Когда общество меняет кожу?

Недавно в издательстве «Урсс» (URSS) вторым изданием после почти 25-летнего перерыва вышла книга С. Меньшикова и Л. Клименко «Длинные волны в экономике», которая представляет чрезвычайный интерес для всех, кто изучает проблемы развития современной экономики. Быстро распроданная в своё время, она стала теперь библиографической редкостью. Между тем рассмотренные в ней проблемы не только не потеряли своего значения, но приобрели сегодня ещё большую актуальность для нас в период нынешнего, затянувшегося глобального кризиса. 

Книга посвящена вопросу о том, какие факторы определяют долгосрочную динамику развития капитализма. В 1989 г. – когда и вышло первое издание – эти проблемы воспринимались в СССР как хотя и важные, но далёкие от нашей жизни. Более того, в условиях нараставшего кризиса советского строя быстро распространялось излишне оптимистическое, по сути апологетическое представление о западном обществе как эффективном и бесконфликтном. На этом фоне книга, анализировавшая закономерности не только подъёмов, но и длительных спадов капитализма, казалась некоторым устаревшей. Теперь, посреди развертывающегося мирового экономического кризиса невиданных масштабов и после без малого четверти века жизни при капитализме, мы оказались в пучине проблем этого общественного строя и осознаём, что всё сказанное в книге касается нас уже непосредственно.
Однако, прежде чем говорить о рассмотренных в книге проблемах, надо сказать об условиях, которые вызвали её к жизни. Речь идёт о так называемых длинных волнах в экономике, в своё время открытых советским учёным Николаем Дмитриевичем Кондратьевым (1892—1938). До него экономическая теория признавала существование спадов и подъёмов, которые периодически повторялись через определённые промежутки времени в 8—12 лет. Регулярная повторяемость этих явлений придала капиталистической экономике циклическую форму развития. Объяснение её закономерного характера предложила марксистская традиция экономической науки, к неортодоксальному крылу которой принадлежал Н.Д. Кондратьев. Такая повторяемость спадов и подъёмов вызывалась перепроизводством товаров, которые не могли быть проданы ввиду нехватки платёжеспособного спроса со стороны потенциальных покупателей.
В результате наступали резкий спад производства и расстройство всей экономической системы, получившее название кризиса. Материальной основой этих циклов развития капитализма Маркс считал смену оборудования. В условиях затоваривания рынков единственным источником повышения прибыли является повышение производительности труда, наступающее в результате перехода к более передовым средствам производства.
Таков был до поры до времени теоретический багаж экономической теории по вопросу о кризисе. Однако путём более детального изучения этого вопроса с помощью доступных в то время статистических данных известный тогда советский учёный Кондратьев Н.Д. смог глубже заглянуть в скрытую сторону этой проблемы. В работе, опубликованной им в 1925 году «Большие циклы конъюнктуры», он показал, что указанные циклы в 8—12 лет являются не изолированным феноменом, а составной частью более сложного механизма развития и колебаний капиталистической экономики, охватывавших периоды около 50–60 лет. Н.Д. Кондратьев назвал это явление «длинными волнами в экономике» или «большими циклами конъюнктуры». Начиная с 1780 года до начала 20-х годов ХХ века Кондратьев Н.Д. насчитал почти три такие «длинные волны», включавшие соответствующие фазы подъёмов и спадов.
В течение этих циклов происходили такие большие изменения в развитии мировой экономики, которые не укладывались в прежнее понятие кризиса. В рецензируемой книге авторы показывают, что этот процесс развивается, «то проходя фазы довольно быстрого роста, превышающего вековые средние темпы, то сильно замедляясь, причём замедление часто сопровождается острыми финансовыми и другими потрясениями. Иногда в этот период, – пишут они, – происходят политические революции, начинаются войны. Во времена бурного роста получают развитие новые технологии, изменяются институты управления, организации общества» (с. III). Таким образом, изменения капиталистического общества носят гораздо более масштабный и разносторонний характер, чем только смена оборудования в промышленности. Как выражаются авторы, «общество меняет кожу».
Не входя здесь в подробное изложение того, как это происходит, не будем лишать читателя удовольствия ознакомиться с самой книгой – всё-таки нельзя пройти мимо одного важного обстоятельства. Теория длинных волн Н.Д. Кондратьева была только одним из тех открытий мирового значения, которые были сделаны залпом в СССР в послереволюционные 20-е годы. Это было поистине золотое десятилетие расцвета советской науки. Достаточно вспомнить только некоторые прорывные идеи экономических исследований: на основе марксовых схем воспроизводства был разработан межотраслевой баланс народного хозяйства, впоследствии получивший известность и признание как модель затраты — выпуск
В. Леонтьева; появилась теория экономического роста Фельдмана Г.А., ставшая известной на Западе как теория Харрода—Домара; была разработана теория социалистического накопления Е. Преображенского и сделан ряд других не менее значимых разработок.
