slovolink@yandex.ru
  • Подписной индекс П4244
    (индекс каталога Почты России)
  • Карта сайта

Какая модель экономики нам нужна?

1. Обещали журавля, упустили и синицу

Как сказал поэт, чем реже нас балует счастье, тем чаще предаёмся мечтам. Но, увы, их сладость не раз оборачивалась для нас горечью разочарований. Вот и сейчас очередной раз входим в раж по поводу замечательного будущего, которое якобы нас ждёт в годы предстоящих президентских сроков. Но ведь ещё совсем недавно, когда начинались рыночные реформы, нам сулили то же самое. Почему не исполнились прежние мечты и есть ли гарантия, что сбудутся новые?

Все помнят, с какой пропагандистской помпой и с раздутыми обещаниями эти  реформы начинались. Нас заверяли, что капиталистическое «Эльдорадо» находится прямо за углом. Дело только за двумя малостями. Стоит в соответствии с предложенной нам монетаристской теорией провести либерализацию цен и приватизацию собственности, как заработает знаменитая «невидимая рука» рынка и без промедления поднимет нас на высоту развитых капиталистических стран. Президент Ельцин заверял народ: трудно будет только первые 6 месяцев, а затем всё пойдет как по маслу. Не все, но большинство в это поверили.

Теперь посмотрим данные не о шестимесячном, а пятнадцатилетнем развитии двух групп стран, в одну из которых наряду с Россией мы включили страны, пережившие цветные революции (Украина, Грузия, Киргизстан), а в другую – Китай, Индию и Вьетнам. Чтобы не загромождать статью цифрами, приведём график, показывающий разные векторы их развития. 

Как видно, экономика одних стран (Китай, Индия и Вьетнам) за эти годы выросла в несколько раз и «пошла в гору», а экономика других угодила в яму. Правда, в России ситуация заметно лучше, чем у некоторых соседей (Украина, Грузия и Киргизстан). Во-первых, потому, что мировые цены на нефть выросли и благодаря этому увеличился приток к нам иностранной валюты; во-вторых, потому, что президент Путин существенно скорректировал экономическую политику в сторону более последовательной защиты национальных интересов, чего у других нет. Причина того, почему одни на коне, а другие не могут взобраться даже на осла, очень проста. Последние провели реформы в соответствии с предложенной Западом концепцией (Вашингтонский консенсус), ему на пользу и себе во вред. Другие не приняли «дары данайцев», а предпочли жить своим умом и развивать свою экономику в собственных интересах. Две группы кривых графика воплощают противоположные модели развития.

Правда, по истечении 17 лет власти подвергли нелицеприятной критике многое из прежних дел. Но так и не сказали, почему не обещанный журавль, а едва живая синица оказалась у нас в руках. Ни одного слова не было сказано об ответственности тех, кто вверг страну в катастрофу. Поэтому остается неясным, об ответственности надо только говорить или её надо проявлять на деле, и если надо, то как?

Как о значительном достижении нам сообщили, что по величине внутреннего валового продукта мы наконец вышли на уровень последнего года существования СССР. Во-первых, на заре реформ было обещано гораздо большее. И кроме того, следует ли обольщаться? Советская структура ВВП обеспечивала низкий уровень смертности населения и большую продолжительность жизни. Достижение нынешнего уровня этого показателя не вернуло нас к прежней ситуации. Коэффициент смертности на тысячу населения в 1990 году составлял 11, 2, а в результате реформ поднялся до 16,1 в 2005 году и пока остаётся на том же уровне. Ожидаемая продолжительность жизни за это время снизилась с 69,2 лет до 65,3. Эти показатели говорят, что выход на советский объём ВВП отнюдь не означает восстановление советского уровня и качества жизни.

Размер газетной статьи не позволяет приводить много данных на этот счёт. Но если же копнем глубже и рассмотрим состояние материально-технической базы нашей экономики, в особенности промышленности,  наукоемких отраслей и технологий, то мы придём в ужас. От развитых стран мы отстали несравнимо больше, чем это было в советское время. 

Почему результаты реформ оказались обратными тому, что обещали?

