Оборона России

Написал заголовок и подумал: уж очень военное название. Но разве не так? Мы, русские поэты и писатели, держим оборону, обороняем Россию. От чего? От нашествия американизации, от пропаганды пошлости и насилия, от подчинения нашего образа жизни только материальному расчёту. Мы обороняем души соотечественников, особенно молодых, от заразы «нового мирового порядка», который, напав на Сербию, показал всю степень своего варварства, всю низость нравственного падения.
Какое наше оружие? Только слово. Но именно словом мы спасаем души. Словом всё началось, и Словом всё кончится. Словом мы произносим молитвы, воспеваем любовь к родной земле, отеческим могилам, матери, детям. Словом мы повествуем о временах протекших, словом мгновенно преодолеваем простран

ства и времена, словом ранимся и словом спасаемся, и пытаемся спасти заблудших.
«Демократическая» линия на уничтожение русской культуры не только не слабеет, но усиливается. Усиливается от нашего сопротивления. Нас, русских писателей и поэтов, пытаются ссорить, замалчивать, тиражи наших журналов малы, радио и телевидение в основном захвачено антирусскими кадрами, и, кажется, есть от чего прийти в уныние, а мы, наоборот, мы рады такой чести, такому счастью — стоять за Россию. Включаешь телевизор — правят бал бесовские слуги, слушаешь радио — враньё политиков, открываешь журнал или газету — разврат и порнография... Но что­то уж больно взвинчены, нервны и невеселы идеологи пошлости и насилия. Всё дело в том, что мы на своей земле, мы любим Родину, и от этого мы непобедимы. Россию никто никогда не побеждал. Во что только её ни пытались рядить в этом веке: и в свободы, и в культы, и в волюнтаризмы, и в застои, и в демократии, а она жива и помирать не собирается. И это бесит и приводит в неистовство наших, мягко говоря, оппонентов. Дай Бог, чтобы наше противостояние в области культуры продолжалось бескровными средствами. Наш водораздел, наши баррикады проходят между любовью и ненавистью к России. Нас ненавидят за любовь — подумать только. До зубов вооружённая средствами влияния антирусская рать всё время терпит поражение от нас, малого воинства русских писателей и поэтов. Нас вроде и нет для телевидения и радио и почти для всех газет и журналов, но что ж тогда всенародная поддержка наших трудов? Или мы сочиняем, когда говорим о многотысячных аудиториях, которые собираются на наши выступления? Залы институтов, заводские клубы, школьные классы — всё это наше. Неужели писатели авангарда, лауреаты антирусских премий, творцы соблазна и растления осмелятся выйти не перед камерой телевидения, а перед аудиторией, которая может спросить: что ж вы, сукины дети, творите?
Недавно я был на юбилее газеты «Гудок», туда пригласили для увеселения гостей выступить актёров, в том числе юмориста Петросяна. Он высмеивал американские прокладки и памперсы, но ниже этого всё­таки не опускался. Включаю вечером телевизор — этот юморист на пару с Винокуром несут мерзейшую пошлятину (ищут, например, бабушку «хочу» и дедушку «могу»). Издевательская пошлость и шутки Хазанова, который смешил сидящих в зале Ростроповича, Ельцину и Вишневскую письмами между Ростроповичем и Солженицыным, противно слушать. Ну и не слушай, скажут мне. Но ведь, включая телевизор, постоянно вляпываешься в нечто, как своим начищенным ботинком в чужое дерьмо. Снова случайно включил: тот же Хазанов переделывает названия классических произведений: «Хабалки Монмартра», «Безумный день, или Женитьба пидера», это что?
Но вернёмся к литературе. «Литературная газета» раньше тоже была широкой во взглядах. Помню её редактора А. Чаковского, который везде ходил с короткой толстой сигарой и, потирая руки, улыбался: «У меня Гайд­парк» — то есть говори в «Литературке» что хочешь. Так вот, получается, это были золотые времена издания. Сейчас полнейшая блудливая трусость в вопросе о России, полнейшая поддержка американизации. Пример: группа совершенно неизвестных, якобы писательских, фамилий возмущается антинатовской, антиамериканском пропагандой некоторых периодических изданий. Помилуйте, может быть, Сербия бомбит Вашингтон? Чуть дальше — Пригов. Он­то широко известен в узких кругах. Защищает: бесовского слугу, рубившего иконы на выставке. Это, оказывается, художественные поиски. Перформанс такой. В следующем номере сценаристка В. Токарева плебейски сообщает, что её допустили побыть в Барвихе, и вот она видела, как живёт «контингент», говоря по­ранешнему, «номенклатура». Писательнице досталось место рядом со столиком Бордюжи (кто это?). И далее совершенно неженски звериное, патологическое заявление о Милошевиче: «...пока ему по морде не надаёшь, его в порядок не приведёшь».
