Дорогой подвига

19—24 февраля, в дни памяти гибели героев-молодогвардейцев, проходила IV Литературная экспедиция «Донбасс – земля героев!» по маршруту Изварино — Краснодон — Свердловк — Ровеньки — Стаханов — Луганск — Донецк — Дебальцево.
Славянская литературно-историческая встреча писателей Украины и России, организованная Союзом писателей России и Всемирным русским народным собором, посвящённая 75-летию начала Великой Отечественной войны, собирала разбитое сердце единокровного народа. По задачам она мало чем отличалась от прежних. Встречи писателей с жителями Донбасса — оказание весьма скромной по нашим возможностям гуманитарной поддержки. Но главное, конечно, это научиться самим тому жертвенному служению, чем теплится жизнь современного Донбасса.

*  *  *
В Краснодон мы въезжали поздно вечером. В отличие от зимы 2015 года было тихо, улицы освещались. Медленно падал снег. Землю слегка запорошило, но в атмосфере уже чувствовался запах весны. По дороге у поворота к шурфу шахты № 5 – месту казни молодогвардейцев — меня начинает знобить, как и в прошлом году. Невольно оглядываюсь на дом, из которого старуха семидесяти с лишним лет, уроженка Краснодона, летом 2014 года подрабатывала наводчицей у карателей, что стреляли из «градов» и танков по мирным жителям этой священной земли… Так же невольно вспоминаю, как сытые, холёные историки России и Украины продолжают писать ложь во спасение «правды» подвига молодогвардейцев, раскидывая пасьянс из «архивных документов», якобы восстанавливая «справедливость», уточняя, что-де власть неправильно их наградила, неверно назначила кого-то в герои…
Никто из этих «докторов-историков» никогда не страдал, никогда не голодал. Они не рисковали, не жертвовали собою даже ради ближних своих. Они всегда видят бревно в чужом глазу… Они умело приспосабливаются, вовремя вступают в партию и своевременно из неё выходят… Они не отдадут нищему в переходе последний грошик, но эти персонажи всегда знают наверняка, как себя вёл тот либо иной герой или подвижник, кто пожертвовал своей жизнью во имя ближнего, во имя Родины…
Так и с героями-молодогвардейцами, чей подвиг наукообразные жуиры превратили в расхожий товар, выгодно продавая в соответствии с требованиями заказчика, жестоко и грубо обманывая обывателя-ротозея, что сидит за компьютером или за даровой книгой и глубокомысленно соглашается с мнением «автора» в том, что и подвига не было, да и герои – обычная дворовая шпана…
По версии некоторых наших учёных и критиков, вопреки исторической правде и здравому смыслу, роман А.А. Фадеева «Молодая гвардия» дал ложное представление о «правде». А надо было бы молодогвардейцам, по логике историков из институтов РАН, сидеть сложа руки, как овца на заклание, или отправится к фашистам в добровольное рабство Третьего рейха… Но уж коли не пошли молодогвардейцы а, видно, от жиру бесились, красные флаги по ночам над городом поднимали, поджигали биржу труда, ломали хорошую немецкую технику и т.д., – то должны были всё равно действовать по инструкции, которую им напишут спустя 30—70 лет историки: назваться правильно, кому комиссаром, кому комсомольцем, изложить верно, как они будут помирать…И только тогда обыватель сытых городов и весей может принимать их подвиг без сомнения…
Фадеев, прошедший свои военные пути-дороги таким же юным, как и молодогвардейцы, который мог не раз погибнуть, конечно, не мог правильно почувствовать горе войны в отличие от диванных историков-стратегов…
Александр Александрович Фадеев тоже от жиру мотался по фронтам, отражая в статьях и очерках героизм советских солдат, бросив натопленную квартирку в мирной Москве… Это он, бессердечный, примчался в только что освобождённый Краснодон и лишь 15 сентября 1943 года в «Правде» опубликовал очерк «Бессмертие», где по сути конспективно изложил будущий роман «Молодая гвардия», но над которым работал до 1946 года и много лет после. Что историки-критики, кстати, тоже поставят ему в вину…
Нет, совсем по-иному себя ощущает человек, оказавшийся в Изварино, Краснодоне, Свердловке, Ровеньках, Стаханове, Луганске, Донецке, Дебальцево в 2014, 2015, 2016 годах, когда Донбасс, истерзанный ракетными и танковыми ударами, авиационными налётами, лишённый света, воды и тепла своими же вчерашними соотечественниками, едва-едва поддерживал жизнь, когда раненые мирные жители без лекарств умирали от ран...
