slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Нина КРАСНОВА: "Золотая птица" с "Нашей улицы"

На московском литературном небосклоне появилась «Золотая птица», которая прилетела из «Нашей улицы» и из «Книжного сада». У нее очень привлекательный внешний вид, благородный дизайн, яркий, зелено-желто-красных и розовых тонов переплёт, над которым поработал художник Александр Трифонов. Она сделана со вкусом, на высоком полиграфическом уровне, и у неё интересное внутреннее содержание. 

«Золотая птица» — это новый литературный альманах Юрия Кувалдина, в который вошли избранные сочинения десяти авторов журнала «Наша улица», среди которых: Алексей Некрасов, Татьяна Сергеева-Андриевская, Игорь Снегур, Владимир Скребицкий, Ваграм Кеворков, Сергей Михайлин-Плавский, Виктор Кузнецов-Казанский, Нина Краснова и сам Юрий Кувадин.
 
  Алексей НЕКРАСОВ, по образованию инженер-физик, выносит на суд читателей целую серию своих рассказов. И привлекает к себе внимание с первого же из них, трагического, который называется «Дорогая моя» и посвящен «памяти Ольги», «любимой жене» автора. Она трагически погибла в автомобильной катастрофе. К ней скорбящий муж и обращается в мыслях своих: «Дорогая моя, обращаюсь к тебе и не могу начать словом «здравствуй». Все обычные пожелания мира живых утратили смысл перед той преградой, что нас теперь разделила». Спасаясь от отчаяния, он уходит в работу, потому что, по его мнению, только в работе, только в творчестве, а не в «уютном тепленьком домашнем счастье» смысл и оправдание «земного пути человека». В рассказе «Новоселье» автор показывает, чем завершаются праздники, которых люди ждут с таким нетерпением, чем закончился праздник героя, пригласившего гостей к себе на новоселье? Сначала жена и теща резали на кухне овощи для салатов, готовили блюда из осетрины и других продуктов, потом гости садились за стол и орудовали в своих тарелках вилками и превращали всё это в объедки, потом жена и тёща тащили его, пьяного, в спальню, потом он шел на кухню пить минеральную воду и перед ним разворачивался такой «натюрморт»: «переполненные мусорные ведра» и «забитая грязными тарелками» раковина. Алексей Некрасов обладает талантом показывать не одну, а две стороны медали нашей жизни или даже больше.
 
  Татьяна СЕРГЕЕВА-АНДРИЕВСКАЯ, поэтесса-бард, директор 209-й библиотеки г. Москвы и хозяйка литературного салона «Свеча», в этом альманахе выступает со своими лирическими стихами, в которых даже и без музыкального аккомпанемента читатели услышат романсово-песенные интонации: «И нет печальнее картины, / Чем увядающая жизнь» и в которых без всякого фотоаппарата и «видика» увидят, как «пестренькая бабочка» поэзии «на ситцевое платьице (поэтессы) садится» и пьёт нектар с цветов, нарисованных на платье.
 
  Александр ТРИФОНОВ, художник-нонконформист, фигуративный экспрессионист, предлагает читателям свое эссе о художнике-шестидесятнике, абстракционисте Игоре Снегуре. Он не раз бывал «в просторной мастерской» художника «в тихом переулке на Старом Арбате». В искусстве Снегура он чувствует «энергию гения рецептуализма» и сравнивает его с Казимиром Малевичем. «Малевич противопоставлял традиционному образу супрематический знак», «форму поэтической геометрии с открытым цветом», и Снегур тоже. Причем он не только мастер живописи, но и «мастер устного рассказа», и «не простого рассказа, а художественно-философского монолога», с размышлениями о сущности живописи, через которую художник пытается «подобраться к фундаментальным основам и законам мироздания».
 
