На встречу неизвестной силе

  С Россией происходит то, что происходит с поэтами России.
  18 июня 2010 г. газета «Литературная Россия» опубликовала статью Владимира Шемшученко «Когда совсем нет света». Поток разрушительной энергии был направлен автором на поэта Николая Зиновьева. После этого в прессе разгорелись бурные споры, выстроился ряд Шемшученко — Зиновьев (статьи «Обесцвеченная литература» В. Домбровского, «Кто вырубил свет» С. Сычёва, «Совсем не про это» А. Егорова, «Зависть и пустота» Н. Дорошенко). Практически все авторы кричали: «Ату его!». Да ату-то оно ату, но так ли прост Шемшученко, чтобы ввязываться в драку, не предполагая, какие клочки полетят от него по заулочкам? Так ли неосторожен, горяч и импульсивен лауреат, выбивший себе полсотни премий, академик разных академий, а с нынешнего августа даже и Король Поэтов?

  Казалось, после разгромных статей
В. Шемшученко осознает, что рядом с именем Зиновьева его имя никогда не будет сиять, однако на днях прочла его свежее интервью газете «Нижегородская правда» и ужаснулась: с человеком ли беседовал журналист? «Я — цепной пёс русской словесности!» — так называются откровения поэта, и величает он себя в этих откровениях не иначе как «кровавой собакой».
  Что ж, почти у каждого поэта в стихах есть любимая животинка. Кому-то по душе птицы: лебедь, голубь, ворона, кому — коты, кому – волки, кому – кони, а кому – собаки. Если в стихах живут разные животные, то одно из них, избранное поэтом, воцаряется над остальными, и тогда существует опасность войти с «царьком строки» в тесный контакт, сродниться, срастись, перенять его манеры, постепенно принять его облик, стать подобным ему, мыслить, как он, затем  поступить на службу к своей животинке и потом уж окончательно отождествиться с ней. Полагая, что служишь искусству, высокому слову, поэзии, стране, правительству, народу и семье, на деле станешь исполнять волю этого блуждающего между строчек милого образа, который и есть ты сам.
  Дьявол хитёр, а с поэтами он ещё и изящен.
  Будучи существом очень умным и трагичным, дьявол страдает, потому что обречён, он не может спастись и знает об этом. Любое знание томит. «Песни ангелов мы не услышим», — горюет он (здесь и далее цитаты из стихов В.И.Шемшученко) «В отчаянье заламываю руки,
/вот мне бы на секунду твой талант!». Он мстит человеку, а поэту – особенному человеку – мстит особенно. Не получив своего, не ухватив себе, не обхитрив, дьявол ищет удобный момент и хватает посредством «псов, волков, шакалов» агнца-жертву, впивается клыками,  пускает кровь и  рычит, оправдываясь:«Поэзия без крови зовётся ремеслом!». Напившись, вальяжно разваливается в кресле у камина и философствует сыто, с ленцой: «Отворяющий кровь не спасётся, /кровь возврату не подлежит».
  «Отворив кровь» поэту Н.Зиновьеву своей статьей, В. Шемшученко и его стихотворный образ пса отправились прямиком на Вологодчину, где в августе этого года на Всероссийском конкурсе поэтов в доме-музее Игоря Северянина был единодушно избран Королём русских поэтов. Кто и чем помазал Шемшученко на Вологодчине, каков состав подданных Короля и насколько подданные ему верны, время покажет, но раз уж назван Королем – Король и есть. Слово – не воробей.
  Став Королем, Шемшученко присвоил себе звание «цепного пса русской словесности» и «кровавой собаки». М.Булгаков со своими героями, мягко говоря, отдыхает…
  Наткнулась в Интернете на форум (31.01.2006 г.), где обсуждались стихи В. Шемшученко. За каждой похвалой следовало кокетливое расшаркивание автора или подчёркнуто краткие слова благородной благодарности. И вдруг читаю:
  «Разрастается зло,
  выползая из темных щелей,
  Погремушками слов азиаты
  гремят на рассвете.
  Встань за Родину, друг мой!
  Молись и себя не жалей.
  От безбожных отцов
  не рождаются русские дети».
  Читатель:
  «С подобными лозунгами «скинхеды» выходили «мочить» нерусских. Я бы обратил внимание модератора».
  Шемшученко:
  «Именно с такими? Азиаты не понравились? А Блока не читали? А вы почитайте»
  Читатель:
  «Миллионы вас, нас тьмы и тьмы,
  и тьмы.
  Попробуйте сразиться с нами!
  Да, скифы мы, да азиаты мы
  С раскосыми и жадными глазами
  Это?»
  Шемшученко:
  «Да, это».
 
  Может, я что-то не так понимаю, но кажется, не всё то, что читаешь у Шемшученко, прямо соответствует тому, что пишет Шемшученко. Если читать это стихотворение посредством Блока, используя  сакральный золотой ключик знания, истинный смысл меняется в корне,  и тогда стих звучит как обращение к врагам русского народа: «Встань за Свою Родину, друг мой, молись-таки, дорогой, осталось немного, и мы победим этих азиатов с жадными очами, ибо они уж век безбожниками отходили, и потому дети у них не русские, а значит, русских больше нет и бояться некого».
  Редкостная по изящности русофобия, просто новая форма «нашим-вашим».
  В последних публикациях этого стихотворения  уже не встречаются «азиаты». Строка звучит так: «Погремушками слов пустозвоны бренчат на рассвете».
  Мелочь, вроде бы, а мерзкая мелочь, с душком, как всякая двоякость.
  У Василия Шукшина в рассказе «До третьих петухов» был такой необыкновенно памятный «изящный чёрт» — тонкая, творческая личность. И вот дознался же этот шустрый  хлюст и проныра,  как обмануть стражу и провести своих чертей внутрь монастыря. Подучил чертей петь, заворожил стражников  трагической  лирической русской народной песней, те слезу пустили и поверили в искренность певцов. Запели песню сами на разные голоса, увлеклись, а черти тем временем — капы-капы — монастырь и захватили. Убрали иконы, развесили вместо них свои портреты и стали готовиться к приходу своего главного.
  А кто главный-то? В стихах В. Шемшученко постоянно живёт и действует какая-то собака, являясь то в образе щенка, то она как «сука воет на луну», то  пес «вильнул хвостом», то армия полушариковых – человекособак — наваливается на воображение читателя. Но главный – не пёс, главный долго не шёл, а поэт всё ждал и гадал: «Бога впущу или Зверя? /Третьего не дано!»
  И вот догадался, в одном из стихотворений впустил-таки Зверя. «Опасаясь чёрной сотни, /входит в город Вечный Жид». В ноги  этому Жиду /живому инструменту дьявола/ бросается «глупый пес», вроде бы, желая укусить, но укусить не сумел, а может, просто не успел. Раздался чей-то выстрел, и собака пострадала, может, и погибла. Поэт равнодушно упрекает стрелков: «Кровь собачья – что вода. / Если б целились повыше, /То попали бы в Жида». Нет, кровь водицы гуще!
  Конечно, собака, с которой сроднился в своих стихах
В. Шемшученко, ранена. «Побрякушками слов азиаты» загремели из нешутейных стволов. Попасть под канонаду крепких статей – смертельно опасное приключение.  Пёс попал,  и пёс с ним, но ведь в том псе – живой человек, а в человеке том, образе и подобии Божьем, – вечная душа, которая «ждёт своего приговора /на сатанинском пиру», которая мечтает: «взахлеб стану пить, буду в чистой тетрадке/ писать очень просто об очень простом».
  Живая душа, растерянная и беззащитная перед некой неизвестной силой, поработившей её: «Хотел обнять полмира, /да руки коротки, /я метил в командиры, /а вышел в штрафники».
  Штрафники воюют до первой крови, искупают предательство Родины. Потом их, если выживают, берут в действующую армию.
  Вот бы всё же понять – что за кашу заварил Шемшученко? Ясно, что идёт духовная война, известное дело, враг незрим, а воевать мы готовы до смерти, чего уж там, но как? С человеком или со зверем внутри него? Или со зверем внутри себя дубиной другого человека? «Если б целились повыше»… Он намекает, но не говорит. Подождём, может быть, скажет прямо.
  Скажите, что изменилось?
  Николай Зиновьев – Божий глас — судя по стихам, прост, как голубь, мудр, как змей,  благословляет злословящих его, жалеет их и милует.
  Нервный, настороженный, измождённый, «идущий по самой кромке», теперь уже даже и Король Поэтов,
В. Шемшученко и раньше знал, что является рабом своих страстей.
  Многие годы «зарабатывающий литературным трудом», как он заявляет в прессе, В. Шемшученко приезжает с очередной тусовки  на джипе в свой новый трехэтажный дом у ворот Петербурга, садится у камина, открывает издаваемый им  на литературные же труды толстый журнал «Всерусский собор» и начинает читать очередные талантливые стихи.
  А может быть, глядя на огонь, он вспоминает, как однажды написал: «Святый Боже, прими по счетам, / а не то – невиновный  заплатит / за унынье, гордыню, и леность, /и мою неуёмную злость».
  Если внушить невиновному, что он виноват, невиновный, конечно,  заплатит. Но Господь не жертвы просит, а милости.