Грязные «белые пятна»,

Всяк попавший во власть террористов вспомнит инструкцию: не сопротивляйся, исполняй все приказания. Журналисткой Т. Лебединой подмечено, в Ставрополье не стреляют и не взрывают, и она поделилась опытом почему. Просто-напросто вектор культурной линии иной, чем в России: если для нас М.Ю. Лермонтов — велик, то тут, на Кавказе, он мал, не говоря уже о всяких чинах вроде генералиссимуса Суворова или генералах кавказских войн. В Ставрополе театр имени М.Ю. Лермонтова? Вот уж! На сцене персонаж «Героя нашего времени» Печорин преображён в Лермонтова с выдуманными фактами из жизни поэта. Китч — это то, что взбодрит публику: Лермонтов — кровожадный убийца, маньяк, мерзавец из Петербурга.

Статья Л. Лебединой «Конт-рольный выстрел» (газета «Трибуна») отнюдь не о нравах наших дней, а о жизни и смерти великого русского поэта, павшего, как известно, на дуэли в присутствии 4 секундантов. Чего не было — «контрольного выстрела», так можно измыслить и всё-всё окрасить в цвета сверхзадачи замирения терроризма. Фантазии про Лермонтова нарезаются кухонным ножичком как баклажаны. «Лермонтову пришлось воевать, получив в наследство от погибшего Дорохова сто казаков, с которыми он появлялся в неожиданных местах и, конечно же, убивал». «Вогнанный в грудь противника кинжал вынимал только на счёт три». За что получил прозвище Поручик Смерть и Демон.
Известно, в 1840 г. Лермонтов напросился к знакомым офицерам в чеченский рейд, самовольно выбыв из Тенгинского полка, к которому был приписан. Для новых товарищей он пытался сгладить своё положение ссыльного усердной службой: в бою с горцами при речке Валерик поэт отличился. Надо было пешей цепью переходить речку, на высоком берегу штурмовать завалы из деревьев, где засели горцы. Лермонтов никем не командовал, был в общей цепи. «С первыми рядами храбрейших солдат он ворвался в неприятельские завалы», — писал в представлении к награде командир отряда. Нам важно другое: пусть кто-то попробует исполнить фантазию «с вогнанным кинжалом и счётом три». Тот умелец сам за 3 секунды будет заколот и 5 раз застрелен; ружьё со штыком — единственное средство для такого боя, и поэт как офицер не мог иметь его, равно как при Ахшпатой-Гойта, где была штыковая атака, а «летучей сотней казаков» поэт командовал лишь при переправе через Аргун и за Шалинским лесом. Значит, в этих эпизодах он мог сражаться на коне, если горцы нападали. Как он мог в рукопашном бою наслаждаться кинжальной резнёй невинных горцев? Роста ниже среднего, последние годы прихрамывал (упавший конь придавил правую ногу), при Валерике мог идти под шквальный огонь из завалов с пистолетом и полусаблей, а не с кинжалом, атрибутом этнического костюма горцев и терских казаков. В «Описи имения» вещей, оставшихся после гибели поэта за № 83, указаны: полусабля с серебряным темляком, пистолет черкесский в серебряной отделке с золотою насечкою в чехле азиатском; за № 87 — кинжал с ножиком с белою ручкою… за № 88 — шашка в серебряной с подчернию оправе с портупеею, на коей 12 пуговиц серебряных с подчернию». Оружие нарочито кавказского изготовления, дабы драться с противником на равных. Что значит полусабля? Под силу и рост воина? Для пешего строя?