 

2. Превращение кризиса

в катастрофу

Для ответа на поставленный вопрос необходимо отличать кризис, который наступил объективно, от катастрофы, в которую мы его превратили. Поясним разницу. Кто победил в Бородинском сражении, русские или французы? Русская армия отступила, французы заняли Москву, а Наполеон сел в Кремль. Это было нечто большее, чем кризис. Это было поражение. Тем не менее катастрофой это не стало. Почему? Потому что русская армия не сложила оружие, а  все предложения о заключении постыдного для России  мира, сделанные Наполеоном Александру и Кутузову, оставались без ответа. Наполеон понял, что коль скоро русские не собираются капитулировать, то война проиграна, и бежал из России.

Наше положение к началу 90-х гг. ни на что подобное не походило. Снижение темпов роста экономики действительно имело место, что говорило о неблагополучии. Нужны были меры по улучшению ситуации. Но ничего экстраординарного в этом не было. Время от времени такое возникает везде. Во всяком случае Москва никем не была занята, и ничто не предполагало, что пора сдаваться кому-то на милость.

Тем не менее российское руководство после известных событий отправилось в Беловежские леса, и оттуда вместе с сепаратистами Украины и Белоруссии предложило американцам первый акт добровольной капитуляции в виде развала СССР. В здравом уме и трезвой памяти сделать такое невозможно. Ничего подобного не ожидавшие американцы были потрясены, но, разумеется, приняли подарок, преподнесённый им на блюдечке с голубой каёмочкой. Ведь развал Советского Союза был «американской мечтой» в течение долгих лет «холодной войны». Тем самым по экономике нашей страны наносился непоправимый удар. То, что сформировалось как единый организм (неразрывный народнохозяйственный комплекс), теперь начинали резать по живому. Ничего, кроме катастрофы, от этого ожидать не следовало.

Ещё через некоторое время Ельцин полетел в США и совершил второй акт добровольной капитуляции, предложив американскому руководству разработать реформы по преобразованию российской экономики. Это то же самое, как если бы овцы сами просили  волка установить порядки в своей кошаре. Каких результатов можно было ожидать от этого? Американская стратегия не могла состоять ни в чём другом, кроме как нанесении такого удара по российской плановой экономике, чтобы она  больше никогда не смогла стать основой военной мощи страны и вообще подняться на ноги. Разумеется, это делалось под благовидным предлогом, т.е. под флагом перехода к рынку. Это не теория заговора, а объяснение логики борьбы двух сверхдержав, наконец, логики  конкуренции, которая в аналогичных ситуациях превращается в т.н. политику разорения соседа (neighbour beggar policy). На словах говорилось о необходимости разрушить коммунизм во имя свободы, а на деле преследовалась цель подрыва наших сил и международной изоляции России. Эти цели в основном достигнуты. У нас теперь нет ни друзей, ни военно-экономической мощи, адекватной нуждам нашей безопасности.

О том, как с нами обошлись, говорит один из исследователей деятельности МВФ М. Чосудовский в книге, посвящённой этой организации. В параграфе с характерным названием «Превращение России в страну третьего мира» он пишет, что предложенные нам «схемы конверсии имели целью физически демобилизовать производственные возможности России в военной, авиационной и высокотехнологичной областях, в то же время способствуя захвату западным капиталом и установлению контроля с его стороны над фондом знаний России (правами интеллектуальной собственности) и человеческим капиталом, включая её ученых, инженеров и исследовательские институты» (Chossudovsky, 1997, p. 232). Коль скоро мы сами отдали себя на милость США, то ничего другого ожидать не следовало.

Однако причины случившегося с нами не являются больше секретом. Свет на них проливают по крайней мере две книги. Автор одной – «Исповедь экономического убийцы» – Джон Перкинс работал в Саудовской Аравии, Индонезии, Эквадоре и других странах в той роли, в какой у нас был небезызвестный Джефри Сакс. Перкинс прямо пишет, что его главной целью было доведение этих стран до такого состояния, чтобы они стали зависимыми от Запада, хранили свои деньги в американских банках и служили американским интересам. То же самое сделано с нами.

Автором другой книги «Столкновение и сговор» (Collision and Collusion)  является Джанин Уэдел. Эта книга представляет для нас особый интерес, поскольку в ней показана подноготная осуществления реформ в странах Восточной Европы. Она многое проясняет. Разработчиком российских реформ, оказывается, был не Гайдар, которому была предназначена роль подставной фигуры («Пусть русские думают, что они сами осуществляют свои реформы»), а назначенные американскими верхами неизвестные у нас персонажи: зам. министра финансов США Лоуренс Саммерс и зав. отделом стран СНГ госдепартамента Ричард Морнингстар. Наверняка был и третий, из спецслужб, но его имя пока остаётся неизвестным.  

Скорее эти невидимые дирижёры, а не российские власти подобрали американских и российских «реформаторов» и вооружили идеями  шоковой терапии, либерализации цен и ваучерной приватизации. Причём А. Чубайс рисуется не столько как их инициатор, сколько как передатчик американских директив российским исполнителям. При всей значимости детективной стороны реформ здесь нет возможности останавливаться на ней. Более важным представляется существо проведённых преобразований, и в первую очередь приватизации государственной собственности.

 

3. Откуда взялась идея приватизации?

Если приватизация была нам так необходима, то почему раньше о ней никто никогда не говорил? Даже диссиденты требовали только демократии. Сахаров выступал за конвергенцию двух систем, под которой он понимал соединение преимуществ социализма и капитализма. О приватизации ни слова. Но так не бывает, чтобы идея назрела, а никто о ней не догадывается. Наоборот, назревшая идея обсуждается десятилетиями, а то и столетиями. В данном же случае этого не было, и тому есть веские основания.

Верно, что по ряду важнейших показателей (количеству автомобилей, компьютеров, телефонных точек, жилой площади, потреблению мяса и т.д.) мы отставали от развитых капиталистических стран. Но есть нечто более важное, перед чем всё это бледнеет. По показателям смертности и продолжительности жизни мы находились на уровне развитых стран или выше. По индексу человеческого развития, который является интегральным показателем нескольких слагаемых, СССР (как и ряд других социалистических стран) в рейтинге стран мира занимал более высокое место, чем по уровню ВВП на душу населения (UNDP, 1991, p. 119—121). В странах с частной собственностью ситуация была обратной. Если общественная собственность позволяла на меньшую единицу созданного продукта предоставлять человеку больше материальных и социальных благ, то утверждение о превосходстве частной собственности над общественной не более, чем пропагандистский штамп, раздуваемый с понятной целью.

Отсутствие у российских граждан желания возвращаться к частной собственности в СССР признают даже сами реформаторы. В опубликованной на Западе книжке, которая, похоже, составлена из отчётов о проделанной ими работе своему западному начальству, говорится, что до 1991 г. приватизация была «несбыточной мечтой» (pipe-dream) «горстки реформаторов» (handful of reformers) (Boycko et al., 1995, p. 7). Никто из россиян о приватизации государственной собственности не думал. Она выскочила неожиданно, как чёрт из табакерки, и началось разграбление богатств гигантской страны. Почему же мы так безропотно приняли то, чего не хотели, а теперь миримся с тягчайшими последствиями свершившегося?

 Будем объективны. Рыночные реформы нам были необходимы, требовались большие перемены, в том числе продуманная приватизация ряда отраслей и производств, рассчитанная на получение позитивных результатов для всего общества. Но вместо этого в угоду горстке людей, в большинстве своём неконституционными указами президента была осуществлена широкомасштабная шоковая приватизация, которая перевела экономику на рельсы спада и развала. Не случайно её визитной карточкой стали одиозные имена Березовского, Гусинского, Невзлина, Ходорковского и им подобных, за богатствами которых тянется кровавый след.

Взглянем ещё раз на приведенный график. Китайская дорога вверх отмечена расстрелом в 1990 году демонстрации на площади Тяньаньмэнь. Это было насилие, но в конечном счёте общество примирилось с ним ради того, чтобы не сбиваться с намеченного курса роста экономики. Российская дорога вниз тоже отмечена кровавой вехой – расстрелом Верховного Совета в 1993 году. В исторической перспективе ясно, что смысл этого события был вовсе не в пресловутой «защите демократии», а в том, чтобы ценой спада экономики пробиться к вершинам личного богатства. Приняв американскую «помощь» в виде Вашингтонского консенсуса, российское руководство само превратило кризис страны в её катастрофу. Кстати, тот же путь был предложен и китайцам, но они не стали его даже рассматривать. Мы же сами добровольно подписали позорный акт своей капитуляции. В результате теперь имеем такую частную собственность, которую даже некоторые западные эксперты называют пиратской.

4. Какая у нас частная собственность?

Именно так её именует, в частности, американский экономист Маршалл Гольдман в книге «Пиратизация России». Это не ругательство, а научное определение того, что у нас есть. Подобная оценка несовместима с её либеральным пониманием, согласно которому, как говорил Гладстон, «собственность есть ответственность».

Все либеральные  теоретики связывали свое понимание собственности с той общественной функцией, которую она выполняет. Так, имея в виду  частную собственность, Л. Мизес писал, что она «не является привилегией владельца собственности, а является общественным институтом, служащим добру и выгоде всех, несмотря на то, что она может в то же время быть особенно приятной и полезной для некоторых» (Мизес, Либерализм в классической традиции, М. 1995, с. 35).

Российскому собственнику такое понимание глубоко чуждо. Никаких общественных функций он за собой не признаёт и всё попавшее в свои руки рассматривает как добычу, которой вправе распоряжаться по своему усмотрению. М. Ходорковский признаётся, что люди его круга рассматривают свою страну лишь как «поле для охоты», для сбора трофеев и никакой ответственности перед ней не чувствуют (Ведомости, 2004, 29 марта). Либерализм они понимают как неограниченную свободу действий по формуле: что хочу, то и ворочу.

Российская практика возродила и реабилитировала определение крупной частной собственности, которое ей давал французский философ и экономист  первой половины ХIХ века Жорж Прудон. На вопрос: «что такое собственность?» — он отвечал: «собственность есть кража».

Применимость этого определения к собственности европейских стран в то время вызвала большие споры. Но оно вполне относимо к пиратской собственности конца ХVIII и начала ХIХ вв., образовавшейся на американском континенте. Орудовавшие тогда на торговых путях между Старым и Новым светом морские разбойники промышляли захватом добра не только у купцов разных стран, но и друг у друга, т.е. занимались тем, что теперь называется рейдерством. Затем отправлялись в места своего базирования в Южной или Северной Америке и устраивали оргии, легко спуская с рук награбленное. Такая собственность, конечно же, является кражей.

Теперь нечто подобное стало реальностью у нас. В ходе реформ приватизация государственных предприятий оправдывалась лживым утверждением, будто частная собственность всегда является самой эффективной, а приватизация есть передача предприятий от неэффективного собственника (государства) к эффективному частному собственнику. На самом деле эти утверждения были прикрытием коварного замысла реформ.

Способность к эффективному ведению хозяйства является редким даром, обладатели которого не валяются на каждом углу; они редко бывают известны заранее в обществах нерыночного типа. Реформаторы знали это не хуже нас, но для осуществления их цели по развалу российской экономики лучшего средства, чем неконтролируемая обществом приватизация, не было. Если передать государственные активы случайно оказавшимся под рукой ворам и мошенникам, то они сделают то, что нужно. Всем было понятно, что на что другое, кроме как на пиратство, они не способны.

Надо сравнить то, что построили большевики за 13 лет (1928—1940) с тем, что построили новоявленные собственники  за 16 лет (1992—2007), и ответить себе на вопрос, почему были достигнуты столь разные результаты. Заполучив несметные активы гигантской страны, новые собственники стали переводить их за кордон, умножая богатства своих зарубежных благодетелей. В одной только Англии свыше ста тысяч россиян приобрели недвижимую собственность более чем на миллион фунтов каждый, не считая всего остального, в том числе находящегося на их счётах. А сколько всего ещё есть в других странах? Наши богачи — глубоко чуждые нам люди. Они живут не здесь, а за рубежом, их жёны шокируют безумными тратами местное население. Ничего удивительного. Реформы для этого и проводились. Не исключаю, что их проектанты в Вашингтоне, видя в наших трудностях свои успехи, посмеиваются теперь в кулак.

Что касается утверждения о более высокой эффективности частной собственности, то оно опровергается опытом многих стран. Стало ясно, что более высокий уровень развития стран золотого миллиарда объясняется отнюдь не только господством в них частной собственности, но и совсем другой причиной. В мире имеется более ста стран с частной собственностью, где ничего подобного нет. Если бы частная собственность гарантировала успех, то, например, страны Южной Америки были бы не менее развитыми, чем страны Северной Америки.

Пирог развитых стран пышнее оттого, что его пекут не только из  собственного теста, но также из муки, привезенной из множества зависимых стран. Если бы такие островные государства, как Великобритания, Япония, Новая Зеландия, были поставлены в такое же положение искусственной изоляции, в котором находится Куба, то размер их пирога был бы намного меньше. Частная собственность никак не восполнила бы им потерю мировых ресурсов. 

Однако свой окончательный крах положение о преимуществе частной собственности над общественной терпит в наших условиях. Оправдывает себя введение частной собственности лишь в торговле и сфере услуг, где дело действительно улучшилось по сравнению с тем, что было в советское время. Что касается крупной промышленности, как добывающей, так и обрабатывающей, то здесь частные компании себя не оправдывают. Они гораздо менее эффективны, чем государственные. Отражённый на графике спад экономики — наиболее убедительное тому доказательство.

Стало ясно, что дело не столько в том, какова форма собственности (частная, государственная или кооперативная), сколько в реальных функциях, которые она выполняет. Приватизированная (по существу краденая) собственность с самого её зарождения была подчинена исключительно целям личного обогащения своих владельцев и в нынешнем виде общественно полезные функции выполнять не может.

 

5. Не выдавать желаемое за действительное

К сожалению, вызванные реформами деформации российской экономики  должным образом не учитываются. В Концепции долгосрочного развития РФ до 2020 года наша ситуация изображается так, будто без перемен, идя прежней дорогой, мы поднимемся к небывалой  высоте. В ней говорится: «Россия займёт достойное место в мировой экономике, будет обеспечена её интеграция в мировое хозяйство на основе использования научно-исследовательского, образовательного и производственно-технологического потенциалов, а не только энергосырьевого экспорта».

Хочется сказать: вашими бы устами да мёд пить, но, боюсь, не придётся. Одно только состояние Российской академии наук наглядно свидетельствует о фантастичности нарисованных перспектив. Наука, образование и производственно-технологический потенциал за годы реформ подверглись таким разрушениям, что «достойного места России в мировой экономике» обеспечить никак не смогут.

К сожалению, «Концепция» полна взятых с потолка макроэкономических показателей, которые якобы будут достигнуты к концу каждого четырехлетия. Так, путём сложения показателей за каждые четыре года получилось, что к 2020 году производительность труда повысится в 4 раза. Но происшедшие деформации и сложившийся в результате  технический уровень экономики не дают оснований для такого прогноза. Никаких коренных перемен в этой области не намечается. Как же тогда можно осуществить намеченный скачок? Никак. Нельзя же считать ответом на поставленный вопрос обильное словоизвержение в «Концепции» по поводу необходимости инвестиций, переходу к инновационному типу развития и т.д. От частого употребления слова «халва» во рту сладко не становится. От частого употребления слова «инновации» они не появятся. Ни на чём не основанные слова такого рода давно набили оскомину, а воз и ныне там.

Даже в условиях жёсткого централизованного планирования, когда ведомствам давались обязательные задания, а государство обладало механизмом прямого планирования экономики, директивы руководства не всегда выполнялись. Как это может быть достигнуто теперь, когда каждый сам себе хозяин, будет поступать в соответствии с собственным интересом, а не оглядываться на то, что начертано в «Концепции»?

 По всей тональности документа и его разбивке по четырёхлетиям видно, что он составлен под будущих президентов, личные достоинства которых, очевидно, считаются гарантией достижимости намеченных рубежей. Многие другие думают подобным же образом. Так, в статье «Модель для России» (Слово, № 5, 2008), перечисляя вехи путинского президентства,  Георгий Цаголов утверждает: «Подведя под себя мощную экономическую базу, Кремль ударом по Ходорковскому окончательно дал понять, кто в доме хозяин. Золотой век вседозволенности денежного мешка завершился». Повышенные надежды возлагаются и на президентство Медведева Д.А. При всём уважении к президентам мы не можем с этим согласиться. На наш взгляд, нет такого человека, а, следовательно, не может быть и такого президента, который в рамках существующей модели экономики может обеспечить достижение намеченных рубежей.

В экономике есть нечто большее, чем личные качества той или иной правящей фигуры. Этим главным является заложенная в неё господствующей формой собственности  целевая функция, структурирующая всю экономическую систему. В советской политической экономии она называлась основным экономическим законом. В угоду западным наставникам мы, к сожалению, отказались от этой категории, хотя она является важным научным инструментом понимания любой экономической системы. Всегда есть вопрос, на который она отвечает. Так, целевой функцией капиталистической экономики является получение максимума предпринимательской прибыли. Это не только утверждение марксистов, но и базовый постулат мэйнстрима. Этим же определяется структура капиталистической экономики, объясняются её основные свойства. При этом не столь важны достоинства и недостатки сменяющих друг друга президентов и премьеров.

Какова же основная цель современной российской экономики? Нажива любой ценой. Этой цели подчинена вся наша экономика, о чём лишний раз свидетельствует постоянный провал программ борьбы с инфляцией или бедностью. Правительство не в состоянии остановить рост цен, потому что это наиболее лёгкий способ наживы для частного капитала. Всё у нас делается для блага богатых. Ни в одной стране они не платят так мало налогов, как у нас. В такой ситуации  борьба с бедностью может быть только на словах. Чем больше захватывают себе богатые, тем меньше достается бедным.

 

6. К планово-рыночной модели

Принятая нами модель экономики, по которой рынок сам собой всё делает наилучшим образом на деле, оказалась  троянским конём. Она исключает потенциал роста, а следовательно, возможность развития страны.

Наша ситуация характеризуется известной притчей, согласно которой можно повести лошадь на водопой, но нельзя заставить её пить. Мы отдали свои капиталы частным лицам, но мы не можем заставить их развивать экономику. Во-первых, потому, что они в этом не заинтересованы, ибо перед ними открыты возможности более легкой добычи; во-вторых, потому, что выдвинутые приватизацией собственники не обладают теми инновационными и организационными талантами, которые необходимы для роста экономики. Средства производства переданы не эффективному собственнику, а мошеннику и моту, который способен воровать, но не созидать. Не случайно одним из аргументов тех, кто принимал решение разместить средства Стабилизационного фонда за границей, была тревога, что в противном случае в России он будет разворован. Что и говорить: хорош «эффективный собственник»! Мало того, что он сам не приращивает общественное богатство — он ещё и нацелен на захват того, что есть у общества.

 Сохранять подобное положение неизменным — значит, на словах строить воздушные замки, а на деле усиливать свое отставание от других и обострять социальные противоречия. Если мы хотим выжить, то не можем долее оставаться в рамках существующей модели экономики. От неё необходимо отказаться и принять такую, которая  соответствует интересам всей страны и народа (а не только богатеющей верхушке).

Таким мне представляется разработанный английскими и американскими учёными посткейнсианский подход с вытекающей отсюда планово-рыночной моделью экономики. К сожалению, здесь нет возможности её рассмотреть. Отметим только, что эта идея стучится в нашу дверь. Именно это имеет ввиду в упомянутой выше статье и Георгий Цаголов, говоря о конвергенции двух систем. Планово-рыночная модель представляет собой золотую середину между крайностями жёсткой централизации советского типа и действующего по воле волн самопроизвольного рынка. По ней, как было показано выше, развиваются Китай, Вьетнам, Индия. Ещё раньше на этот путь встали Япония и Южная Корея. Многие другие страны также в разном  соотношении используют плановые и рыночные механизмы. То же самое нужно делать и нам.

 Разумеется, эта модель будет продуктивна лишь при условии дополнения его отечественными разработками, обобщающими наш собственный опыт. Ничего чужого не следует перенимать в неизменном виде, как делали до сих пор. Везде есть своя специфика, оказывающая определяющее воздействие  на ход событий и их результат. Поэтому и в данном случае требуется работа, подобная той, которую в агротехнике принято называть районированием сорта, его приспособлением к иным почвенно-климатическим условиям. Российская почва глубоко отлична от англо-американской , а потому  приспособление посткейнсианства  к нашим условиям также является серьёзной самостоятельной проблемой, заслуживающей самого пристального внимания.

 

Профессор Солтан Дзарасов

Комментарии:

Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий


Комментариев пока нет

Статьи по теме: