НРАВСТВЕННОЕ ОЗДОРОВЛЕНИЕ - ЗАЛОГ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Главный факт и фактор, угрожающий национальной безопасности России
и ныне и ещё больше
в будущем, по моему убеждению, состоит
в стремительном вымирании населения страны, в особенности его государствообразующей части, т.е. русских.

По недавнему прогнозу ЮНЕСКО к 2020 году население России сократится на 20%,

иначе говоря, примерно

на тридцать миллионов человек. К 2050 году

в России останется всего 70 миллионов её коренных жителей.

{mosimage}Весьма нередкие в наши дни по-пытки объяснить факт выми-рания России, заметьте, в мирное, а не военное время, при отсутствии глобальных природных катаклизмов, моровых эпидемий (чумы, холеры, оспы, малярии) и массового голода ссылкой на будто бы сходные процессы в благополучных странах Западной Европы или в Японии есть результат либо недомыслия, либо умышленной лжи. В Германии, Бельгии, Голландии или Японии и Китае росту населения поставлен естественный предел ограниченностью самих территорий и плодородных земель этих стран. В отличие от них Россия, обладающая и сегодня самым большим количеством пахотных земель (даже чернозёма) и полезных ископаемых, а также энерго- и биоресурсов на душу населения, не только способна прокормить вдесятеро большее, чем теперь, население, но и остро нуждается в постоянном его возрастании. Это необходимо как для освоения и разработки наших природных богатств, так и для удержания за собой тех необозримых просторов, которые вот уже минимум полвека на наших глазах превращаются десятками и сотнями миллионов гектаров в безлюдные пустыни.

 

Здесь не место определять все причины вымирания россиян вместе с опустошением принадлежавших им земель, словом, вымирания исконных российских территорий. Но уже сам этот факт провоцирует приход на них и перманентное их заселение внероссийскими народами (китайцами, вьетнамцами, южнокорейцами, среднеазиатами и др.). Причины действуют уже все последние сто лет. Назову лишь главную из них. Это раскрестьянивание России, которое длится вот уже столетие (если считать с 1905—1907 годов) и 90-летие, если считать с года 1917-го. Все эти годы идёт планомерное уничтожение (за исключением лишь семилетия столыпинской реформы с 1907 по 1914 г.) российского крестьянства российским государством.

Иван Бунин сказал: «Россия — это деревня». Это отнюдь не печальная констатация. Россия — деревня потому, что именно российский крестьянин, живущий на земле и землею, под обаятельной для него (ибо добровольной) «властью земли» (Глеб Успенский), веками осваивал, культивировал и, если было надо, защищал те необозримые пространства, которые со временем и стали Россией. Именно он в своем цивилизующем движении из европейской части страны на Урал, в Зауралье, Сибирь и Дальний Восток (примеры этого движения и самое осознание его величия дал, в частности, И.А. Гончаров в своем «Фрегате «Паллада», книге в этом отношении вовсе не оценённой) устанавливал мирные и взаимообогащающие отношения со всеми коренными народами этих краев так прочно, что со времени Сибирского похода Ермака Тимофеевича Россия практически не знала межплеменных и межэтнических войн и потрясений (ср. с совершенно иным способом колонизации дикого Запада Северной Америки). Этот феномен русской крестьянской «экспансии», феномен русского крестьянско-христианского менталитета далеко не изучены нашими историками, хотя привлекли глубокое внимание нашей литературы. Вместе с И. Гончаровым следует вспомнить и Вл. Арсеньева, автора замечательной книги «Дерсу Узала» (1923), а также наших «деревенских» прозаиков (в частности, Виктора Астафьева в его «Царь-рыбе»).

 

Крестьянская семья, многодетная уже в силу особенности крестьянского труда, требующего многих работников и труда артельного, была первой и главной силой России в её территориальном расширении и обогащении на протяжении столетий. Мои дед Данила и бабушка Маша Карасёвы, уроженцы и жители села Новый Ропск, до революции Новозыбковского уезда Черниговской губернии (в советское время — Брянской области) родили 13 детей (последним ребёнком была моя мать 1903 года рождения) и вырастили, поставили на ноги 8 (как Лев Николаевич и Софья Андреевна Толстые); мои по отцу дед Фрол и баба Люцина Недзвецкие, безземельные белорусские крестьяне Могилёвской губернии (дед служил лесником у графа Чернышова-Безобразова) родили 9 детей и поставили на ноги 6 (трёх сыновей и трёх дочерей). И все они всю жизнь мечтали и стремились к одному — приобрести больше земли, чтобы плодов её хватало для всей семьи и для учёбы детей.