Если попытаться выделить то, что характерно для всех этих открытий в целом, то можно сказать, что они сосредоточены на рассмотрении механизма развития народного хозяйства в целом как единого органического целого. Сегодня такой подход называют макроэкономикой. Её появление открывало новые горизонты перед мировой наукой. В то время западная немарксистская мысль ещё находилась в плену микроэкономики, то есть почти целиком была сосредоточена на проблемах отдельной капиталистической фирмы. Отвечая на потребности практики планирования, советские экономисты показали, что свойства экономики как целостной системы не сводятся к характеристикам отдельного предприятия. Одним из важнейших завоеваний этого нового подхода является теория Н.Д. Кондратьева, подходившая к мировому хозяйству как целостному, исторически развивающемуся объекту.
К началу 1920-х годов Кондратьев определил следующие две с половиной длинные волны.
Подъёмы Спады
1789–1814 гг. 1814–1848 гг.
1849–1872 гг. 1873—1896 гг.
1896—1920 гг.

Несмотря на то что во времена Кондратьева статистика обладала скудными данными для столь широких обобщающих выводов, которые он предложил, его научная интуиция и проницательность первооткрывателя были так сильны, что последующие эмпирические данные в основном подтвердили его предположения. «Величие Кондратьева состояло в том, – пишут авторы книги, – что он сумел на этом крайне шатком эмпирическом фундаменте выделить три длинные волны, причём его периодизация оказалась весьма близкой к той, которой пользуются современные исследователи».
Увы, засиявшую такой яркой звездой советскую экономическую мысль уже вскоре постигла трагическая судьба. Термидорианское перерождение русской революции, превращение диктатуры пролетариата в диктатуру личной власти самым пагубным образом сказалось на развитии всех направлений творческой мысли. Научная теория марксизма, на базе которой были сделаны указанные открытия экономической науки, быстро превращалась в сектантскую религию слепого повиновения властям. В экономической политике власти всё меньше руководствовались научным анализом и всё больше – простым произволом. В такой ситуации объективный анализ и самостоятельные суждения стали опасными для режима. Вот почему занимавший всегда независимую позицию Кондратьев был причислен к контрреволюции и в 1930-м году брошен в тюрьму. С тех пор и вплоть до второй половины 1980-х годов выдвинутая им теория оказалась в СССР под запретом.
Но, видимо, теории так же не горят, как и рукописи. К счастью, идеи длинных волн Кондратьева стали известны не только в СССР, но и за рубежом, где были встречены с гораздо лучшим пониманием. Одним из тех, кто по достоинству оценил взгляды опального теоретика, был выдающийся американский экономист австрийского происхождения Йозеф Шумпетер (1883—1950). Он занимался теорией инноваций при капитализме и в теории длинных волн нашёл опору для своих выводов. В рецензируемой книге об этом говорится: «Принятие и даже интегрирование в свою теорию идеи Кондратьева о длинных волнах таким известным и высокочтимым немарксистским экономистом, как Й. Шумпетер, ещё раз подтверждают, какого уровня достигла советская экономическая наука в 20-е годы. Концепция больших циклов конъюнктуры оказалась как бы недостающим звеном в ходе рассуждений Шумпетера о жизненном цикле инноваций, о равновесиях». Как показано в книге, каждый из учёных в США и других странах по-своему принимал и толковал идеи Кондратьева. Но их плодотворность была так высока, что каждый развивал различные их аспекты в своих исследованиях и заключениях.
Таким образом, пока идеи Н.Д. Кондратьева находились в СССР под запретом, а мы трудно и медленно к ним разворачивались, мировая наука продолжала своё движение, и они получали всё более широкое признание. Книга содержит чрезвычайно богатую информацию на этот счёт. В ней даётся обзор многочисленных конференций, симпозиумов и других обсуждений, посвящённых различным аспектам теории длинных волн и проходивших с участием авторов в разное время в разных странах. Авторы заслуживают нашей высокой оценки за то, что, как никто другой, они отстаивали в них честь советской и российской экономической науки.