«Русское офицерство не считало войну захватнической, скорее наоборот», по мнению автора статьи. Наоборот — значит освободительной. От кого? Пересмотр истории специально для подмалёвки «белых пятен» в жизни Лермонтова. Русские офицеры — слуги православного Отечества, которое спасло грузин и армян от турецкого и персидского ига. Чечня и другие мусульманские народности находились под протекторатом Турции, вытесняемой из региона 150 лет до Лермонтова. Газета «Трибуна» полагает, что поэт мог бы перейти в мусульманство, став турецкоподданным? Перебежчик, должно быть, находит Л. Лебедина, норма поведения для русского солдата. Это важно также по причине иной: «Прежнее казачество уже не рассматривается как оплот защиты русскоязычного населения». Как раз и рассматривается, ежели казачьи подразделения указом Президента России призваны обеспечивать гражданский мир.
«Лермонтов был не только пиитом, — пишет автор, — но бретёрствующим офицером, для которого жизнь — копейка». Для Лермонтова дуэль с Мартыновым — вторая в жизни. С какой стати газета сочла его бретёром, забиякой и дуэлянтом? Вообще же, бумага стерпит всё: «Франция не объявила России войну», — на полном серьёзе утверждается Л. Лебединой, вспомнив дуэль с сыном французского посланника де Барантом. Француз вызвал поэта. Лермонтов же скрывал причину конфликта — нелестный отзыв о княгине М. Щербатовой, тогдашней музе поэта, но вызов принял. Сам Лермонтов так обрисовал поединок: «Мы должны были стрелять вместе, но я немного опоздал. Он дал промах, я выстрелил уже в сторону. После сего он подал мне руку, и мы разошлись». Какое тут бретёрство, искание смерти? Сам поэт ни разу не вызывал на дуэль, в отличие, скажем, от Пушкина. Какой он бретёр?! Пушкин — тоже не бретёр, он всего лишь занимался саморекламой, как в случае с Толстым-Американцем, на которого написал язвительную эпиграмму, хоть застрелись.
«До сих пор не установлено, стрелял Мартынов в Лермонтова или нет»; коль не установлено, то с какой стати вывод: «значит, был еще контрольный выстрел неизвестного снайпера»? «В том же музее мне рассказывали, что брошенное тело Лермонтова пролежало без присмотра целые сутки, а потом было подобрано молодым горцем…» Суждения, не основанные ни на чём. Никогда, нигде, ни один исследователь или работник музеев Лермонтова не мог утверждать то, что измыслено в газете «Трибуна». Есть следственное и военно-судное дела, опубликованы воспоминания секунданта князя А. Васильчикова, так же доступные, есть, наконец, «Опись имения, оставшегося после убитого на дуэли Тенгинского пехотного полка поручика Лермонтова». Это вещественные свидетельства о личности поэта. Первые 5 позиций «имения»: 1. Образ маленький Св. Аристратига Михаила в серебряной вызолоченной ризе. 2. Образ небольшой Св. Иоанна Воина в серебряной вызолоченной ризе. 3. Таковой же побольше Св. Николая Чудотворца в серебряной с вызолоченным венцом. 4. Образ маленький. 5. Крест маленький серебряный вызолоченный с мощами.
Лермонтов не был бретёром. Человек глубоко религиозный, он ценил жизнь как дар Божий, а в последнем стихотворении «Пророк» перед дуэлью писал:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!
Дуэль Лермонтова с Мартыновым случилась 15 июля 1841 г. около 19 часов местного времени, а не 15 мая, как в статье «Контрольный выстрел». С 16 июля пошли рапорты жандармского подполковника Кушинникова, пятигорского коменданта полковника Ильяшенкова, начальника штаба войск Кавказской линии и Черномории полковника Траскина, свидетельство № 35 об осмотре тела ординатором Пятигорского госпиталя Барклай-де-Толли, — все этапы следственных следствий, документация всех уровней властной пирамиды до самого императора.