  Игорь СНЕГУР своими рассказами в альманахе подтверждает слова Трифонова о нём и предстает в новом для многих амплуа – прозаика, который и в прозе проявляется как художник, со своей стилистикой, со своим восприятием мира и со своей интерпретацией, трансформацией и своим воспроизведением этого мира. В рассказе «Заброшенная аллея» парк, по которому гуляет автор, олицетворяет это особое видение мира. Ветви деревьев – это плетеные корзины с листьями, а «запах прелых листьев» — это часть того ЦЕЛОГО наслаждения, в которое входят и голоса аллеи, и «роскошная плоская декорация парка «с изображением аллеи».
  В альманахе читатели найдут и «Беседы» Снегура со своими собеседниками, которые записала за ним его жена и секретарь Татьяна Сачинская. О «магии» Куинджи, Джотто, Сезанна, который «интуитивно боролся с академической «гиперкартиной». И о женщине в жизни художника. «Искусства без женщины не бывает!» «Женщина, она сама – искусство, она во многом создание нашей фантазии, менее уплотненная, чем мужчина, то есть женщину легче дематериализовать».
 
  Владимир СКРЕБИЦКИЙ – доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии наук. В свободное от творчества время занимается изучением мозга. Может быть, ещё и поэтому он в своей прозе проникает в самые глубинные тайны мозга и психики человека, в которые только такой художник и может проникнуть. У героини рассказа «Мария Иванна и её кредо» было свое кредо, которое «умещалось в три слова: все люди сволочи». Но после того, как она ехала в электричке, а там взорвалось взрывное устройство и Марию Иванну приподняло и шлепнуло головой о спинку лавки, в результате чего её отвезли в больницу с диагнозом: перелом основания черепа, и о ней в палате стал заботиться молодой пассажир, который вынес её на руках из огня, все люди стали казаться ей хорошими. И «она больше никого не ненавидела и ничего не осуждала», пока не поправилась и не выписалась из больницы и не оказалась на Садовом кольце, среди светофоров и «пробок», где «Мерседес» «подрезал» машину её сына, на которой она ехала. Скребицкий – коренной москвич, и действие многих его рассказов, как в рассказе «Плющиха и несть ей конца», происходит в Москве, которая ему, естественно, вся дорога, и новая, и старая, «послевоенная», с улицей Плющихой, с Долгим переулком, Зубовской площадью, с проходными дворами и пожарными лестницами на стенах домов и с «московских окон негасимым светом». В одно из этих окон он, спрятавшись в «глухом уголке», «прижавшись к стене», смотрел по нескольку часов, чтобы увидеть там причесывающуюся женщину в одной только комбинации. К этому окну он ходил каждый вечер, как на дежурство: «Женское тело открылось мне (тогда) во время моих вечерних блужданий по переулкам и проходным дворам, это оно сделало меня пленником и часовым, охраняющим и благословляющим обрывки жизни, оставленные незашторенными частями окон».
 