К началу 80-х годов идеи Кондратьева получили такое широкое хождение в мире, что это стало важнейшим аргументом в пользу его признания также у нас. В результате стала возможной публикация в 1984 году в журнале «Коммунист» прорывной статьи С.М. Меньшикова, где впервые после 54 лет забвения на Родине Н.Д. Кондратьеву и его теории больших циклов было отдано должное и она была рассмотрена с марксистских позиций. Тем не менее до положительного поворота к его наследию ещё было далеко. Читателю книги наверняка будет интересно увидеть силу инерции в нашей традиции на примере судьбы диссертации Л.А. Клименко, посвящённой математической интерпретации волн различной продолжительности в экономике, представленной учёному совету довольно прогрессивного тогда ИМЭМО для получения степени кандидата наук. Вместо обычного для науки интереса к математической интерпретации этих явлений в представленной диссертации она априорно была объявлена вредной, и её защита отменена. Понадобилось время и изменение неортодоксальных терминов, чтобы защита стала возможной. В результате было потеряно некоторое время для признания того, что предложенный Л.А. Клименко математический аппарат является ценным и необходимым для углублённого понимания механизма возникновения и действия волнообразных движений в экономике.
Хотя в книге, как отмечалось, содержится чрезвычайно интересный материал и критический анализ взглядов множества авторов разных стран по вопросам длинных волн, но её главную ценность мы всё-таки усматриваем в авторской трактовке и отстаивании подлинных идей Кондратьева. Этому посвящена основная часть книги, её первая и вторая главы из трёх.
Несмотря на постигшую самого Кондратьева и его теорию трагическую судьбу, — а может быть, именно потому, — она была марксистской, а это отрицалось во время идеологических проработок основателя теории в советский период, а также различными немарксистскими авторами в разных странах. Взять, к примеру, того же Й. Шумпетера, которому, как сказано выше, мы во многом обязаны за распространение теории Кондратьева в мире. Она привлекла Й. Шумпетера потому, что послужила надёжной основой его инновационной теории. Но ему, увлечённому технической стороной длинных волн, во многом чуждым и непонятным остался социальный аспект этой теории, корнями восходящей к марксистской теории капитала. Такой же односторонностью страдают трактовки многих других немарксистских и даже марксистских толкователей теории длинных волн Кондратьева.
Между тем в раскрытии глубокой связи теории длинных волн с марксистской теорией прибыли, на наш взгляд, надо видеть основную заслугу авторов и достоинство книги. «При капитализме, – пишут они, – длинная волна возникает не из-за присущего техническому прогрессу неравномерного и скачкообразного характера развития технического прогресса, а вследствие существования особого механизма производства и распределения прибавочной стоимости, которые трансформирует эти особенности технического прогресса в экономические колебания. Вне механизма прибыли и её взаимосвязей с техническим прогрессом, – продолжают они, – не существует какой-либо совокупности факторов, способных породить полностью эндогенные длинные волны. Большой подъём возникает лишь тогда, когда новая техника допускает общий рост нормы прибыли. Длительные кризисы появляются, когда господствующий технический способ производства уже не в состоянии удерживать общую норму прибыли на достаточно высоком уровне». Читатель найдёт в книге много других аналогичных утверждений, вносящих ясность в понимание неразрывной связи теории Н.Д. Кондратьева с теорией К. Маркса.
Вопрос о том, определяется ли механизм длинной волны чисто технологическими факторами, как полагают немарксистские сторонники данной теории, или закономерностями накопления капитала, как вместе с Н.Д. Кондратьевым убеждены С. Меньшиков и Л. Клименко, имеет особое значение в контексте современного мирового кризиса. Именно этот последний факт делает переиздание данной работы исключительно своевременным. И дело не только в том, что за истекший период не появилось новой работы, которая предложила бы анализ последующего развития теории длинных волн, сравнимый по охвату и глубине с рассматриваемой книгой. Ещё большее значение имеет то, что авторская интерпретация проблемы позволяет существенно углубить наше понимание текущего состояния и перспектив мировой экономики. Следует помнить, что теперь, когда Россия стала органической частью мировой экономики, решение данной проблемы имеет самое непосредственное отношение к жизни каждого из нас.
Господствующая в современном мире школа «рыночного фундаментализма», пережив некоторое замешательство после начала мирового кризиса, перешла в наступление, предлагая целый ряд «респектабельных» объяснений происходящего. Согласно этой позиции в основе мирового кризиса лежит «слишком большая роль государства», которое якобы ответственно за разбухание долгового кризиса. Не менее виноваты профсоюзы, будто бы мешающие расширить занятость и снизить издержки производства, сторонники «государства социального благосостояния» и другие противники свободного рынка. В США и Великобритании экономисты-адепты свободного рынка писали коллективные письма властям, протестуя против антикризисной политики как акта вмешательства в дела частного бизнеса. Признавая ответственность государств и правительств, но не профсоюзов и социальных движений за наступивший кризис, я всё же предпочитаю гораздо более глубокую постановку проблемы, предложенную С. Меньшиковым и Л. Клименко.