Есть в официальных свидетельствах свои приметы и казённого благонравия, и властная интрига поквитаться. Одного нет в них — циничной лжи в адрес убитого, что могло вызвать в офицерском корпусе негодование. Итак, стрелял ли Мартынов в Лермонтова? Л. Лебедина не знает, высокопарно заявляя «до сих пор не установлено». Потребуйте и за деньги установят всё, что закажете! Зачем делать вид, что дуэль случилась без секундантов, а если при них, то всё равно был «контрольный выстрел», тем самым возводя на свидетелей свои «белые пятна», дескать, друзья с презрением относились к поэту-изгнаннику и разбежались после дуэли. И только утром благонравный молодой горец, рыскавший близ города и желавший подстрелить случайного офицеришку, наткнулся в лесу на тело поэта.
Секунданты Лермонтова: молодой князь А. Васильчиков, в Пятигорске с комиссией по реформе управления краем, сын председателя Государственного совета, 2 лица в государстве, двоюродный дядя Столыпин (Монго), 23 года, в отставке, корнет лейб-гвардии конного полка Глебов и кавалергард князь Трубецкой — товарищи Лермонтова, выступившие в роли секундантов Мартынова.
Сразу же оговоримся: крепостной Мартынова — Илья Козлов и кучер Лермонтова — Иван Вертюков на следствии показали: «Действительно, было мною привезено со степи в расстоянии от города в 4-х верстах тело убитого поручика Лермонтова с помощью кучера Ивана в 10 или в 11-м часу ночи по приказанию приехавшего от толь корнета Глебова». (Кучер Иван Вертюков, 23 года, неграмотен — крепостной Лермонтова.)    
Ординатор Пятигорского госпиталя Барклай-де-Толли освидетельствовал тело убитого Лермонтова в присутствии установленных чинов: «Пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящом пробила правое и левое лёгкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны и при выходе прорезала мягкие части левого плеча…» Такова траектория пули. И ни слова «про сердце», поражённое метким стрелком, как у Л. Лебединой.
Поэт стоял к противнику правым боком с поднятым вверх пистолетом, прикрывая локтем грудь. Стоял на некоем возвышении относительно противника. Значит, Мартынов невольно должен был целиться ниже локтя, в живот. Стрелять можно было между счётом 2 и 3, но никто не изъявил желания выстрелить. Секундант Глебов произнёс «три». Дуэль окончена. Мартынов показал следствию: «Я первый вышел на барьер: ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок». Дуэльный кодекс был нарушен Столыпиным (Монго). Он выскочил вперёд с криком: «Стреляйте же, или я разведу вас!» Вот предмет для «белых пятен»: чью интригу разыграл Столыпин, нарушив все и всяческие дуэльные каноны? Многие признаки, как-то: отсылка Лермонтова в Железноводск за три дня до дуэли, исключение Столыпина и Трубецкого из свидетелей дуэли как недавно прощённых по другому делу, ускорение процедур следствия и суда и участие в них жандарма Кушинникова указывают на умысел Николая I …
Газета «Трибуна» отвергает простые аксиомы: «Будто бы Лермонтов был борцом с самодержавием, погубившим великого поэта, вряд ли поверят, что это правда». Увы, это правда.
Она и в стихах, и в поведении поэта, держащегося упрямого вектора нарушений по службе. Последние в 1841 г.: не уехал из отпуска по предписанию, оставшись на 2 месяца сверх в Петербурге, помещён на гауптвахту, выслан в крепость Темир-Хан-Шура в Дагестане, в Москве задержался на месяц, встречаясь с издателями и публицистом Ю. Самариным, который вспоминал: «Он уехал очень грустный». Он вёл переговоры об издании своего журнала. В Пятигорске подал рапорт об отпуске для лечения, бабушке написал о намерении выйти в отставку («что ещё тут ждать?»). Это в то самое время, когда Николай I вслед поэту послал предписание: «Велеть, чтоб непременно быть налицо во фронте и отнюдь не сметь под каким бы то ни было предлогом удалять от фронтовой службы при своём полку». Иначе говоря: заниматься муштрой и никакой возможности отличиться в глазах общественного мнения. Это — ссылка и надзор. Что ещё тут ждать? Год назад представлен к награждению «Золотой саблей с надписью «За храбрость», все инстанции поддержали, кроме царя. Мелочность приняла вид мнительный и мстительный.
Л. Лебедина пишет: «Дуэль с бывшим однокурсником — всего лишь экстравагантная «прогулка» для бретёра». На самом деле чего хотел Лермонтов от Мартынова? Он разве не понимал, что, в отличие от него, Мартынов преуспел по службе: в чине майора вышел в отставку, с орденом, всегда во фронте, 27 благодарностей, хороший служака? Известны слова Лермонтова: «Я хотел испытать его…», т.е. не погубила ли солдатчина человеческое сердце Мартынова? В противостоянии с царём поэту казалось это важным. Подполковник Кушинников не был уверен, что дуэль состоится — он должен был проработать свой сценарий, избрав для участия в нём Столыпина (Монго). Жандармская интрига настигла Лермонтова, ускользающего от государева ока, недаром ранее о романе «Герой нашего времени» Николай I отозвался: «Это жалкое дарование, оно указывает на извращённый ум автора». Так что, не «экстравагантная прогулка» дуэль двух бывших однокашников, а предмет безопасности империи.
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, им преданный народ.
Быть может, за стеной Кавказа
Сокроюсь от твоих пашей,
От их всевидящего глаза,
От их всеслышащих ушей.
Не сокрылся, не успел. Меры императора по наказанию, прощению, более жёстким видам наказания и сама развязка с дуэлью, словно повтор сценария, исполненного им 14 декабря 1825 г. при разгоне непослушных полков на Сенатской площади. Всё буквально так — психологически и властно до мелких подробностей.
На следствии и после, даже 30 лет спустя, князь А. Васильчиков писал, будто предвидя надругательства над великим поэтом: «Я поскакал верхом в Пятигорск, заезжал к двум господам медикам… Когда я возвратился, Лермонтов, уже мёртвый, лежал на том же месте, где упал; около него Столыпин, Глебов и Трубецкой. Мартынов уехал прямо к коменданту… Столыпин и Глебов уехали в Пятигорск, чтобы распорядиться перевозкой тела, а меня с Трубецким оставили при убитом… И мы проводили его все вместе до общей нашей квартиры». И всё. Никаких ни горцев наутро, ни «контрольных выстрелов», заразивших Россию полтораста лет спустя, ни механизма лжи и дезинформации с целью психологической обработки русских (самый лучший из вас — мерзавец!), как было в период Чеченской войны 1995—1996 гг.
Пятигорская газета напечатала сообщение о погребении Лермонтова: «Офицеры несли прах любимого ими товарища до могилы, а слёзы множества сопровождавших выразили потерю общую, незаменимую». Была сделана запись в кладбищенской книге, была панихида.
Государь наказал Мартынова, не согласившись с подчинёнными, без крутых мер: убийце поэта назначил 3 месяца гауптвахты и церковное покаяние, а ведь даже командующий корпусом на Кавказе просил лишить всех чинов и званий и сослать в рядовые… Десять лет Мартынов прожил в Киеве под надзором властей, у духовного отца проходил возложенную на него эпитимию. Позднее, живя в Москве, в день дуэли он ежегодно отправлялся в подмосковный монастырь и служил там панихиду «по убиенному рабу божьему Михаилу». Позже Мартынов стал мистиком и занимался вызыванием духов, оправдывая кличку Статуя командора. Князь А. Васильчиков — его антипод — словно следил за ним всю жизнь, отвечая на всякую реплику о дуэли, долетавшую в Петербург из Москвы. Он написал воспоминания, и всякий образованный человек в России знаком с ними. Слава Лермонтова росла, Мартынов был для людей как прокажённый — у него не было защитников ни дома, ни на Кавказе, поскольку ещё не сложились общественно-политические кланы для выдавливания России из региона. Главный виновник трагедии — А. Столыпин (Монго) в прямом смысле немедленно уехал за границу и в Россию больше не возвращался, прожив недолго.