И особенно по-другому чувствуешь себя на этом повороте к шурфу шахты № 5, когда сердце от боли полыхает, а всё тело бьёт озноб. Ты как бы видишь всех молодогвардейцев, кого достают из шурфа:
«Лидию Андросову пособники арестовали 12 января. Лидия еще в школе подружилась с Николаем Сумским. Дружба переросла в любовь. Пять дней пробыла девушка в полиции. Тело Андросовой извлекли из шурфа… без глаза, уха, руки, с верёвкой на шее.
Николая Сумского взяли 4 января на шахте, через десять дней отправили в Краснодон, казнили 16 января (по другим источникам – 18 января), через четыре дня после Лидии Андросовой.
Александру Бондарёву, сестру Василия Бондарёва, полицейские арестовали 11 января. Пытки начались в первый же день. Брат и сестра содержались в разных камерах. 15 января Василия Бондарёва повели на казнь. Проститься с сестрой ему не разрешили. Его живого сбросили в ствол шахты № 5. Вечером 16 января на казнь повели и Александру (со слов матери Прасковьи Титовны – 17 января). Один из полицейских ударил Александру винтовкой по голове. Девушка как подкошенная упала на снег. Голова повисла.
Семнадцатилетнюю Нину Герасимову (казнь 11 января) опознали с трудом: «переломлена левая рука; тело всё, и особенно грудь, черны от побоев, правая сторона изуродована» (РГАСПИ Фонд М-1, опись 53, ед. хр. 329.) Бориса Главана извлекли из шахты связанным с Евгением Шепелевым колючей проволокой. Их связали лицом к лицу, причём лицо у молодого человека было изуродовано, кисти рук отрублены, живот вспорот. У Евгения Шепелёва голова была разбита, отрублены кисти. Михаил Григорьев пытался бежать. Был ранен и живым сброшен в ствол шахты. Казнь состоялась 31 января.
Василия Гукова, казнённого 15 января, мама опознала по шраму на груди. Семнадцатилетнего Леонида Дадышева истязали десять дней. Его нещадно секли плетьми, отрубили кисть на правой руке. Расстрелян и сброшен в шурф 15 января. Майя Пегливанова была обезображена – отрезаны груди, переломаны ноги. Подруга Майи Пегливановой молодая учительница Александра Дубровина отказалась покидать город: «Там, где Майя, там буду и я». 16 января, перед тем как сбросить в шурф, Александре Дубровиной отрезали грудь, несколько раз ударили ножом, ещё живую потащили к стволу, возле ствола прикладами разбили голову.
Подруг – Антонину Дьяченко и Евгению Кийкову – похоронили в одном гробу. Антонину арестовали 12 января, Евгению – 13 января. В одной из записок матери Евгения писала: «Дорогая мамочка, обо мне не беспокойся – у меня всё хорошо. Поцелуй за меня дедушку, жалей себя.
Твоя дочь – Женя». По словам учительницы Антонины Дьяченко, участвовавшей в похоронах молодогвардейцев, узнать подруг было невозможно. Антонину Елисеенко арестовали 13 января в два часа ночи. Полицейские ворвались в комнату, где спала Антонина, и приказали одеваться. Девушка отказалась одеваться при мужчинах. Полицейские вынуждены были выйти. Казнили 18 января. Тело Антонины было обезображено.
Владимира Жданова арестовали одним из первых, 3 января. 14 января он сумел передать родным записку: «Здравствуйте, дорогие… Я пока жив. Судьба моя неизвестна. За остальных я ничего не знаю. Я сижу ото всех отдельно в одиночной камере. Прощайте… Крепко целую». 16 января Владимира вместе с другими молодогвардейцами вывезли к шурфу. Площадь была оцеплена полицией. К месту казни подводили по несколько человек и расстреливали. В последний момент Жданов оказал сопротивление, попытавшись столкнуть в шахтный колодец начальника полиции Соликовского, но был застрелен. «Володя Жданов, 17 лет, извлечен с рваной раной в левой височной области, пальцы переломлены и искривлены, под ногтями кровоподтеки, на спине вырезаны две полосы шириной три сантиметра длиной двадцать пять сантиметров, выколоты глаза и отрезаны уши» (Музей «Молодая гвардия», ф. 1, д. 36). Одним из первых был арестован и Николай Жуков. Из полиции он передал матери записку, в которой просил не беспокоиться. 16 января 1943 года был расстрелян и сброшен в шурф шахты № 5: «Николай Жуков, 20 лет, извлечён без ушей, языка, зубов, отрублена рука и ступня ноги» (Музей «Молодая гвардия», ф. 1, д. 73). Владимир Загоруйко арестован 28 января. В аресте участвовал начальник полиции Соликовский. Начальник полиции сидел в телеге, Владимир Загоруйко шёл по сугробам связанный, босой, в одном белье. Полицейские подталкивали его прикладами автоматов. Владимиру вывернули руки, вырвали волосы. Живого сбросили в шурф…
Я стою у шурфа и невольно слышу крик и стенания не только жертв, но и их матерей, слышу плач степного ветра…
*  *  *
Сама память вела нас дорогами подвига молодогвардейцев. Мы приближались к Гремучему лесу, где навстречу нам торжественно сияли купола храма Георгия Победоносца, воздвигнутого в память расстрелянных на этом месте людей, криница святого источника, купальня для жаждущих исцеления немощных….