 

«Русский крестьянин, — говорил Василий Белов в одном из своих интервью газете «Правда» (от 15 мая 1988 г.), — был главной опорой огромного государства — в экономическом, военном, духовном, культурном смыслах». И он же констатировал в своих «Канунах» те губительные для России последствия массового раскрестьянивания крестьян (т.е. лишения их земли и превращения в государственных батраков или рабов Агрогулага), свидетелями которых мы все являемся вот уже 80 лет. «Вы, — пророчествует один из персонажей «Канунов», обращаясь к идеологам и практикам «сплошной сталинской коллективизации», — отберёте у крестьян землю, никто не будет стремиться к заселению невообразимых просторов России. Нет земли — нет крестьянства. Дети восстанут против отцов, жёны — против мужей, холод голой, ничего не признающей науки заморозит живые души».

 

«Бабы не захотят рожать», — скажет Белов в другом месте и предскажет наше время, не предполагая, однако, той степени деморализации современной России, с которой мы ныне столкнулись. Сегодня пятнадцатилетние дети (как девочка на Алтае, о которой недавно рассказало российское ТВ) станут «заказывать» и убивать своих родителей, жёны — мужей, мужья — жён, молодые матери — бросать своих новорождённых младенцев в мусорники, а российское телевидение — спокойно сообщать об этих и подобных им изуверствах. Да и чего тут печалиться — телеканалам эти «новости» приносят повышенный рейтинг, стало быть, сверхприбыльную рекламу и сытый хлеб для теледеятелей. А общество равнодушно внимает этим сообщениям без малейшего позыва к какому бы то ни было противодействию этим жутким приметам нынешней жизни страны.

 

А в числе этих примет и «отказные» дети, количество которых неудержимо растёт, и новорождённые в роддомах с заклеенными пластырем ртами (дабы «не мешали работать» медперсоналу!), и поставленная чуть ли не на поток торговля детьми-сиротами (часто при живых родителях), и сексуальные маньяки-убийцы, число которых в последние десятилетия выросло чуть не в легион. И тут мы, похоже, едва ли не впереди планеты всей.

 

Помимо столетнего (но особенно «успешного» в последние 17 лет) раскрестьянивания российского крестьянства причиной деморализации и самого вымирания России стала чубайсовско-ельцинская «приватизация», превратившаяся в общее и многократное ограбление 80—90 % россиян. Она, как хорошо известно, поделила жителей страны на 2—3 % не просто богатых, а богатых фантастически и неприлично. Богатство этих людей за редчайшим исключением не было создано трудами и талантами, не было да и не могло быть в такие сроки заработано (великие капиталы Морганов, Дюпонов, Ротшильдов, Фордов и т.д. создавались поколениями!), а было получено и присвоено в результате раздачи общероссийских недр, заводов, фабрик, портов, приисков и т.п. людям, приближённым к государственно-бюрократической верхушке России 90-х гг. За минувшие годы никто не удосужился подумать над тем, каким аморальным примером для миллионов рядовых россиян стала эта «приватизация», в первую очередь ответственная за тот криминогенный климат, что распространился на всю страну. Ценность человеческой жизни стала дешевле корзины навоза, а бандиты и грабители всех мастей заняли место «героев времени», стали примерами для юношеского подражания. Неужто нельзя было приватизировать российские богатства, созданные каторжным трудом большинства россиян, по справедливости? Разве тому не было примеров? Скажем, в древнегреческих городах-полисах, где всё, что добывалось из принадлежащих им земных недр (металлоносные руды, соль и т.п.), равными долями в пересчёте на драхмы выдавалось всем и каждому жителям этих городов. Античные греки-язычники знали, что такое общенародная природная рента, и чтили её.

 

А в христианской России за исключением двух-трёх процентов наглых нуворишей огромное большинство россиян было ограблено и ограбляется поныне, многократно унижено и унижаемо по сей день — нищетой и, главное, страшным чувством безнадёжности, бесперспективности и безысходности своего положения. Именно это чувство питает такие тяжкие и разрастающиеся социальные болезни россиян, как алкоголизм, наркомания, проституция, наконец, стремление к суициду, в том числе детскому, статистика которого — 100 человек на 100 тысяч населения — поставила нашу страну и в этой драме на страшное первое место в мире.

