Илья Глазунов: «Выше России для меня нет ничего»

«Что бы ни говорили и ни думали о его творчестве некоторые ревнивые собратья по цеху или снобистски эстетствующая часть отечественной критики, никого не могут оставить равнодушными его произведения. Нельзя не поразиться мощи глазуновских творений, их эпическому размаху, лирической пронзительности. Нельзя не восхититься  самой личностью Глазунова — его удивительной целеустремленности, кипучей, неиссякаемой энергии, верности своей стране и своему народу.
И для самого Глазунова святость сыновнего долга перед Россией — не пустые слова. «Я мог остаться в любой стране, меня приглашали коронованные особы, предлагали открывать галереи, стать придворным художником, — рассказывает он сам. — Но для меня работа здесь, для России и для русского народа — единственно возможный вариант жизни и творчества».

(Виктор Линник, «Русский подвижник Илья Глазунов»,
«Слово», 3 сентября 2004 г.)

«В России магию творчества и личности И. Глазунова, его направляющее духовное начало испытали на себе не только миллионы посетителей его выставок, но и многие государственные деятели, известные представители творческой сферы – режиссёры, актёры, писатели, музыканты, как, например, Ф. Бондарчук, В. Распутин, В. Солоухин, В. Ганичев,
В. Овчинников и другие. Даже те, кто уже обладал зачатками национального самосознания, но ещё не обрёл окончательной цельности внутреннего мира и пребывал в душевном томлении. Вот что написал по этому поводу современный классик — писатель В. Распутин:
«Путеводителем многих из нас, национально просветившихся, ещё и десять лет назад был Илья Глазунов. Мне остаётся только сожалеть, что я познакомился с ним и нашёл дорогу в его дом поздно, уже с солидным багажом за плечами. Не сказать, что я был до него совершенно тёмный, кое-что всё-таки  к тому времени и рассмотрел, и написал (а стать писателем – «деревенщиком», не почувствовав своего национального нутра, невозможно). Но всё это не было выстроено как следует и представляло позицию скорее чувственную, психологическую, нежели чётко осмысленную. В первый же мой приезд к Глазунову, как всегда, мечущийся одновременно за множеством дел, Илья Сергеевич нагрузил меня пачкой книг, повторяя, что возвращать не надо. И эти книги, раз за разом затем пополняемые, оказались именно тем, что завершило моё «образование».
Подобных свидетельств можно привести немало. И недаром об Илье Сергеевиче говорили и говорят, что он поднимал Россию с колен, давая соотечественникам пример высокого патриотического служения».
(Валентин Новиков. «Форпост национального духа»,
«Слово», 31 июля 2009 г.)
«Жизнь, творчество и деятельность Ильи Сергеевича Глазунова – это поистине настоящий подвиг. Подвиг непрерывный и ежедневный. В первую очередь, конечно, речь идет о живописи. Глубокое проникновение в человеческую душу, в окружающую природу, в техногенную цивилизацию. Познание одиночества, любви, зла, предательства и одновременно непоколебимое стояние в Истине, в любви к людям, к Богу и Сыну Его, распятому богоотступниками. Именно Сын Божий занимает солнечный центр картины «Вечная Россия». Огромный талант, помноженный на редкостное трудолюбие и стойкую преданность идее, дал результаты, мало с кем сопоставимые в истории мирового искусства. Может быть, с творцами венецианской школы, которую так высоко ценил и чтил Илья Сергеевич.
Зритель, подлинный, достойный зритель, чувствует себя среди его картин, что он дома, что он в своем мире. Потому так любили и любят его живопись, что она чутко отзывается на внутренний голос человека. «Русский север», «Письмо», «Сумерки», «Ленинградская весна», «Господин Великий Новгород», «Русский романс», «Русская земля», «Лестница. Автопортрет», «Ушла», «Жуковка. Весна», «Вид с горы Фавор на Кирилло-Белозерский монастырь», «Новгородская деревня Гребло»… Эти и многие другие произведения, так сказать, лирической струи никого не оставляют равнодушными. Никого, кроме недругов. А у недругов отторжение вызывает всё. Даже такими шедеврами, как «Русская Венера» или «Русская красавица», их не проймёшь. Их ненависть к Глазунову проистекает  из ненависти к России.  Чистое, светлое, благородное, целомудренное, одухотворённое,  романтичное в самом высоком смысле этого слова, т.е. суть русской цивилизации, русского духа, суть, которую извлек и представил Глазунов, естественно, не по нутру хулителям и клеветникам России.
И вот эту верность началам нашей самобытной национальной культуры Глазунов пронёс через все прожитые им десятилетия».
(Владимир Осипов, «Подвиг Глазунова»,
«Слово», 21 мая 2010 г.)
«Глазунов исповедовал мысль, что живопись должна отражать духовное наследие русского человека, русского общества, идеи Православной церкви.
Он приучал к иконе. Делал упор и на художников Возрождения: Тициана, Рафаэля, Веронезе, Тинторетто. Каждый день сидели ученики у него в библиотеке, изучали, копировали классику, читали биографии великих художников. <…> Глазунов приносил в мастерскую интересные дореволюционные издания по истории России, того же труднодоступного А. Нечволодова. Приглашал историков, которые неофициально рассказывали о Российской империи, открывая минувшее заново. Возил студентов в Псково-Печерский монастырь. Он как бы пробуждал в них генетическую память о прошлом России.
И в сознании учеников его утверждалась мысль: живопись не может быть безрелигиозной. Да, все основано на христианстве. И художник, если он настоящий художник, должен быть связан с церковью.
«Русский человек — православный человек». Слова Ф. М. Достоевского глубоко западали в их душу. Может, потому и выбирали они для своего диплома сюжеты на исторические темы. И находили в том поддержку у своего учителя.
Глазунов вернул ушедшую Россию в русскую живопись, и в этом его заслуга».
(Лев Анисов, «Слово о мастере», «Слово», 2 июля 2010 г.)