В основу своего понимания текущего кризиса они кладут широкую картину подъёма мировой экономики 1985—2005 годов. В эти годы произошло лавинообразное нарастание новых технологий – персональные компьютеры, средства телекоммуникаций, мобильная связь и Интернет. Но ещё большее значение имели глубокие институциональные изменения. Здесь авторы особенно выделяют динамику транснациональных корпораций, которые стали в массовом порядке переносить производства за рубеж. Именно это и определило процесс глобализации. Это помогло разгромить профсоюзы, в результате чего положение широких масс населения ухудшилось, рост реальных доходов резко замедлился и началось снижение сбережений населения и рост банковских кредитов. Такова связь глобализации с разбуханием финансового пузыря – неконтролируемого роста стоимости и объёмов финансовых активов. Эти процессы «раньше времени свернули подъём, основанный на информационно-технологической революции».
Как только снижение доходов населения при росте его задолженности спровоцировало кризис в 2008 г., правительства развитых стран начали вкачивать в экономику деньги, стремясь оживить её. Это позволило остановить кризисный спад в 2010 г., правда, ценой беспрецедентного увеличения государственной задолженности, что создаёт угрозу нового кризисного срыва. В этих условиях произошёл разворот политических систем развитых стран – США и Европы – вправо. Победил курс на бюджетную экономию, стремящийся преодолеть рост задолженности за счёт социальных расходов. Получается, что крупные финансовые структуры, ответственные за кризис, были спасены за счёт налогоплательщика, который теперь должен ещё и оплатить их возникшие долги. Нельзя не согласиться с авторами, что это политика в долгосрочном плане усиливающая кризисный спад.
Авторы считают, что новая длинная волна, подъём в которой задерживает нерациональная политика правительств развитых стран, обязательно пробьёт себе дорогу: «Хотя развитие со сравнительно низкими темпами роста может продолжаться до 2025 – начала 30-х годов, но и в это время возможны периоды более быстрого роста. С середины 30-х годов XXI века, по всей вероятности, начнется новая волна технической революции».
Последние двадцать—двадцать пять лет западная экономическая мысль потеряла всякий интерес к анализу глубинных процессов в социально-экономической жизни, заменив его на модели поведенческого-игрового характера, рассчитанные на не более чем пару шагов вперёд. В этих условиях содержательный анализ долгосрочных тенденций становится невозможным.
Отдавая должное идейной ясности позиций авторов по коренным вопросам экономической теории, вместе с тем нельзя пройти мимо возникшей при этом терминологической неопределённости. После всего сказанного о больших циклах само понятие «цикла» и «кризиса» и соотношения между ними становятся неясными. Надо было бы считаться с тем, что за каждым из этих понятий сложилось определённое содержание. Так, под «циклом» в экономической теории понимают четырёхфазный (застой, оживление, подъём, кризис) тип капиталистического воспроизводства, иначе ещё обозначаемый в учебной литературе как «периодические кризисы перепроизводства». Авторы почему-то отклонились от общеупотребительной терминологии, а потому некоторые положения утратили прежнюю значимость. Это относится, например, к различиям между кризисами в отмеченном смысле и структурными, или среднесрочными кризисами. Относятся эти различия только к продолжительности или также содержанию этих явлений? Можно назвать и ряд других более мелких недочётов в первой и второй публикациях.
Но они едва ли заслуживают внимания в свете явно выделяющейся своей особой значимостью фигуры Станислава Михайловича Меньшикова в российской экономической науке. Работа, изданная 25 лет назад в советский период по проблемам тогдашнего капитализма, но звучащая так, как будто написана по его сегодняшним проблемам, говорит о непреходящей научной фундаментальности её автора.
Не могу умолчать об одном важнейшем обстоятельстве. Рецензируемая книга, взятая в ряду множества других, не утративших своей ценности его книг и статьей, говорит о том, что в его лице мы имеем мало с кем сравнимого из российских экономистов учёного. Между тем широко признанный научным сообществом в России и за рубежом профессор Меньшиков не получил должного признания в Российской академии наук ни в советский период, ни в настоящий. После сказанного выше напрашивается вывод, что это, наверное, является одним из множества подобных упущений, в совокупности приведших теперь к потере авторитета Российской академии наук и к утрате её былого значения в жизни нашего общества.

Солтан ДЗАРАСОВ, д.э.н., профессор