 

Безнадежность, бесперспективность и безысходность, ощущаемые огромной частью россиян, объективно умножаются тремя противоположными явлениями, также начинающимися с отрицания «без». Говорю о таких, увы, далеко не единичных проявлениях нашей послеперестроечной власти, как её безответственность, бесконтрольность и в подавляющем большинстве случаев полнейшая безнаказанность. Нужны ли примеры? Оглянитесь вокруг или вспомните «монетизацию» льгот, «обеспечение» инвалидов бесплатными лекарствами или «суровые» меры по отношению к высокопоставленным ворам, ограбившим этих инвалидов…

 

Количество российской власти бесконечно растёт (по сообщению Глеба Павловского, ныне у нас 1,5 миллиона чиновников, однако с каждым годом их армия прибывает на 150 тысяч человек, так что через десять лет, когда население России уменьшится миллионов на двадцать, чиновников в ней станет в два раза больше), компетентность, дальновидность и эффективность её всё зримее убывают.

 

Что же в таком случае станет гарантией безопасности России? Традиционный ответ на этот вопрос прост: российский народ (как ранее советский) защитят от всех бед и опасностей наши правоохранительные органы и наша доблестная армия. В особенности последняя. Именно она, как полагают многие, призвана вернуть России статус сильной, великой державы.

На мой взгляд, это глубокое заблуждение уже потому, что подлинная сила России не в количестве и качестве самого совершенного оружия и хорошо обученных солдат. Никакая армия не защитит нас от внутренних и внешних опасностей, если она состоит из людей, не желающих быть в её рядах, призванных в неё едва не насильно и в самой армии унижаемых и калечимых, как были искалечены рядовые Сычев и Рудаков. Подлинная сила и величие России — во всемерном росте и укреплении личностного и национального достоинства всех и каждого из её граждан, в создании реального гражданского общества, возможного в условиях не тоталитаризма или авторитаризма, а демократии как власти, избираемой народом, эффективно контролируемой народом (посредством независимого суда, независимых СМИ, действенного общественного мнения), а также — и с этого надо начинать — при справедливой оплате труда, способной гарантировать любому работающему россиянину (как и пенсионеру, инвалиду) достойное человека качество жизни и возможность творческой самореализации.

Подлинная сила и величие России могут быть обеспечены её экономическим ростом в интересах всех участников этого процесса, выходом страны из сырьевой зависимости на передовые технологии во всех отраслях и сферах производства, расцветом и востребованностью науки, образования, культуры, словом, процессами, делающими нашу страну конкурентоспособной среди самых развитых держав, а её людей по праву гордящимися своим званием россиянина, а не страдающими комплексом национальной неполноценности.

 

Решение всех этих задач, однако, невозможно без морально-нравственного оздоровления (точнее, выздоровления, ибо, признаем это, Россия ныне тяжело больна) и духовного подъёма всего российского общества и каждого россиянина. А тут без гуманитариев и в первую очередь без российских словесников (филологов и филологии) совершенно не обойтись. Как известно, при отсутствии в России ХIХ века политических свобод и гражданского творчества, а также традиционном консерватизме и конформизме русской православной церкви именно русская классическая литература явилась как отечественной общественной трибуной, русской философией, социологией и футурологией (это она в лице Ф.М. Достоевского первой в Европе указала на опасность грядущего тоталитаризма и дегуманизации личности и общества в условиях государственного атеизма), так и средоточием духовных исканий русской интеллигенции. Мало этого. Не только для российских, но и для зарубежных её читателей прежде всего русская литература стала и средоточием идеалов правды, добра и справедливости, наконец, величайшим адвокатом и пропагандистом гуманизма, морали и нравственности. Русская литературная классика от Пушкина до А. Чехова, а затем и творчество таких её наследников, как Е. Замятин, М. Булгаков, М. Шолохов, А. Платонов, авторы «деревенской» прозы, — это в полном и точном смысле слова совесть России.

 

За духовно-нравственными сокровищами русской классики ХIХ—ХХ веков к нам, в частности на филологический факультет МГУ, ныне приезжают европейцы, американцы, японцы, китайцы, южные корейцы, жители стран, где экономические и социально-политические проблемы решены куда лучше, чем у нас, а благосостояние граждан, качество и продолжительность жизни пока для нас и просто недосягаемы. Но едут они к нам за тем, чего недостает и не будет доставать современной однобоко-технологической цивилизации, — едут за духовно-нравственными, эстетическими и в целом гуманистическими ценностями нашей литературы: они осознали их надобность для себя.