И последняя земная дорога, по которой прошли перед расстрелом в феврале 1943 года члены штаба краснодонской подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия» Олег Кошевой, Любовь Шевцова и их боевые товарищи-молодогвардейцы Виктор Субботин, Дмитрий Огурцов, Семён Остапенко.
Их «последнюю дорогу» показал в диораме С.Ф. Пирогов, изобразив место казни патриотов в Гремучем лесу. Неподвижны белые деревья, ни души на поляне. Снегом замело тела расстрелянных. Только чёрные пятна крови да синее девичье пальтецо на снегу говорят о злодеянии, которое здесь совершилось.
... В Гремучем лесу шли массовые расправы над советскими людьми. Целыми партиями пригоняли сюда заключённых из города Ровеньки и его окрестностей, ставили у заранее вырытых ям. Только зимний лес слышал прощальные слова казнённых.
Неподалёку от старой криницы, на поляне возвышается обелиск из чёрного лабрадорита. На нём высечены слова чешского писателя-коммуниста Ю. Фучика: «И мёртвые мы будем жить в частице вашего великого счастья, ведь мы вложили в него нашу жизнь».
В нескольких сотнях метров на юго-восток от места расстрела Гремучий лес переходит в балку. По ту сторону её за деревьями виднеется серое двухэтажное здание городской больницы. В период фашистской оккупации здесь размещалась окружная жандармерия, а в подвалах – тюрьма гестапо. Теперь в бывших тюремных камерах разместился мемориальный музей. Он рассказывает о трагедии Гремучего леса, о подвигах ровеньковских патриотов, о беспримерном мужестве юных героев «Молодой гвардии».
После войны подвалы больницы долгое время оставались заброшенными. Но однажды связисты, ремонтируя телефонный кабель, обнаружили в подвале немецкий полевой телефон. Отнесли его председателю совета Ровеньковского историко-краеведческого музея Павлу Федоровичу Донцову. Находка связистов натолкнула на мысль осмотреть подвалы. И оказалось, что мрачные своды фашистской темницы могут поведать о многом: в надписях, сохранившихся на стенах, оживали мысли и чувства тех, кто томился здесь перед расстрелом. По инициативе горкома партии решено было восстановить тюремные камеры, открыв в них экспозицию, посвящённую погибшим в Ровеньках молодогвардейцам и коммунистам-подпольщикам. В 1967 году в городе открылся мемориальный музей «Памяти погибших»…
Бывшие партизанки М. Попова, С. Заболотская и А. Пикалова, встретившиеся с Л. Шевцовой в ровеньковской полиции, вспоминали:
«Трудно забыть её лицо, светлые локоны... Она говорила, что ей не избежать смерти: «Вчера меня опять допрашивали... Допрашивали упорно, а Орлов жестоко избивал (Орлов – начальник полиции. – Авт.). Я думала, что уже пришёл конец, однако отпустили. Наверное, ещё будут мучить. Они требуют от меня показаний».
Из полиции Л. Шевцову перевели в гестапо. «Потом мы видели, как Любу вели на расстрел. Она шла впереди. Руки были заложены сзади, а вид совсем спокойный, как будто не на смерть шла».
«…После пыток расстрелян в Гремучем лесу», – этой строкой завершается биография 18-летнего Виктора Субботина. Красивый темноволосый кареглазый юноша, он отличался веселым, жизнерадостным характером. Пел, играл на баяне и гитаре, хорошо танцевал, увлекался рисованием я любил стихи. Учился Виктор в Краснодонской школе № 1 имени Горького, а перед войной поступил в Ростовский электромеханический техникум. Он упорно занимался спортом, мечтал стать лётчиком и сам мастерил небольшие модели самолётов. «Но все мечты были прерваны начавшейся войной, – пишет в своих воспоминаниях мать В. Субботина. – Виктор рвался на фронт, но по возрасту не прошёл... У нас в доме я видела И. Туркенича, О. Кошевого, Д. Огурцова... Я чувствовала, что сын занят каким-то важным делом. Придет поздно вечером такой радостный, глаза сияют. О том, где он бывает и что делает, Виктор мне не говорил. Я знала, что в городе существует подпольная организация, и догадывалась, что Витя является её членом. Арестовали его в конце января 1943 года прямо на улице...»
О Дмитрии Огурцове почти не осталось живых свидетельств: все, хорошо знавшие его, погибли. С фотографии смотрит открытое, мужественное лицо юноши, одетого в матросскую форму. Дмитрий вступил в «Молодую гвардию» уже закалённым борцом. Он был старше многих молодогвардейцев: когда началась война, ему шёл девятнадцатый год. Осенью 1941 года Д. Огурцов был призван в армию, окончил школу военно-морских радистов, участвовал в боях. Попав в окружение под Новороссийском, бежал из плена. Добравшись до Краснодона, Дмитрий отыскал школьных товарищей и включился в подпольную борьбу.
А этот мальчик-подросток в надвинутой на лоб тюбетейке – молодогвардеец Семен Остапенко. Весной 1942 года Сене исполнилось пятнадцать. Но несмотря на юный возраст, Семен Остапенко участвовал во многих боевых операциях «Молодой гвардии», выполнял ответственные поручения штаба. В воспоминаниях краснодонцев-подпольщиков часто встречается его имя.
*  *  *
…В глубине двора Ровеньковской больницы пешеходная дорожка обсажена с обеих сторон молодыми ёлочками. Под каждой из них табличка с надписью: «Дерево Любы Шевцовой», «Дерево Олега Кошевого...»
В подвале тяжёлая, обитая железом дверь в одиночную камеру. Над нею доска с надписью на немецком языке: «Оставь надежду всяк сюда входящий».
Тот, кто попадал в этот каменный мешок, назад не возвращался. Отсюда была только одна дорога – на казнь.
Тёмная, сырая, холодная камера. Под потолком замазанные сажей окна… На стенах выцарапаны последние строки, обращённые к живым: «Умираю за Родину, но как чертовски хочется жить», «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях», «Живые, отомстите за нас», «Кровь за кровь, смерть за смерть», «Мама, я сейчас тебя вспомнила. Твоя Люба. Прошу простить меня. Взяли навеки. Шевцова».
В своих воспоминаниях старый коммунист Иван Тимофеевич Чувило, находившийся в одной камере с 16-летним уже седым Олегом Кошевым, рассказывал: «Во время пыток Олега сильно избивали. Однажды, когда пытки были особенно сильные, я услышал, как он закричал: «Гады, убийцы!» Ужасным пыткам подвергали и Любу Шевцову. Я слышал её мужественные слова, брошенные в лицо палачам: «Убийцы! Вам не уйти от ответа!»
В камере можно увидеть личные вещи молодогвардейцев – брюки и рубаху Олега Кошевого, рубаху Виктора Субботина, старенький, дырявый платок, которым прикрывала окровавленное тело Люба Шевцова…
На рассвете 9 февраля 1943 года фашисты привели пятерых молодогвардейцев в Гремучий лес. Поддерживая друг друга, они гордо стояли перед лицом смерти...
Такими запечатлел их в своей скульптуре «Бессмертие» ровеньковский скульптор С.Ф. Пирогов. Сколько стойкости, силы и вместе с тем ненависти к врагам в глазах героев! Всего шесть дней не дожили ребята до освобождения города – 17 февраля в Ровеньки вступили советские войска.
20 марта 1943 года ровенчане провожали в последнюю земную дорогу молодогвардейцев, партизан и подпольщиков... В центре города, у Дворца культуры имени Горького стояло в ряд 92 гроба и пять гробов с телами молодогвардейцев...
*  *  *
Понятно, что все сказанное для докторов-историков не важно. Им нужны особые доказательства, но жителям сегодняшнего Донбасса доказательства подвига молодогвардейцев не требуются, хотя бы уже потому, что в войне 2014 года они дали не меньше образцов жертвенности. Ребята, вставшие на защиту своего дома, умирая, не думали о званиях, должностях и посмертных гешефтах, а спасали ближнего ценою своей жизни.
Поезжайте, дорогие сограждане, посмотрите на Дебальцево, где нет практически ни одного непростреленного дома; где в храме Александра Невского расстреляны из пулеметов иконы, купола (окно уже застеклили. – Авт.)…; где в домах жителей вместо стёкол плёнка, где нет газа и нечем согреться зимой, но они не оставили свой город, а кто с детьми и уехал от обстрелов, то вернулся и посильно участвует в восстановлении города… Они, жители Дебальцево, говорят, что готовы всё перетерпеть, лишь бы не вернулась война. Женщина в храме, когда мы передавали журналы и книги для школы, показывала рукой на иконы: «Мы-то ладно, а Александра Невского за что?» – и плакала.
Не тревожьте, дорогие докто-
ра-историки, покой героев-молодогвардейцев, не пытайтесь их сталкивать бытовой мелочностью в посмертной славе, ибо они потому и выстояли, что не искали её, а самоотверженно жертвовали собою для жизни других.

 

Сергей КОТЬКАЛО

На снимках: Донбасс сегодня.
Фото Сергея Бережного.