Им нечего сказать, демократическим писателям: то, на чём держится душа гражданина — любовь к Отечеству, — у них отсутствует. Они — граждане мира, у них «общечеловеческие» ценности. И что им говорить, что гуманитарность — это отсутствие Бога. А ценности демократии известны: деньги и удовольствия. Читаешь Пелевина — сношения насекомых, инкубаторы, кормушки, Ерофеева — похоть, Нарбикова — разврат... И что им делать, чтоб не остаться без читателей? Развратить самих читателей. Похабщину Лимонова и матерщину его бывшей жены преподают в университетах Запада. Слависты стыдливо объясняют, что без этого и читать не будут. А начинался разврат русскопишущих с Аксенова, Войновича, с издевательства, ёрничанья, глумления над всем святым.
Мы, русские писатели сегодняшнего времени, Белов и Распутин, Лихоносов и Потанин, Краснов и Шепилов, Сегень и Попов, Козлов и Трапезников, Шишкин, Галактионова, многие­многие другие, из молодых — Громов, Переяслов, Смоленцев (многих уже и не знаю, но чувствую, что идут, что подносят патроны, что роют окоп рядом с моим), мы отлично понимаем, что никакие средства демо­масс­медиа пропагандировать нас не будут. Но не продадимся ни на приманку известности, ни на кусок премии. Россия за нами и в нас, Россия, оплаченная слишком дорогой ценой, Россия, единственная в мире страна, ещё сдерживающая напор бескультурья.
И жизни не жалко, чтобы биться за неё.
1999 г.
КНИГА РЕКОРДОВ ДИКОСТЕЙ
Сел за статью о Книге рекордов Гиннесса и, как бес попутал, ткнул в пульт телевизора, и именно на то место, где кумиры публики Барри Алибасов и Пресняков (старший или младший, я в них не разбираюсь) и другие выбирали «Мисс­грудь­99». Показано в подробностях, как текут слюни у жюри и как выглядят тяжёлые молочные железы. Я выключил и сказал себе: «Ну вот, ты собираешься обличать дикости западного мира, а тут уже и свои». Потом пустился в такое рассуждение, что весь этот разврат уже был прежде на Западе, то есть он, так сказать, через наших развратных и падших актёров, певцов, ведущих внедряется у нас, они становятся бациллами, микробами, заражающими общество западным и уже и своим паскудством. Эти циники объявили, что в 2000 году «Мисс­грудь» выбирать не будут, а будут выбирать «Мисс­задницу­2000».
И зачем я включал эту стекляшку? Но опять же, не включил бы я, включили бы без меня. На это и расчёт, что всё равно не все выключат. А тем, кто возмущается, можно сказать: а зачем смотришь. То ли загорелая, то ли приезжая из Африки русскоговорящая ведущая так и заявляла о своей передаче, в которой обсуждается вслух всё растленное и порочное (и всё ею одобряется), она говорила: раз ругают мою передачу, значит смотрят. И никто не ответил ей, что нормальные люди брезгуют такой  передачей, что для понимания её похабщины достаточно тридцати секунд, что она растлевает детей... но хватит!
Но какие дикости западного (и уже и восточного) мира я собирался обличать? А я собирался рассказать о Книге рекордов Гиннесса. Вот она, отпечатанная в Барселоне, но на русском языке. Начинается с грозных предупреждений, что без покупки лицензии ничего нельзя перепечатывать и переснимать. Про эту книгу нам жужжат многие годы. Попасть в неё считается заманчивым. Какой­то чудак запечатался в бочку, в бочке подплыл по Ниагаре к водопаду, в бочке же сверзился по водопаду, остался цел — как такого не отметить? Кто сколько съел, кто сколько смог выпить, всех ожидало почётное место в книге рекордов. Уже катили по три­четыре километра яйцо... носом (чем же ещё), уже прыгали на мотоцикле через составленные в ряд машины (всё больше и больше машин, всё чаще несчастные случаи — дикий восторг зрителей), уже зачем­то составляли на сотни метров костяшки домино, потом роняли крайний и засекали, за какое время костяшки полягут, уже добирались до животного мира: самый безмозглый стегозавр, самая длинная змея, самая быстрая змея, самая короткая змея, самая тяжёлая змея, самая старая змея, самый старый крокодил, самый большой крокодил, самый маленький крокодил (к рептилиям у книги Гиннесса устойчивый интерес)... И так далее. Брались за города, улицы, площади, какая самая длинная и т.п. Кому это всё было надо? Этой неутомимой книге.
По разделу «Летающая еда» описан запуск пробки от бутылки шампанского, «вылетевшей без постороннего вмешательства из неподогретой бутылки». Кто­то же засекал длину полёта, температуру бутылки, писал донесение в книгу, ставили подписи свидетели, подписи заверялись. Два слепых очистили 1050 дюжин яиц за семь часов пятнадцать минут. То ли устали, то ли яйца в графстве Уилтшир, Великобритания, кончились. В штате Айдахо, CШA чистили картошку пять человек, опять же рекорд — очистили за 45 минут почти пять центнеров.
Эти же яйца и картошку надо съесть. В «Рекордах обжорства» предупреждение, что больше не будет «марафонского» поедания, а то бывали случаи, когда обжоры докушивались, скажем по­русски, до кондрашки. Книга Гиннесса предупреждает, что «ни при каких условиях не будет нести ответственность за гибель соискателя».
Обжор это не останавливает, уж больно охота прославиться. За пять минут один съел коктейльной палочкой 226 печёных бобов, другой такой же палочкой пожирал горошек, тоже удачно — 152 штуки. И ведь кто­то считал эти горошины. Но сейчас легко считать — компьютеры везде. Рекорд — сколько бросили друг в друга тортов при съёмках фильма (представляете омерзительное зрелище залепленного тортом лица), рекорд — убить за пятъ секунд 21 комара, рекорд — столбик из монет, рекорд — поцелуй, когда враз поцеловались 1420 пар (Мейнский университет, США), рекорд — задушил несколько сотен человек (Индия), другой рекорд убийств в Колумбии, вот рекордная подделка банкнот, вот нестареющий рекорд Альфонса Капоне, когда он обкладывал налогами азартные игры, проституцию, торговлю наркотиками, все это знали, а попал за пустяк, да и то ненадолго, чем не пример для подражания? Раздел тюрем очень объёмный. Но пересказывать не хочется. Достаточно сказать, что и гильотина здесь — героиня книги и виселица, на которой повешено наибольшее число казнённых.
Разделы «Богатства», «Деньги» — все о миллионерах, о самых­самых (например, Сорос в 1993 году заработал свыше миллиарда долларов, тогда же, видимо, решив вложить их в антирусские учебники для российских школ), о султане Брунея: один устроенный приём ему обошёлся в 27 миллионов долларов. И опять мелькают страницы: кто сколько чихает, кто сильнее храпит, а кто икал несколько десятков лет. Тут же о смертности, тут же о «блинных гонках» (бегут домохозяйки Австралии, подбрасывая на ходу блины со сковородок), тут же сведения о распродаже барахла, принадлежащего некогда «звёздам». Чей корсет какой­то дурак купил за большие деньги на аукционе в Лондоне? И корсет Мадонны (это, вообще­то свинство с её стороны взять такой псевдоним) кто­то же тащил на аукцион её несвежий корсет, а там его трясли над публикой. Всё это очень противно. Ещё аукцион. Продаётся выпавший зуб. Неужели уже и у нас найдутся такие, что купят зуб Ньютона и вставят его (не Ньютона, а зуб) в перстень? Пожалуй.
Здесь и стихийные бедствия выстраиваются по рекордам: сколько погибло от урагана, сколько от разбуженного вулкана, сколько от лавин и оползней. Конечно, считаются рекорды ущербов. Святитель Иоанн Златоуст ставил в прямую зависимость состояние погоды и нравственность народа. Русская пословица так и звучит: что в народе, то в погоде. Вот нынче не было во время ни никольских, ни рождественских, ни афанасьевских, ни сретенских морозов. Остались ещё севастийские, сорок сороков. Вряд ли и они сбудутся. А ведь раньше морозы приходили точно по расписанию. Но... что в народе? Вот, то и в погоде.
Помню, студентом услышал я в Троице­Сергиевой лавре проповедь. А незадолго до этого на «северянке», как мы звали ярославскую дорогу, была авария, много людей погибло. «Вы думаете, погибшие были виновнее вас? — спросил проповедник. Этим вопросом соединялись евангельские времена и наши. Так же Иисус Христос спросил пришедших к нему иудеев: думаете ли, что погибшие под башней Силоамской были виновнее вас? Нет, но если не покаетесь, то же с вами будет.
Все природные явления, особенно стихия, наводнение, землетрясения, эпидемии, — все по нашим грехам (для атеистов: все по мере нашего отношения к природе и друг к другу), всё посылается как грозное предупреждение грядущего конца времен. Который мы, конечно, заслужили. За одну эту книгу рекордов уже надо карать.
Но, скажут мне, что ты привязался к этой книге, хай люди потешатся. Ну хорошо, хай. Но что это за люди, избравшие такой род развлечений и стремящиеся к нему? Думаю, что это мелкие буржуа. А крупные? О, для тех опера, русский балет и Ростропович. Наш маэстро опять обратился к русской истории. Не так давно в Большом театре совместно с Покровским они интерпретировали «Хованщину» Мусоргского, у них там на сцене пьянь на пьяни сидела и пьянью погоняла. Пьяную распатланную девку туда и сюда носили, с топорами и иконами бесились... как же — русская история. Самарская постановка того хлеще, маэстро делает новые шаги в деле издевательства над Россией: у него там девица с ногами запрыгивает на царские трон, надевает при этом шапкy Мономаха, потом сигает под одеяло к царю и так далее, а дальше такие мерзости, что страшно за маэстро — нормален ли он? Может быть, разгадка в том, что он рвётся в книгу Гиннесса, ставит рекорд в деле оплёвывания pусской истории? Тогда понятно, тогда да, в такую книгу такого маэстро надо внести.
Мелкой буржуазии билетов на маэстро не купить, на русскую оперу в Лондоне не сходить, там тусовка политиков, мафиози и толстосумов. Oни не оперу слушают, они себя показывают и дела свои обстряпывают. А мелким завидно, вот они и устраивают зрелища подоступнее, но зато нервно напряжённые: поглазеть на глотателя иголок и скрепок, присутствовать при выпекании гигантского торта (сарделек, колбасы, пиццы, это зависит от фирмы, которая пользуется Гиннессом для рекламы), поглазеть на коллекцию кукол Барби, этой игрушечной проститутки, разоряющей владельцев на наряды и свадьбы её с Кеном. Но иногда зеваки буржуазии допускаются и к классике, к Чайковскому, например к «Лебединому озеру», столь знакомому странам CНГ. Постановка «Лебединого озера» труппой «Адвенчерз ин Моушн Пикчерс» была общедоступной и незабываемой, попав в книгу: все партии в ней исполняли мужчины.
Но есть же в книге разделы науки, техники? Да, но об этих достижениях успешнее и полезнее, без привкуса сенсации пишут специальные издания, думаю даже, что издатели книги ведут эти разделы для поддержания реноме. Ну, убери их, и что останется? Плевки останутся, кто дальше чем плюнет. Просто так или вишневой косточкой. И ведь кто­то же измеряет расстояние от  вылета  до его финиша.
Сейчас без конца говорится о рубеже веков и тысячелетий. Что оставим в уходящем времени, что возьмём в будущее? Конечно, такую книгу хочется утопить в  реке времени, но она выплывет. Выловят её и продолжат желающие развлечений и известности. Убогость обезбоженного сознания, лишённого тяги к смыслу жизни, не видящего высоких целей, ведёт к такому времяпровождению, к измерению объёмов верхнего и нижнего бюстов, к выращиванию двухметровых усов, метровых ногтей. Не думаю, чтоб это нравилось хозяину усов и ногтей, но спрос на это есть — спрос на ненормальность, спрос на глупость. В этом, кстати, одна из разгадок, почему люди смотрят телевизор, в нём обязательно многие глупее тех, кто смотрит. Пища для разговоров. «Вы слышали, какую глупость (мерзость, гадость) сказал Сванидзе (Киселев, Шендерович...)».
Вот какие размышления вызвала у меня Книга рекордов Гиннесса, которую вполне можно назвать книгой дикостей. Эту книгу мне подарили. Подарили те, кому её просто дали даром. На благотворительном вечере, устроенном заокеанскими миссионерами. Давайте вспомним про бесплатный сыр в мышеловке.

Владимир КРУПИН