slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Мы все идём к заветной

Честно говоря, я испытал истинное потрясение от стихов поэта из Усть­Кута Вадима Ярцева. Только вот совсем недавно появились поэты, о которых можно сказать добрые слова – это Сергей Желтиков и Елена Попова, но Вадим Ярцев выше всяких похвал. Его поэзия не просто ударяет по сердцу, она бьёт наотмашь и по чувствам, и по нервам, она так правдива, так точна и горька по внутренней боли, собственно, даже и не боли, а какой­то неотвратимой безысходности, которая не проходит сразу, а ещё долго сидит в тебе острой занозой. Техническое мастерство его удивительно: точные, болевые рифмы, никаких ритмических сбоев, яркая, напряжённая стилистика, строфы многих стихов похожи на мощные кинокадры эйзенштейновских фильмов, а сами стихи тяжелы, как броненосец «Потёмкин».

Перед нами горькие, честные, мужские стихи, от которых хочется заплакать болеющему за свою Родину читателю. Действительно, наивысшее достижение автора – это слёзы, душевный катарсис зрителя в театре или читателя над книгой. Такова сила настоящего Слова, настоящего Чувства, каковое не заменить расхожими словами, суетливыми мыслями, навязчивым назиданием. К величайшему нашему сожалению, в прошлом, 2012 году, Вадима Ярцева не стало. Он ушёл очень рано — в возрасте 45 лет. Видимо, не простой и не сладкой была его земная жизнь, что очень часто прочитывается в его поэзии...
Владимир СКИФ.
* * *
Столетья летели, кружились
во мгле.
Зачем­то мы жили на этой
земле –
Влюблялись, чудили, грешили.
Зачем­то мы всё­таки жили.
Зачем­то мы были заброшены
в мир –
На этот большой беспорядочный
пир,
Где встретили нас без оркестра,
Но всё же расчистили место.
Пусть мы неудачники с меткой
на лбу –
Мы сами свою выбирали судьбу,
Платили за выбор, и сами
Садились в шикарные сани.
И если хоть в чём­то ошибка была,
И если судьба не туда нас вела –
Мы сами додумаем, где мы.
И это – не ваши проблемы.
А если кого­то обидели зря,
Прощения просим, но мы –
не со зла.
Вы только к нам в души не лезьте.
Сидите, как прежде, на месте.
И, сидя за праздничным этим
столом,
Мы как­то забыли о том,
что умрём,
Что нам уходить на рассвете,
Что сменят нас наши же дети.
Зачем­то мы жили.
Не просто же так.
Мы вышли из мрака – уходим
во мрак.
Мы чаши до дна осушили...
Но всё же зачем­то мы жили?
Пожары
Пожары, пожары, пожары –
Чудовищный огненный вихрь.
Со времени ига, пожалуй,
Ещё не бывало таких.
Природа свихнулась. Взбесилась.
Ей дела нет до МЧС.
И мы наблюдаем в бессилье,
Как гибнет и корчится лес.
Зверьё, обезумев от страха,
Уходит в верховья тайги.
Во имя Христа иль Аллаха
Лети, уползай и беги!
Найди себе тропы иные,
Укройся получше и жди.
Дожди бы спасли проливные.
Да где они, эти дожди?
Ни облака нету, ни тучки –
Лишь дым затянул небеса.
Всё это бесовские штучки.
Хохочет нам нечисть в глаза.
Здесь сосны горят и осины,
Здесь день превращается в ночь.
Горит­выгорает Россия –
И мы ей не в силах помочь...
Бомжи
Мы – никто. Мы пьяницы и шваль,
Жалкие ошмётки мирозданья.
Только всё же Господу нас жаль,
Всё­таки и мы – Его созданья.
Мы давным­давно сошли на нет,
Мы в большой барахтаемся луже,
Только негасимый Божий свет
Освещал порой и наши души.
Мы почти всегда с утра пьяны.
Ни семьи, ни родины, ни крова.
Но Господь детей своих больных
Любит даже больше, чем здоровых.
Он за нас испытывает стыд.
Мы, конечно, типы не из лучших,
Но я знаю, нас Господь простит.
Коль не Он, то кто простит
заблудших?..
Национальная особенность
Всё было на соплях, на нитках,
на «авосе».
Всё было тяп да ляп и будет вкривь
да вкось.
Я говорю себе: не нервничай,
не бойся.
Тебе не привыкать. Проскочим
на авось.
«Авось» не в первый раз. И, видно,
не в последний.
Авось переживём и вырастим
птенцов.
И если с Богом есть у нации
посредник,
Так это лишь оно, чудесное словцо.
Сам чёрт не разберет, не то что
Нострадамус,
Российских наших дел. До Бога –
далеко.
Ему и невдомёк, как все мы
настрадались.
Ему вдали от нас вольготно
и легко.
Ещё не так давно нам с Богом было
тесно.
Теперь, когда прижгло, назад
Его зовём.
По всем проектам мы давно
должны исчезнуть,
Но говорим «авось!» и всё­таки
живём...
Однажды
Слетев с житейской карусели,
В угаре пьяном захлебнусь.
В чужой замызганной постели
Однажды вечером очнусь.
Холодной вечностью однажды
Заломит потные виски.
Очнусь от ясности, от жажды
И от пронзительной тоски.
Чуть приотпустит лихорадка.
Взгляну в разбитое окно,
И мне не горько, и не сладко,
И не светло, и не темно.
Уткнусь в подушку, волком взвою.
Одни мечты, а толку – шиш.
Мне в вечность хочется, на волю,
Да от себя не убежишь.
Иду по жизни, как по трапу.
Рыдай же, скрипка, Бог с тобой,
Когда ко мне на мягких лапах
Приходит вкрадчивый запой...
Ведьма
Не скажу, что был сильно привязан
К этой ведьме, хозяйке угла,
Что косила единственным глазом,
Не краснея, нахально врала.
Сигареты таскала втихушку
Обещала мне срок и тюрьму,
И соседке шептала на ушко
То, что знать той совсем ни к чему.
Нет у ведьмы ни веры, ни цели.
Ей бы с лешим встречаться в лесу,
А она прозябает в райцентре,
Пропивает былую красу.
От неё воробьиною стаей
Разлетелись и дочки, и сын.
Лишь с портрета, прищурившись,
Сталин
Иногда усмехнётся в усы.
В этой комнате тускло и сыро,
А под сталинским ликом в стекле –
Фотография младшего сына,
Что погиб на афганской земле...
* * *
Красавчик, бывший юниор,
Отличник, гордость школы –
Теперь известный сутенёр,
Хозяин местной кодлы.
К заветной цели напролом
Он шёл почти что с детства.
Комсоргом был у нас, орлом –
Хоть мог и отвертеться.
Всю правду он рубил сплеча,
Потратил уйму нервов.
Читал на память Ильича,
Переживал за негров.
Колонизаторов громил:
– Пускай не скалят зубы!..
Кричал про дружбу, братство, мир
И солидарность с Кубой.
А я на митинги не лез
И выступал не шибко.
Политиканство – тёмный лес,
Для дураков наживка.
Прошли былые времена,
Да изменились песни.
И больше он не вспоминал
Героев Красной Пресни.
Без суеты и громких слов,
Без лишнего надрыва
Они нагрели нас, ослов,
И это справедливо.
Одиночка
Мы видим впервые друг друга.
Метель меня сбила с пути.
Из этого чёртова круга
Почти невозможно уйти.
Пацан осмотрел мои лыжи.
Хозяйка – с испугом – меня.
– Не бойтесь, я вас не обижу.
Погреюсь часок у огня.
Сегодня особенно зябко,
И хочется выпить с тоски.
Заштопай мне куртку, хозяйка,
И дай потеплее носки...
Хозяйка бутылку достанет,
Закуску поставит на стол
И рюмки из шкафа расставит,
Чтоб я, не дай Бог, не ушёл.
Пораньше сынишку уложит.
Когда тот закроет глаза,
Она себя взглядом предложит –
И я не смогу отказать.
Не то чтобы очень в охотку –
Но рядом никто не живёт,
И тянет четвёртую ходку
Веселый её муженёк.
Мне жалко её, одиночку.
Я знаю, как холодно ей.
Пусть этой завьюженной ночью
Ей будет немного теплей...
Пробуждение
С трудом в сознанье приходя,
Глаза открою в темнотище.
Не помню, кто я сам, хотя
Как будто принц. А может, нищий?
А может, гость иных миров,
Посланец из небесной сини?
Вчера набрались, будь здоров!
Теперь лишь так и пьют в России.
Какой там гость – простая пьянь,
Как за окошком ветер, стонет.
Похмельному в такую рань
Идти к ларьку? Да нет, не стоит.
Я знал, что будет пыль столбом,
Друзья­приятели упьются,
И кто слабее – под столом.
А кто покрепче – мордой в блюдце.
И чья беда? И чья вина?
Нас била в зубы жизнь и гнула,
И та, что мне была верна,
Давным­давно рукой махнула.
А впрочем, что тут говорить?
Мы все идём к заветной цели.
Чертовски хочется курить,
Да только спички отсырели.
Сгорай от мутного стыда
И про себя тверди почаще:
«Оставь надежду всяк сюда
Входящий...»
Жажда реванша
Война проиграна. Почти.
Народ поставлен на колени.
Ещё иные дурачки
Его зовут к сопротивленью,
Но всё давно предрешено.
Жизнь продолжается. На рынке
Торгуют водкой и пшеном
Неугомонные барыги.
Вокзал отмыт до белизны,
Садятся школьники за парты,
И щедро хлебом привозным
Нас наделяют оккупанты.
Хотя незримая беда
Не отошла, а где­то рядом,
Но входит в наши города
Забытый ранее порядок.
Пускай в оборванных бомжей
Патруль стреляет, словно
в стадо.
Зато не стало крыс и вшей,
Зато гораздо чище стало.
Зато по улицам ночным
Не бродят юноши с ножами.
С таким народом сволочным
Нельзя иначе. Горожане
Повеселели. Пьют коньяк.
Гуляют в парках. Ходят в бары...
Лишь в опустевших деревнях
По убиенным стонут бабы.
По не вернувшимся с войны.
По сыновьям, мужьям и братьям.
Обрезы прячут пацаны,
Чтоб было из чего стрелять им.
Деревне нужен хлыст и кнут.
Они добра не понимают.
Они пока что спины гнут
И шапки грязные снимают.
Но не извечный рабский страх,
А настороженная, злая
Таится ненависть в глазах,
Себя особо не скрывая.
Нет, здесь не будет мировой.
От оккупантов пахнет псиной.
Ещё посмотрим – кто кого.
Ещё померяемся силой.
* * *
Я так ничего и не понял
Из сбивчивых ваших рассказов.
Я мог бы свихнуться, наверно,
От ваших заумных шарад.
Я только всего и запомнил,
Что я вам ничем не обязан,
И, если сказать откровенно,
Конечно, я этому рад.
Какие обиды? Ну что вы?!
К чему расставаться врагами?!
Я сам залетел к вам случайно
Спешащим на свет мотыльком.
Раздвиньте, пожалуйста,
шторы.
Пусть будет по полной
программе.
Махните рукой на прощанье,
Когда я пойду под хмельком.
Мы вместе когда­то учились,
Красивых девчонок любили,
Не путали белое с чёрным.
Судьба нас потом развела.
Что всё­таки с вами случилось?
Когда они вас ослепили?
Какую подачку ещё вам
С хозяйского кинут стола?
На ваши недетские игры
Смотрю с сожаленьем и болью.
Немало я сам повидал и,
Увы, утешать не речист.
И после четвёртой пол­литры
Вы зря мне твердите о Боге.
Не буду вдаваться в детали,
Но я перед Господом чист.
Привет, трубадуры режима,
С похмелья бомбящие Грозный,
По трупам идущие с маршем,
Забывшие совесть и стыд!
Вы пьёте почти одержимо.
Как спится вам ночью морозной?
У вас со Спасителем нашим
Большой разговор предстоит...
 

Вадим ЯРЦЕВ

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: