,
Европа маячит чужим
стылым берегом.
Столицы, карьеры, амбиции –
полноте,
А мне важно это:
живу в своем городе.
Нас гонят из дома –
Ракетами, минами,
Блокадой, разрухой,
Наветами, «сливами».
Кричат, чтоб бежали,
Скорей, что есть силы:
«Хотели в Россию?
Валите в Россию!».
А уезжать не хочется – до слёз.
Умом-то понимаешь: всё всерьез.
Умом-то понимаешь: всё надолго.
И, может быть,
там лучше будет, только
Как, если корни вырвешь из земли,
Живым остаться?
Надоели разбирательства,
Ссоры, споры, ярлыки.
Кто уехали – предатели,
Кто остались – дураки.
В рожу плюнуть обязательно:
В соцсетях легки плевки.
Кто уехали – предатели?
Кто остались – дураки?
По друзьям, по семьям – надвое,
И не склеишь черепки.
Кто уехали – предатели,
Кто остались – дураки…
Я из дома убежала на свидание
И на прежнем месте встретила его.
Сердце сжалось — как лицо
его изранено.
Но он жив, он не боится ничего.
Мы дышали летних парков
густой зеленью,
Это роскошь: так идти,
не торопясь,
Верить, знать, что эта встреча —
не последняя,
И любить, в тиши вечерней
растворясь.
Его шрамы еще долго не изгладятся,
Своим телом он хотел
закрыть всех нас.
Он всё помнит, но сейчас –
мне улыбается,
Мой любимый,
мой единственный – Луганск.
Да, мы не герои.
Сидели. Дрожали.
Под звуки разрывов
Куда-то бежали.
Под гром канонады
Варили обеды.
В минуты затишья
Бежали проведать
Чужих стариков,
По соседству живущих.
Их дети в России:
Там лучше. Так лучше».
Погасли экраны,
Молчат телефоны.
Лишь залпы слышны
И дыхание дома.
Нет в городе больше
Чужих, незнакомых.
Мы все здесь — «свои».
Правда в том,
Что мы дома.
Как странно осознавать,
что те, кого я помню детьми, –
уже взрослые люди,
что тех, кого я помню живыми, –
уже больше не будет,
что дорожку, по которой я ходила
в школу, убрали,
и теперь там парковка.
Что не просто меняются вывески,
песни и даты –
сменилась эпоха.
Комментарии:
Статьи по теме:
Россия и Запад обменивались информационными залпами. Начало этой звучной канонаде положило интервью ...
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий