Муслим Магомаев Прощание

  Прощались с Муслимом Магомаевым в зале им. Чайковского, где почти сорок пять лет назад, 10 ноября 1963 года, состоялся первый сольный концерт начинающего 21-летнего артиста. Четыре с половиной десятилетия необыкновенного, головокружительного пути в искусстве, громкой славы, всенародного признания!

  В этот не по-осеннему тёплый октябрьский день 28 числа очередь из желающих проститься с любимым певцом растянулась на кварталы, вплоть до Белорусского вокзала, создав огромные пробки на дорогах. Время прощания пришлось продлить – так много оказалось тех, кто хотел отдать последнюю дань памяти великого певца.
  Муслим олицетворял лучшее, что было в советской эпохе. Он был гражданским певцом и тончайшим лириком одновременно. Редкий по красоте и мощи голос, темперамент, мужественность, безупречный художественный вкус – вот слагаемые его редкого успеха. Человек потрясающей внутренней свободы и культуры, он как титан возвышается над сегодняшними именами в эстраде. Мелочность и пошлость нынешних «звёзд», их муравьиный масштаб, отсутствие вкуса, жажда любой ценой оставаться гламурной пеной на поверхности не идут ни в какое сравнение с тем, что представлял собой на сцене Муслим Магомаев. В нём не было фальши. Был пафос, временами зашкаливавший по-восточному, но всегда искренний, непритворный.
  С именем Магомаева естественно сочетаются старинные слова – честь, благородство, чувство внутреннего достоинства. Он не умел юлить, приспосабливаться, подхалимничать…
  Он гремел в эпоху, когда мы не знали, что есть разные национальности, все вместе мы были – советский народ. Я только теперь узнал, что его дед, знаменитый в Азербайджане Муслим Магомаев-старший, — чеченец из села Старые Атаги. Он пошёл в школу в Грозном, учился в музыкальном училище в Гори, переехал в Баку, чтобы стать классиком азербайджанского музыкального искусства. Его имя носит Бакинская консерватория, которую ускоренными темпами – всего за год – после возвращения из Италии окончил внук Муслим. Бибигуль, его бабушка по матери, была татарка.
  Муслим-младший прекрасно играл на рояле, что редко удаётся певцам на эстраде. Он не был ни в комсомоле, ни в партии, что ничуть не помешало ему сделать феноменальную карьеру.
  В 31 год Магомаев стал народным артистом СССР, минуя необходимую тогда ступень – народного артиста республики. Случилось это по прямому указанию Брежнева, которого упросил Гейдар Алиев, тогдашний Первый секретарь ЦК КПСС Азербайджана и покровитель Магомаева. «Попал в случай», как говаривали в старину. Такое за всю историю советского искусства выпадало ещё только на долю Сергея Бондарчука, ставшего народным в 30 лет вообще без всяких званий по указанию Сталина.
  Магомаев был любимцем народа и вождей — Брежнева, Фурцевой, Алиева. Андропов, тогдашний председатель КГБ, вытащил Магомаева из годичного запрета по линии Минкульта через два месяца: «А мои ребята хотят его послушать! У нас с ним всё в порядке». Брежнев любил слушать «Бэлла, чао» и «Вечер на рейде» в его исполнении. И не было такой страны, где бы «Вдоль по Питерской» не проходила на ура, вспоминал Магомаев.
  Двадцать лет назад Магомаев ушёл в затвор, пусть и светский. Он сидел в одиночестве, коротая его за путешествиями в виртуальный мир – в свой сайт, где часами беседовал с поклонниками, писал музыку, переводил на цифру свои старые записи.
  Он остался верным своему слову – уйти со сцены, пока его помнят молодым, в голосе, красивым. С честью выдержал испытание огромной, неслыханной славой. За столом у него, всегда щедрого и гостеприимного, оказывались до двухсот человек – и всё за его счёт. Потом, как сетовал он в одном из интервью, эти «друзья» исчезали по одному, отходили в сторону. И это он пережил.
   «Может быть, это звучит немножко траурно, — признался он как-то, — но мне кажется, что я подзадержался уже. Ну, наверное, Боженька говорит: а теперь терпи. Наказывает. Погулял, порадовался, за женщинами побегал, славы набрал. А теперь наказание. Наверное, так всё и должно быть. Каждый человек должен за всё ответить». Это в Магомаеве отзвук хемингуэевского – «человек за всё должен платить».
  Благодаря СССР Муслима Магомаева узнал огромный мир — десятки и сотни миллионов людей. Так же, как Георга Отса. Как Донатаса Баниониса. Как Вию Артмане.
  Ясно, что он не принимал нынешнюю эстрадную тусовку – потому и оставался в тени, ненужный сегодняшним «властителям мод и вкусов».
  Магомаев, годами приносивший огромные деньги в казну Советского Союза, не получал ни российской, ни азербайджанской пенсии! Баку, правда, выделял ему ежемесячный пенсион — но это было по прямому распоряжению Алиева.
  «Я сейчас уже не очень здоров, — посетовал он не так давно. — И всё оттого, что, когда сцена ушла от меня, для меня многое поменялось в мироощущении. Я не могу смотреть телевизор. Под фанеру приходилось петь – во время правительственных концертов, на телевизионных съёмках. Представляете себе, сколько бы я мог еще так пропеть? А я не хочу под фанеру!».
  Почти тридцать пять лет Муслим Магомаев прожил с великой русской певицей Тамарой Синявской, которая стала его трепетным и преданным ангелом-хранителем, терпеливо снося вспышки восточного темперамента Муслима. Впрочем, был он отходчив, незлопамятен, великодушен.
  Мир праху его – великому певцу великой эпохи!

 
  Магомаева любили все. Простые люди, музыканты, политики.
  Запомнился один случай. Это был один из больших юбилеев советской власти. Сразу после торжественного заседания в Кремлёвском дворце съездов в банкетном зале должен был состояться праздничный концерт для руководства страны. Собрались все. Вся, как сейчас принято говорить, политическая элита. Ну и, конечно, было много деятелей культуры, известных всей стране персон.
  Все чего-то ждали. Буквально через пятнадцать минут после объявленного времени начала концерта вошёл генеральный секретарь ЦК КПСС вместе с остальными членами Политбюро. В зале установилась абсолютная тишина. Брежнев подошёл к столу и спросил негромко, но это было слышно во всём зале: «Магомаев здесь?» «Здесь, здесь», – ответили ему. «Ну, тогда можно начинать».

 
  Голос каждого человека абсолютно неповторим, голос Магомаева неповторим вдвойне, поскольку являлся голосом исчезнувшей советской цивилизации.
  Всё, что делал Магомаев, контрастировало с монотонной будничностью, казённой заурядностью и унынием номенклатурного фарисейства. Впрочем, популярность певца приходится на те времена, когда слово «пафос» ещё не имело негативных обертонов и понималось не как проявление гордыни, а как неподдельное чувство. Именно поэтому и наиболее официозные произведения исполнялись Магомаевым с таким драматизмом, что волей-неволей становились гимнами во славу полузабытого ныне гражданского культа. (Трудно поверить, но объектом этого культа и вправду выступал советский народ, следов которого вы не найдёте сегодня ни в одном демографическом справочнике.) Звуча повсюду в Советском Союзе, магомаевский голос доходил до каждого закоулка, отражаясь многомиллионным эхом, которое разносило повсюду веру в достижимость счастья. Этот голос сплачивал и вдохновлял, он был голосом живой общности, сотворявшей себя из ничего и вопреки всему. Казалось, это голос Трубадура, по случайности заблудившегося в эпохах. Впрочем, у каждой эпохи – свои Трубадуры.
  Магомаев умер, но магомаевский Трубадур умер ещё раньше. Поэтому не смерть Магомаева, а жизнь доказывает нам: ничто не обесценивается так быстро, как истинные и вечные ценности.
  В последовавшее за развалом СССР время Магомаев не стал, к счастью, форматной звездой класса А, не был замечен на MTV и корпоративных камланиях, да ещё и отказался от именной звезды перед ГЦКЗ «Россия». Шоу-бизнес представляет собой систему тоталитарной диктатуры, а Магомаев на протяжении всей жизни сохранял экзотическое в наших широтах свободолюбие. При Брежневе это качество принимали за аристократизм, теперь со свободолюбием напряжёнка – в эпоху медведевского необрежневизма обыватель усматривает в нём блажь или умственное расстройство. Нынешние телезомби, смеющиеся при слове «петросян» и принимающие ссоры в семье Букиных за софокловскую трагедию, давно забыли о Магомаеве. Самые смышлёные из них полагали, что он пережил свою славу. И даже в сообщении РИА «Новости» он называется просто «известным певцом», хотя наклейку «великий» не приклеил к себе сегодня только самый ленивый деятель шоу-бизнеса. Что поделаешь: деградация величия порождает свои постоянные величины.

 
  Это очень тяжёлая утрата для всех нас, для всех, кто гордился тем, что есть такой певец. Я был покорен и всегда оставался восхищён красотой его голоса, его тембром, его владением пианиссимо, легато, его эмоциональностью, подлинным блеском на сцене. И сам он был очень стройный и красивый. Он ворвался на советскую эстраду, как метеор, и воссиял на ней на десятилетия.
  Он был блестящим исполнителем. Очень часто песня, родившаяся под пером композитора, выходила в народ и получала огромный успех благодаря его пению. Он был первым исполнителем многих песен таких композиторов, как Богословский, Бабаджанян, он писал свои совершенно замечательные песни. И потом они становились почти народными, народ пел, подхватывал их. Мне так обидно за судьбу этого человека, потому что он очень давно замолчал и ушёл очень молодым. Это большая боль – не только моя, но и всех тех, кто любил его, кто хотел его слушать.
  В связи с этим я хотел бы сейчас отметить его супругу, мою партнёршу по театру, Тамару Синявскую. Я считаю её примером для подражания женщин – примером того, как надо любить, как надо жертвовать собой. Великое самопожертвование женщины, которая отдала всю свою жизнь этому человеку и последние годы не отходила от него ни на час, поддерживала его. Тамара Ильинична — великая женщина, и я преклоняюсь перед ней тоже.

 
  Муслим был не таким, как все, непохожим на нас. Он был единственным в своём роде. Давал людям новое мироощущение, новые надежды, он старался увлечь за собой всю страну, и вся страна с удовольствием пела его песни – вместе с ними люди радовались жизни, выходили замуж, ехали на молодёжные стройки. Пока сложно понять, что мы сегодня потеряли, это станет очевидным спустя годы, но уже сейчас ясно, что Муслим был великим музыкантом, потрясающим исполнителем, человеком ярчайшего самобытного дарования.

 
  Он был ослепительно красив, но даже это его не испортило. Когда однажды его пригласила для участия в их концерте одна современная ретро-группа, они недопоняли, какой это опасный эксперимент. Публика не хотела его отпускать. Но ребята из группы ему восторженно аплодировали – ведь они были на нём воспитаны.
  Он выдержал с достоинством испытание всенародной славой, неизбежной привилегированностью, приглашениями на правительственные банкеты, званиями, лауреатскими медалями и орденами, нисколько не зазнавшись перед своими товарищами по искусству, перед народом, который так любил его. Какое счастье, что с ним рядом была такая талантливая умница, как Тамара Ильинична Синявская. Сама замечательная певица, она оберегала его и от назойливости прилипал, и от плохого настроения, когда могло показаться, что море пошлости, залившее наши эстрады, смыло и его, как многих.
  А он будет продолжать петь для нас. Кто знает, может быть, и всегда.
   Когда, визжа ордой Мамаевой,
   На сценах корчится попса,
   Не заглушают Магомаева
   Ничьи другие голоса…

  Вспоминает М. Магомаев: «Я записал песни к фильму, но, увы, мой голос не соединился с образом советского разведчика Штирлица — Тихонова. С песней «Мгновения» ещё можно было покрутить и так и этак — спеть пожёстче или более проникновенно. А с песней «Я прошу, хоть ненадолго...» («Где-то далеко...»)... Как Микаэл Таривердиев ни изощрялся, ни варьировал, все-таки это интонационно, мелодически напоминало «Историю любви» Франсиса Лея. Эту песню я так и спел — по-американски, по-фрэнксинатровски.
  Потом мне дали послушать другую запись — Кобзона. Хотя Иосиф и клялся мне, что моего варианта исполнения он не знал, я угадывал в его версии некоторые мои интонационные нюансы и акценты, и динамику — где тише, где «нажать», где сгустить... Я почти уверен, что Лиознова «для пользы общего дела» давала ему меня послушать. Я вышел из студии и сказал Иосифу: «Ты так же не слышал мою запись, как Таривердиев не слышал «Love story».
  В своей книге М. Таривердиев пишет, что я за эту историю с записями якобы обиделся на него. Нет, не обижался я на композитора.
  Татьяна Михайловна просто сказала: «Нет» (эта маленькая женщина умеет сказать с жёсткой безапелляционностью). И предложила переделать. Я отказался: я такой, какой есть, и подделываться под разведчика не могу, не хочу и не буду. Я никогда ни под кого не подстраиваюсь... Манера пения и характер голоса Иосифа Кобзона как нельзя лучше совпали с образом Штирлица. Я так и сказал Лиозновой, послушав запись Иосифа: «Не надо было, Татьяна Михайловна, приглашать меня. Вы же прекрасно знали и мой голос, и мою манеру». И она согласилась. Если честно, обиделся я на режиссёра. Потом, как это часто бывает со мной, — по причине моей отходчивости и незлопамятства, — мы по-доброму объяснились с Татьяной Лиозновой. Она была у меня в гостях...»

 
  От нас ушёл тот, благодаря которому фраза «Человек — это звучит гордо» имеет конкретный личностный адрес. И этой личностью для меня на всю оставшуюся жизнь останется Муслим Магомаев: свободный Человек в донельзя сузившемся от личностной несвободы мире.
 
  Простите, Маэстро!
  Скажу сразу: он очень мужественно переносил все свои болезни и никогда не хотел, чтобы широкая общественность узнала о степени их серьёзности. Так, находясь в последнее время, по словам самого Муслима Магометовича, между домом и Бакулевским центром, он просил никому не сообщать об этом, ибо «для всех СМИ — я здоров, как бык». Я сдержал своё слово, Муслим Магометович! Увы, но Вы данного мне слова беречь себя, прожить как можно дольше, ещё хотя бы раз посетить наш любимый Баку не сдержали! Вы ушли от нас, оставив осиротевшими наши души, утомлённые ежедневной подменой всего настоящего всем фальшивым.
  Что меня больше всего поражало в этом Великом Человеке? Его простота, высочайшая культура, умение прощать и свобода. Он абсолютно всегда делал то, что считал правильным, говорил то, что ему подсказывала совесть, никогда не ставя свои ответы в зависимость от конъюнктуры. Этой высочайшей интеллигентности и культуре, этой свободе и независимости в словах и мыслях нужно поучиться у Муслима Магомаева всем новоявленным «звёздам» азербайджанской эстрады, которых никто не знает дальше Баладжаров.
  Мы все видим, сколь велик авторитет Муслима Магомаева и поныне, сколь велика искренняя скорбь по его кончине на всём пространстве бывшего СССР. Уверен, что если бы можно было суммировать число слёз, пролитых всеми людьми, узнавшими о смерти Муслима Магомаева, и трансформировать их в дождь, то он лил бы над Баку дней пять без остановки.
 

  «Ленточка моя финишная! Всё пройдёт, и ты примешь меня», — пел Муслим Магомаев. Не знаю отчего, но слова этой прекрасной песни в исполнении Маэстро звучат для меня в унисон с «Шур тяснифи». Возможно, именно так и должна перекликаться боль Родины-матери, скорбящей по потере одного из самых любимых своих сыновей с его песней-пророчеством.
  Возможно, этот синтез и есть поминальная по кончине человека, которого можно назвать совестью нации. Увы, но то, как мы прощаемся с Муслимом Магомаевым, доказывает, что наличие совести в Азербайджане, а тем паче — её демонстрация, все чаще зависят от разрешения «сверху».
  Говорю это к тому, что ни один отечественный телеканал не соизволил продемонстрировать телепередачу о жизни и творчестве Муслима Магомаева. Спасибо, что телеканал ANS удосужился продемонстрировать хотя бы песни Великого Маэстро в рубрике «Наша музыка» и пустил о нём в эфир более или менее нормальный сюжет в новостях.
  На этом фоне показательно отношение к личности Муслима Магомаева, продемонстрированное всеми российскими телеканалами. Все новостные ленты на всех российских телеканалах содержали полноценные сюжеты о том, какого масштаба личностью был наш соотечественник Муслим Магомаев, по целому ряду российских телеканалов демонстрировались документальные фильмы о Маэстро.
  А разве при жизни наши бакинские телеканалы баловали Маэстро вниманием? Разве их сетка пестрела фильмами о его жизненном пути, а в многочисленных околокультурных передачах давался анализ вклада Муслима Магомаева в культуру Азербайджана, в обретение позитивного имиджа азербайджанца в мире?! Увы, нет. В итоге очередную теплую и правдивую передачу о Муслиме Магомаеве нам придётся смотреть по российскому ТВ.
  Да что там отечественное телевидение! До сих пор в Баку нет улицы имени Муслима Магомаева, нет даже мемориальной доски на доме, в котором он родился и вырос! И это несмотря на то, что Муслим Магомаев всегда и везде подчеркивал свою принадлежность к нашей стране, к нашему народу. Может, и нам уже пора по достоинству, не на словах, а на деле, оценить его заслуги перед Азербайджаном? К примеру, можно было бы открыть Дом-музей Муслима Магомаева или организовать международный музыкальный конкурс имени Муслима Магомаева? Ведь подобного масштаба Личностей в культурной жизни современного Азербайджана не будет ещё ой как долго!

 
  4 июля 2008 года
  — Муслим муаллим, Вы сейчас в клинике или дома?
  — Здравствуйте, родной Day.Az! Спасибо за внимание. Я сожалею, что многие издания пошли на поводу у лжи и непроверенных сведений. Как видите, я дома, а в таком положении, какое мне приписывают средства массовой информации, держат в клинике... и поближе к операционной!!!
  — Чувствуется некоторая обида на СМИ. А наш сайт случайно Вас чем-либо не обидел?
  — Есть такое. Почему вы постоянно называет меня «российским певцом азербайджанского происхождения»?! Это мне совсем непонятно. Азербайджанский паспорт при мне!
  Я каждую новую программу всегда пропевал во Дворце в Баку, а потом «прокатывал» по всему СССР. Каждое лето я проводил в Баку, а также по первой просьбе Гейдара Алиевича бросал все дела и летел в Баку, чтобы принять участие в правительственном концерте!
  Мой бывший «друг» Поллад БюльБюль-оглы спел по всей России концертов раз в 50 больше, чем я (я вообще не любил петь много), тем не менее его не называют «российским» певцом.
  Я больше песен пропел наитальянском языке — это не значит, что я итальянский певец.
  Может, имеется в виду моя русская жена — Тамара Синявская?! А жена Поллада Бюль-Бюль-оглы — Белла Руденко была украинка. Значит, он — украинец?!
 
  17 июля 2008
  — Российские издания опять пишут о Вашей госпитализации...
  — Я хочу вновь Вас поблагодарить за проявленное внимание к моей персоне. Если Вы имеете в виду ЦКБ — я там пробыл ровно 4 часа. Больше в этой лечебнице находиться было невозможно. Там может заболеть и вполне здоровый человек!
  — Замечание вполне уместное и для многих отечественных лечебных заведений. Скажите, проблема была в диагнозе или в уходе?
  — Я решил сравнить результаты исследования моего организма Бакулевским центром и ЦКБ. Они абсолютно совпали. Но!
  Если в Бакулевском центре мои друзья делали и делают для меня (абсолютно безвозмездно) всё возможное и невозможное, то «Кремлёвка» (не бесплатно) держит в своих стенах без кондиционеров и всяких других удобств больных с любыми болезнями!
  При жаре в 30 градусов на улице — в палате было не менее 40! Я почувствовал, что надо бежать оттуда как можно скорее. Быстренько обследовавшись, мы с Тамарой Ильиничной попрощались, подписали документ о том, что не имеем к ним никаких претензий и быстро отправились восвояси.
  — Позвольте, но там же лечатся VIP-персоны?!
  — В общем, понятно мне стало следующее: для «сильных мира сего» имеются иные палаты и условия!
  Конечно, никаких обид на Юрия Иосифовича Бузиашвили не было, и я продолжаю пользоваться его любезной и бескомпромисной дружбой и помощью на дому. Дружба — великая сила!
  — Мы желаем, чтобы Вы быстро поправились и больше не попадали в лечебницы, даже в такие престижные, как «Кремлёвка».
  — Спасибо. Того же желаю всем вам.

Из досье «Слова»

Муслим МАГОМАЕВ родился 17 августа 1942 года в Баку в семье театрального художника. Судьба мальчика определилась в детстве: его дед, тоже Муслим, был известным азербайджанским композитором, чьим именем названа Азербайджанская филармония.
  Отучившись в музыкальной школе при Бакинской консерватории по классу фортепиано и композиции, Муслим Магомаев поступил в Азербайджанскую консерваторию по классу пения. Всесоюзная известность пришла к нему после его выступления в Кремлевском дворце съездов на заключительном концерте фестиваля азербайджанского искусства в 1962 году.
  Первый сольный концерт Муслима Магомаева состоялся 10 ноября 1963 года в Концертном зале им. Чайковского. Тогда же он стал солистом Азербайджанского театра оперы и балета им. Ахундова.
  Уникальный голос открывал перед Муслимом большое оперное будущее, но он не оставил эстраду. После победы на конкурсе в Сопоте его пластинки разошлись миллионными тиражами. Деньги, которые певец зарабатывал, он тратил на друзей и поклонников. Вся Москва знала: к Магомаеву можно прийти на завтрак, обед и ужин. За одним столом собирались до двухсот человек.
  В 1964–1965 годах артист стажировался в миланском театре «Ла Скала». В 1966 и 1969 годах его гастроли с большим успехом прошли в знаменитом театре «Олимпия» в Париже. Директор «Олимпии» Бруно Кокатрис хотел получить Магомаева ещё на один год и предложил ему контракт, обещая сделать из него звезду международного масштаба. Певец всерьёз рассматривал такую возможность, но отказало Министерство культуры СССР, мотивировав это тем, что Магомаев должен выступать на правительственных концертах.
  В 1969 году на фестивале в Сопоте Магомаев получил первую премию, а в Каннах – «Золотую пластинку».
  В 1973 году певцу было присвоено звание народного артиста СССР (минуя звание народного артиста АзССР). С 1975 по 1989 год Магомаев был художественным руководителем созданного им Азербайджанского государственного эстрадно-симфонического оркестра, с которым много гастролировал по стране.
  В 1997 году его именем была названа одна из малых планет Солнечной системы, известная астрономам под кодом 1974 SP1
  Муслим Магометович скончался на 67 году жизни. Последние месяцы он испытывал проблемы с сердцем. Смерть настигла артиста 25 октября в его московской квартире в 6.49 утра. За несколько минут до этого он успел пожаловаться своей супруге Тамаре Синявской на боли в груди. Когда врачи «Скорой помощи» добрались до места, было уже поздно.