 

А что происходит с теми же литературными ценностями ныне в самой России, где они при острейшем морально-нравственном кризисе страны абсолютно необходимы? Количество часов на литературу неуклонно сокращается в школах (вместо 6-недельных часов в школах США у нас всего З часа), то же грозит нашим гуманитарным факультетам и вузам с их переходом на «болонскую систему». Единый экзамен фактически освободил наших школьников от необходимости знать литературно-художественные тексты: сочинение (т.е. испытание по русскому языку и литературе) заменено диктантом или изложением, а анализ художественного произведения подменён совершенно неадекватным ему тестированием. В Год русского языка с высоких трибун раздаются сетования на сокращение бытования «великого и могучего» не только за рубежами России, но и в ней самой. При этом никто из высокопоставленных печальников этого факта не вспоминает, что речь идёт не о российских просторечиях, диалектах или жаргонах, а о литературном языке страны, которому только и дано быть средством общероссийского и межнационального общения. Но как можно обучаться русскому литературному языку без изучения создающей его русской художественной литературы?

 

Считавшаяся некогда самой читающей страной в мире, Россия сейчас читает всё меньше, к тому же большей частью посредственную, а то и низкопробную литпродукцию. Прибавьте к этому агрессивное наступление антикультуры под вывеской шоу-бизнеса, «фабрик звёзд» и замешенных на сексе и насилии массовых изделий американской киноиндустрии. Сколько впечатлительных и легко внушаемых молодых людей стали в России её нравственными жертвами — считал ли кто-нибудь?

 

Русская литература, как и отечественная классическая живопись, музыка, театр, сейчас не просто желательны в нашей школе, техникуме (колледже), вузе и, разумеется, на телевидении, радио — они абсолютно необходимы там, как в идеале и в каждой российской семье, детском и подростковом учреждении и т.д.

 

В одной из своих статей, опубликованных в журнале «Русский язык за рубежом» (1994, № 5—6) академик Н.И. Толстой составил такую связку главных компонентов гуманитарной стороны человеческого бытия, личностного и национально-народного: Язык – Словесность – Культура – Самосознание.

 

При этом справедливо отметил, что в случае расположения этих компонентов в «вертикальной», иерархической последовательности, в порядке соподчинения» язык «можно трактовать как одну из форм культуры и, безусловно, как форму словесности, книжной и устной, а национальное самосознание — как определяющий показатель и объединяющий стержень компонентов культуры». Как бы перекликаясь с Н. Толстым, протоиерей Александр Шмеман утверждал: «…С падения слова, с его извращения началось падение мира, словом, вошла в него та ложь, имя которой дьявол». Оба процитированных мыслителя по-своему напоминали знаменитое библейское «В начале бе слово…».

 

Итак, культура не только начинается, но и заканчивается языком, чистота которого хранится и упрочивается словесностью как народно-коллективной, изустной, так и литературно-индивидуальной, письменной. А это означает, что постигающая язык и оба вида словесности филология — не просто научная отрасль, а одно из первых и важнейших средств формирования национальной и персональной духовно-нравственной культуры. И второй момент. Четыре главных компонента гуманитарного существования человека, названных Н. Толстым, непосредственно предопределяют пятый — именно человеческое поведение.

 

Сейчас в России нет более важной задачи, чем всемерно содействовать подлинно нравственному поведению наших людей, в особенности только формирующихся. И роль филологии, гуманитарии в целом в этом деле невозможно переоценить. Наш прямой долг — донести эту истину до российской власти во всех её уровнях и инстанциях. На мой взгляд, успеху здесь помогут три вещи: 1) учреждение по-настоящему действенных ассоциаций российских гуманитариев (отраслевых и интегрированных) с естественным для них правом проводить предварительную экспертизу всех и всяких гуманитарных проектов и реформ, планируемых государственной властью; 2) учреждение газеты «Российский гуманитарий» (название рабочее), которая стала бы общественной трибуной отечественных филологов, философов, историков, культурологов, а также писателей и других творческих работников; 3) подготовка и проведение в течение 2008 года общероссийского форума гуманитариев на тему «Российская гуманитария как фактор национальной безопасности: вчера и сегодня» — с целью научной разработки соответствующих проблем и определения стратегии совместных действий.