  Ваграм КЕВОРКОВ в советское время работал кинорежиссером, диктором телевидения, артистом, конферансье, а три года назад принес в «Нашу улицу» свои первые рассказы, и в нём проснулся дремавший доселе писатель, который под влиянием Кувалдина за короткий срок написал неординарную книгу прозы «Романы бахт». В «Золотой птице» его проза занимает 150 страниц из 832.
  В документальной повести «Годы на TV» Кеворков пишет о том, как он работал на TV в своем городе Пятигорске, а потом уже в Москве.
  Эта повесть, как документально-художественный фильм, где автор, он же и режиссер и главный герой этого фильма, хотя там есть персонажи выше его по официальным рангам, прокручивает киноленту «о времени и себе». И мы видим, как он побеждает на конкурсе дикторов: играет с красивой чудо-женщиной сцену, в которой объясняется ей в любви, и делает это «с удовольствием», так, что ему и играть не приходится. И мы узнаем, что телевизор он увидел первый раз в жизни в 1957 году на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве... И много ещё чего видим и много чего еще узнаем не из третьих, а из самых первых рук. В том числе какие-то такие подробности, которые вызывают у читателей соответствующую реакцию на них. Например, в кусочке о том, как Лапин обкрадывает своих приближенных, недоплачивает им деньги, а потом «получит от Брежнева благодарность за экономию государственных средств», или о том, как мальчишек учат на телевидении мелодике речи и учат говорить «я положИла», а не «полОжила» (не как в частушке «Я купила колбасу и в карман полОжила...»). Автор включает в свою повесть и веселые истории, и какие-то репризы с тонкой «моралью сей басни», которую кое-кому стоило бы наматывать себе на ус. Еврейская мама говорит: «Ой, мой мальчик такой талантливый, просто гений!!» Мальчик слышит это, и у него «вырастают крылья», и он становится птицей высокого полета. А русская... мама скажет: «Да куда моему балбесу!». И он остается или становится балбесом.
  В повести «Насти и Еремеи» автор пишет уже от лица своего героя Еремея, о том, как тот приехал со своей женой на Украину, на Харьковщину... и через него показывает тот мир, в который он окунулся... с украинским гостеприимством, и застольями и тостами («за матусю»! А потом за Ванюсю! А потом за каждого из братов! А потом за Шевченко! А потом за Украйну! А потом... за каждый стог на Украйне...») и с украинским языком «Дуже гарно!» и т.д., и с украинскими песнями «Зас-пи-вай-мо писню весэлэньку / Про су-си-и-и-дку м-о-ло-о-дэньку!» и т.д., и с русско-украинско-казачьим колоритом... и с ворожеей Настей, у которой под платьем не было исподнего белья и которая приворожила Еремея своими крепкими бедрами, ровными белыми ногами и серыми, прозрачными, как на иконе, глазами...
  «Давно хотелось мне насладиться Украйной, этой сладкой окраиной огромного славяно-угро-тюркского притяжения... Наверное, Гоголь тут виноват. С детства, с «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Миргорода» заронил он во мне эту тягу, эту любовь к щедрой земле украинской и расположение к «ласковой мове» ее», — говорит автор. И так пишет об Украйне, что теперь и читатели могут насладиться ею в этой его повести, в которой обнаруживаются элементы литературного влияния Гоголя.
 
  Сергей МИХАЙЛИН-ПЛАВСКИЙ, писатель-деревенщик с «Нашей улицы», который боялся, что Кувалдин не возьмет его с собой в Вечность, и который говорил на литературных вечерах: «Юрий Александрович, возьмите меня с собой в Вечность!», умер летом 2008 года у себя на огороде, когда копал или поливал картошку и полол сорняки. Но, как говорит всё тот же Кувалдин, только теперь, когда этот автор умер, у него и начинается настоящая жизнь, метафизическая. Он оставил после себя много рукописей (он писал их от руки). И некоторые из них и вошли в альманах «Золотая птица»: рассказы «На посошок», «Марья-золотой голос» и «Таис Московская».
  Таис Московская – литературная сестра и антипод Таис Афинской и моложе ее лет на семьдесят, или просто Таиса, духовная сестра великой грешницы, Святой блаженной Таисии, которая когда-то раскаялась в своих грехах и сожгла на площади все сокровища, которые нажила грешной жизнью. «А у меня и сжигать-то нечего», — сказала Таиса своей подружке. В ресторане она познакомилась с армянином Хачиком, который стал по тексту Хачиком Ереванским, а она Таис Любвеобильная, и, спустя время, когда приехал в Москву на очередное совещание в Министрество, «Таиса провела с ним восхитительную ночь в гостинице «Россия», и он подарил ей норковую шубу, но Таис Московская встречалась с ним не шубы для, а для обоюдного удовольствия. И долго эта шуба висела у нее в шкафу невостребованной, пока зимой не надела ее Таиса, идя на субботник на овощную базу.
  Автор писал свои рассказы очень хорошим русским языком, ясным и лёгким, но в то же время богатым по своей лексической палитре. Он не осуждает свою героиню и не читает нотаций, а пытается проникнуть в природу человека.
 
  Виктор КУЗНЕЦОВ-КАЗАНСКИЙ, по образованию медик, автор фундаментального эссе о писателях-медиках с античности до наших дней, предпочитает в прозе лапидарные формы, рассказы в несколько страниц, в которых, как говорит редактор альманаха Кувалдин, и проверяется профессионализм писателя, потому что короткий рассказ написать труднее, чем длинный, и сказать много двумя словами труднее, чем сказать мало сотней слов.
  В альманахе – девять рассказов Кузнецова-Казанского. Один из них называется – «Из жизни приматов», в нем всего четыре страницы, но материала как минимум на повесть. Автор спрессовал материал, и от этого рассказ стал таким, что к нему ничего нельзя ни прибавить и от него ничего нельзя убавить.
  Некто Пеночкин, которого по сокращению штатов уволили с работы и который остался без квартиры и без денег, «бродя по улицам» в поисках хлеба, заглянул в зоопарк и позавидовал тому, как неплохо живут там «звери, птицы, рыбы и даже гады ползучие», и пожалел себя: «Эх, почему я не животное?». И устроился работать в зоопарк приматом, человекообразным животным, получил клетку площадью 20 квадратных метров с табличкой «Гомо сапиенс подвида советикус». Получил свой рацион питания, как все приматы. И люди подкармливали его, кидали ему в клетку бананы, фрукты, помидоры. «С ролью человекообразного он справлялся блестяще», бегал по клетке нагишом, «взбирался по прутьям», скакал по перекладине, а с перекладины на ветку дерева в углу, вырабатывал все новые и новые рефлексы. Директор хотел выписать ему денежную премию, но Пеночкин отказался от неё, сказал, что деньги ему здесь ни к чему, и попросил добавить ему к рациону «пару рюмок коньяку»...
  Нина КРАСНОВА, поэтесса, в противовес распространенному мнению о том, что поэты не умеют писать ничего, кроме стихов (да и стихов-то многие тоже писать не умеют), написала и предлагает читателям свои эссе о Волошине, Бальмонте и о своем великом земляке Есенине... и говорит о том, как она пришла к высокой поэзии этих классиков не только своего времени, но и всех времен и разбирает и анализирует их стихи не только не хуже, но и «лучше» иных «литературоведов». Именно так сказал Заратустра-Кувалдин, который и подбил её на то, чтобы она с карандашом в руках прочитала поэтов Серебряного века и написала о них, чтобы выйти на новый виток своего развития и своего литературного пути.
  В эссе «Пасынок России Максимилиан Волошин» она пишет о том, как он любил Россию, этот пасынок, как царь Эдип любил свою мать, а Тиняков — свою мачеху и как этот «киммерийский затворник» любил Москву как «средоточье всех путей» России и как лоно женщины и какие глаголы он любил, и какие цветы и растения, и каких женщин, и кто был его музой и музами...
  Во всех своих эссе Нина Краснова открывает поэзию каждого поэта и для себя, и для читателей и каждого поэта «пропускает через себя», то есть через свое сердце и через свою биографию.
 
  Юрий КУВАЛДИН решил порадовать и удивить читателей альманаха своими новыми рассказами: «Китайка», «Там», «Новости», «Верочка в метро», «Мнимая цель», — и ему это удалось. Мастер пера, он и в новых рассказах остается мастером и в новых своих вещах и пишет так, как может писать только он.
  А завершает Кувалдин свою публикацию пристрастно-страстным эссе о певице Ларисе Косаревой, обладательнице «драматического сопрано с чарующим тембром», исполнительнице романсов на стихи Цветаевой, Пушкина, Лермонтова, которая представляется ему чеховской «чайкой» «из Серебряного века нашей культуры». Писатель признается: «Когда я писал свою повесть «Ворона» (первая публикация которой была в «Новом мире» в 1995 году), моя героиня Маша «виделась мне тогда такой, какой я увидел певицу Ларису Косареву». Маша говорит старой актрисе, которая не признает её: «Пусть я буду вороной, но не буду экземпляром тиража. Я хочу быть оригиналом!» «Хотеть не запрещается, — сказала Ильинская. – Но это уже было». «Вороны не было!». И вот она есть. Она создает на сцене «возвышенный... образ, которому хочется поклоняться». Кстати сказать, золотая птица на обложке альманаха, репродукция с картины Александра Трифонова, — это и есть ворона, не черная, не белая, а зеленая, крашеная ворона, которая набросила на себя кусочки желто-красной ткани и играет роль золотой птицы, и, надо сказать, с успехом.
 
  Высокого полета авторам и персонажам альманаха «Золотая птица»!

 

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: