Бронзовая биография золотого человека

  Весной этого года страна и мир отметят 65-летие Победы над фашизмом. Народный художник России, известный московский скульптор Владимир Суровцев вот уже какой год принимает участие в торжествах, проводимых на немецкой земле, где произошла встреча на Эльбе союзных армий двух великих держав – СССР и США. Его присутствие на празднестве закономерно: он автор монумента-мемориала, посвящённого этому историческому событию.

  Задуман был памятник просто и естественно. Солдаты – советский и американский – сидят рядом. По-житейски обыденно, словно не осознавая ещё значимости вдруг наступившей минуты тишины. Было отлито в бронзе две копии, одну из которых Владимир Александрович вручил в Техасе президенту Джорджу Бушу на балконе его штаб-квартиры в Хьюстоне, а вторую – Борису Ельцину в Кремле.
  С такой, пожалуй, наиболее этапной страницы творческой судьбы и начнём беседу с этим поразительно скромным тружеником Искусства ваяния, мастером монументальной скульптуры в его просторном ателье в центре нашей столицы.
 
  — Владимир, как возникла идея мемориала именно у вас? Понятно, вы всегда тяготели к исторической и военно-патриотической тематике, за что, кстати, недавно получили премию Правительства Российской Федерации. Вместе с писателями Валентином Распутиным, Альбертом Лихановым, поэтом Владимиром Фирсовым, художником-модельером Вячеславом Зайцевым, кинорежиссёром Аллой Суриковой, директором библиотеки-фонда «Русское зарубежье» Виктором Москвиным. Большая честь оказаться в таком авторитетном списке людей талантливых, одарённых, столько сделавших для российской культуры.
  И всё же, почему Эльба, встреча солдат-союзников на берегу немецкой реки? Ведь лично вы этого физически пережить не могли, так как появились на свет спустя 6 лет, когда отгремели последние выстрелы Второй мировой. Для вас Эльба – хроника истории. Понятно, близкая любому нашему соотечественнику: из биографии страны и каждого из нас не вычеркнуть и минуты, хорошо или плохо прожитой.
  — Военно-патриотическая тематика близка мне. Конкретность же вашего вопроса связана с очередной годовщиной самого священного для всех нас праздника Победы. А вот «эльбинский замысел» возник у меня благодаря отцу. В начале 40-х годов теперь уже прошлого века он работал на закрытом авиационном предприятии и однажды опоздал на свою смену из-за трамвая на 5 минут. Бригадир остановил его на проходной и строго промолвил: «Либо потопаешь сейчас в Сибирь, либо загремишь на фронт. Выбирай!».
  Отец развернулся и положил свой паспорт на стол в ближайшем военкомате, хотя имел бронь классного специалиста. Уйдя добровольцем, прошагал всю Великую Отечественную без единой царапины. Единственная пуля, настигшая его, пролетела между пальцами правой руки, даже не оставив ожога.
  Правда, после взрыва артиллерийского снаряда его засыпало землёй, и шедшие рядом с ним в атаку ребята решили: жизнь моего отца оборвалась! Да и как найдёшь человека под таким завалом чернозёма! Спасла его антенна новой рации, только поступившей на вооружение наших войск. Её острый конец в несколько сантиметров торчал из-под земляной горы. По антенне и определили местоположение заживо погребённого.
  — Отправили в госпиталь?
  — С диагнозом «контузия» отреставрировали и снова поставили в строй, чтобы он на своих плечах с сотнями тысяч советских воинов принёс нам радость Великой Победы.
  — А как сложилась его дальнейшая жизнь после возвращения с фронта?
  — Снова встал в строй, теперь уже невоенный. По восстановлению страны из дикой разрухи после гитлеровского нашествия. Когда я повзрослел и определился со своей будущей профессией, он как-то предложил: а не увековечить ли мне одно из наипамятнейших событий завершения войны – солдатскую встречу русских и американцев на Эльбе, что было частью непосредственно его армейской биографии.
  — Значит, ваш папа — истинный соавтор теперь уже состоявшегося мемориала?
  — Получается, что так.
  — Памятное место «Встречи» сразу было задумано как памятник?
  — Я представил себе этот факт завершения войны безпафосно: двое молодых людей, представителей двух великих народов, присели наконец, чтобы вместе облегчённо вздохнуть и расслабиться – фашизм повергнут! Теперь, под мирным небом Европы, можно спокойно предаться мечтам о возвращении к любимой, к родному очагу.
  — Когда же идея обрела реальное пластическое решение? Как скоро она материализовалась?
  — Я дважды тиражировал в материале модель памятника относительно небольшого размера и от имени Общества ветеранов нашей страны вручил их президентам России и Соединённых Штатов.
  — А как отнеслась немецкая сторона к вашим замыслам?
  — Выражаясь высоким слогом, с большим пиететом. К идее монумента, но не к двухфигурному его решению, которое логично и понятно нам, современникам этих событий. «А как через годы на подобную композицию посмотрит молодёжь? – рассуждала общественность Германии. — Что за два незнакомца сидят у реки и гутарят между собой?»
  — Литературную подсказку-расшифровку под скульптуру не подложишь.
  — Мы с архитектором Зобковым согласились с бургомистром города и общественным советом и пошли по пути более сложного, философического объяснения этого события, всё же далекого от бытового решения.
  — Самолюбие не взыграло от замечания «со стороны»?
  — Самолюбие должно быть дозировано. Рад, что не лишён умения слышать мнение других. К сожалению, немногим это дано. Несовпадение точек зрения острее заставляет увидеть себя иными глазами, укрепиться в своем мнении или, наоборот, критически отнестись к себе.
  Было не просто найти композицию, удовлетворившую бы три стороны участников проекта – СССР, США и ФРГ. Я предложил такую трактовку: валькирии, крылатые девы-воительницы, знакомые нам по скандинавскому эпосу, уносят души самых отважных воинов. Лучшие из лучших погибают – вот в чём трагедия войны.
  — И «поставка» валькириями душ погибших богу Одину оборвалась именно точкой, поставленной Днём Эльбы, что знаменовало завершение боев в Европе…
  — Тысячи гостей из Америки, Германии и других стран приезжают сюда 25 апреля, в старинные города Саксонии: Штрелу и Торгау. У подножия моего комплекса «летящих девушек» проходят митинги, концерты военных оркестров, встречи ветеранов… Не премину напомнить, что именно в этот день, в 45-м, была создана и Организация Объединенных Наций!
  — Представляю, какой гордостью переполнено ваше сердце как автора «Валькирий»!
  — Не совсем. Радость со слезами на глазах. Немцы очень критически воспринимают своё прошлое и всё, что связано с Адольфом Гитлером. Правительство ФРГ всячески пресекает юридическими и полицейскими мерами все попытки нацистских ростков в стране. Поэтому День встречи на Эльбе для них праздник неформальный. Горожане приходят семьями, чтобы принять участие в празднике.
  Но участвуют немцы в разыгрываемой встрече союзников на Эльбе не только как зрители…
  — А как же ещё ?
  — В качестве … советских солдат.
  — ?!!
  — Да, так происходит уже несколько последних лет. У наших ветеранов войны нет денег, чтобы приехать на торжества. Американцы здесь, а наши соотечественники остаются дома. Что ж, значит, сорвать праздник? Вот этого немцы допустить не могут. Они переодеваются в гимнастёрки и шинели русских солдат, и в таком виде «советские воины» встречают американцев на Эльбе.
  — Осовремененная встреча на Эльбе? Праздник не сорван?! Поклон немцам за память, а о нашей стороне не хочется даже произносить дежурное слово «аморально»!
  — Именно слово «аморально» и характеризует сложившуюся ситуацию безденежья наших славных героев войны и организацию ветеранов, их объединяющую. Не могу не вспомнить светлое имя Алексея Петровича Маресьева, бывшего председателем Советского комитета ветеранов войны, действительно «настоящего человека». Как он пытался «разрулить» эту оскорбительную ситуацию!
  — Получается, что мы сегодня проигрываем с таким трудом и такими человеческими потерями выигранную войну? Трагически светлую память о ней?..
  — Тяжело признать, но это именно так. К слову сказать, ветераны вермахта приняли участие вместе с городскими властями в ...спонсировании (!) благоустройства всего участка мемориала, на что ушло более 200 000 дойчемарок.
  — А как ваш отец? Каково было его отношение к свершению рук своего даровитого сына — комплексу «Валькирии»?
  — Папа себя в мирной жизни не нашёл в полной мере, хотя был отличным инженером, руководителем конструкторского бюро. Его изобретения до сих пор помогают обороне страны. По-настоящему! А он так и не смог с реальностью состыковаться, если можно так выразиться. Выход из подобного положения нашёл традиционно русский, но, увы, «закономерно случайный»: погиб под колёсами машины.
  — Ради такого финиша он выжил под Москвой и Сталинградом, дойдя до самого логова зверя?!
  — Что поделаешь, судьба!
  — А мама?
  — К счастью, Нелли Ивановна здравствует. Но в летах, и довольно мужественно лета эти встречает. Ей за 85. До сих пор работает в театре у Дома Станиславского, в гардеробе. Девичьи грёзы стать артисткой ...так воплотилась её мечта наяву! Но она – молодец! В 17 лет участница обороны Москвы, имеет боевую медаль за эту оборону. Берегу её, кровинушку родную. Встречаюсь с ней, помогаю. Правда, всегда кажется, что делаю это в недостаточной мере…
  — Обвожу взглядом вашу мастерскую, любуюсь многофигурными композициями, бюстами, скульптурными портретами. Но смотрю на вас и задаю – скорее себе – абсолютно земной вопрос: «Вы человек не гренадёрского сложения. Как вам покоряются эти массы глины, пластилина, металла?»
  — Полушутя отвечу словами шукшинского героя из фильма «Они сражались за Родину»: «Маленькая блоха, а зло кусается!» Несмотря на интеллигентный силуэт моих мышц, я довольно спортивный товарищ.
  — Я лепил в детстве, как и вся малышня нашего возраста. Даже выигрывал конкурсы за создание в цветном пластилине царских дворцов. Видите, в творчестве советского периода «пионер» и «царь» были понятия совместимые. Но, став постарше, ушёл в графику, в коей и по сей день пребываю.
  А вот о тяжести скульптурной жизни могу судить лишь по эпизоду студенческих лет, когда моя знакомая из Суриковского института пригласила меня на защиту диплома. Её педагог, академик Томский, выразил своё восхищение тем, что девушка в столь ответственный момент подготовки к диплому успела выйти замуж, стать матерью и параллельно такому священнодейству защищала диплом на тему для нее наиактуальнейшую – «Моё материнство».
  Я, разделив восторг научного руководителя моей знакомой, предложил после защиты свою помощь — отнести её работу домой. Вес пластилиновой мамы и не менее пластилинового ребёнка помню до сих пор. Но благодарил Бога, что подруга моя всё же не была ваятельницей «Рабочего и колхозницы».
  Думаю, при таком варианте наша сегодняшняя встреча не состоялась бы.
  Но шутки шутками, а как вы всё-таки справляетесь с такими перегрузками выбранной вами профессии? Вы же не спортсмен?
  — Ну почему? В какой-то степени спортсмен. Я обожаю лошадей, и конный спорт в моей жизни занимает значительное место.
  — Так вот почему на стенах мастерской висят фотографии осуществлённых вами памятников конных скульптурных композиций, пожалуй, самых трудных задач в монументальном искусстве, всегда производящих сильное эмоциональное впечатление на улицах и площадях различных городов мира!
  — В различных городах мира я установил пять моих композиций.
  — Простите за каламбур, но за эти 5 композиций вы заслуживаете только 5! Ведь тяжело пространственно и пластично прочувствовать фигуру всадника и лошади под ним…
  — Не подумайте, что я рисуюсь, но мне это не тяжело, а органично естественно. Как для вашей знакомой девушки-скульптора была естественна и органична тема материнства, так и для меня конь и человек – единое душевное, даже духовное понятие.
  — И как же зародилась ваша любовь к лошадям?
  — Первых коней в своей мальчиковой поре увидел над кассами кинотеатра «Уран» и на фасаде старого цирка на Цветном бульваре.
  Запомнился татарин-старьёвщик, заезжавший к нам во двор на Сретенке. В его телегу был запряжён настоящий конь, которого можно было покормить хлебными корками, красной морковкой или капустной кочерыжкой. Не забыть шершавую нежность лошадиных губ, принимавших угощение из ребячьих рук, и услышать у самого уха своего печальный вздох.
  — Не могу удержаться от довольно пространного цитирования ваших воспоминаний, опубликованных в газете, лежащей передо мной на столе. Начну со строк описания вами этого вздоха:
  «… вековечное глубинное «ух-фрр!» — звук этот словно бы за весь крестьянский род вздыхал и печалился о той доле, что выпала мужичкам и их домашним Сивкам-Буркам за тысячелетия совместного тяглового труда, хотя, казалось бы, и понимая нужность этой работы на земле, никого не осуждая и не браня.
  И лишь много лет позднее, уже учась в институте, сделана была мною попытка получить урок верховой езды на Центральном московском ипподроме в группе проката. Помню, был ошарашен и смертельно испуган, когда выдали мне после полуторачасового инструктажа уздечку и седло, ткнув пальцем в самый край конюшни, где стоял отведённый мне для дебюта конь».
  — Ну, конфуз первого вашего конного дебюта опустим. А вот дальше:
  «… В каждой стране, где приходилось бывать, стараюсь выпросить несколько уроков верховой езды. В Америке довелось забраться на королевских вороных фризов. Непростая для меня порода, оказалось, тяжёлая. Но это, скорее, от моей слабой квалификации.
  Казус вышел и в Техасе. Гостил недалеко от ранчо Джорджа Буша-старшего, после встречи с ним в Хьюстоне. Американские друзья поседлали кватрохоса. Амуниция, сбруя – закачаешься! Шляпу дали настоящую, ковбойскую, я на седьмом небе! Шажком, шажком. Полегоньку заехали на конюшню. Без свидетелей. И, как это водится у нас, я повод взял на себя, шенкель, ну … никакой реакции. Повторил маневр. Опять то же самое… Только лошадка слегка хитровато на меня посмотрела. Третий раз… Резкий толчок. Очнулся уже на земле. Лошадь преспокойно стоит метрах в десяти. Говорю ей простым русским языком: «Как это ты так с гостями из-за рубежа расправляешься? И не стыдно!» (Это я даю мягкий литературный перевод сказанной мной в сердцах фразы в лучших традициях отечественной бытовой лексики.) Подошла ко мне кобылка. Дала взгромоздиться. И как ни в чём не бывало тем же шажком вернулась на исходную позицию. Потом уже сведущие люди объяснили, что стиль есть такой – вестерн и в мои-то годы пора знать об этом или хотя бы присматриваться к специфике езды в американских, югославских и нашенских ковбойских фильмах.
  Конечно, жалею, что сел в седло достаточно поздно и, в общем-то, довольно случайно, не овладев хорошо школой верховой езды».
  — Но ведь и здесь, Володя, в центре столицы, на Пятницкой улице, вы умудрились построить свою замечательную мастерскую в стенах… бывшей конюшни. В здании, где когда-то реально проживали хозяйские лошади ближайшего доходного дома. Восстановили его из руин и более 20 лет тут работаете и проживаете.
  Доцитирую по этому поводу ваше искреннее газетное интервью:
  «Сколько коней даст ещё стране мой персональный «конный завод»-мастерская, поглядим. Для многих конных заводов, как и для моего, времена сейчас непростые. А были ли они в нашем Отечестве иными? Главное, пока душа поёт – петь! Пока рука держит болгарку и резец – работать! А в награду слышать ржание жеребят в ночном, видеть отражённую в зеркале воды луну, дробящуюся золотыми монетами под губами коня, ощущать звенящую песню в сердце, когда в самую слякоть, в непогоду и снег, мчишься в галопе на горку, вместе с конём радуясь близкому теплу родной конюшни и доброму ужину в кругу близких».
  — Владимир Владимирович Путин большой любитель, если вы не знаете, верховой езды, подарил Беатрикс – нидерландской королеве, тоже замечательной всаднице да ещё и великому скульптору – 50-сантиметрового размера вариант моей пластики «Водопой». Она приняла презент с восторгом и на обеде в её честь в Кремле сказала мне вместе с Путиным много лестных слов. Дорожу этим хрупким и трогательным воспоминанием!
  — А вскоре «Водопой» — монументальная, парковая скульптура — был установлен как дар Правительства России в городе Лелистад в Нидерландах.
  — И перед входом в Манеж, в наш Центральный выставочный зал…
  — Тогда уж добавьте, что это изумительное по пластике произведение приобретено также Государственной Третьяковской галереей.
  У вас в мире установлены десятки памятников и скульптурных композиций, годами живущих своей самостоятельной жизнью в эстетике того или иного города данной страны. Просматриваю список вами осуществлённого и не верю глазам своим: неужели с таким высоким КПД – коэффициентом полезного действия – можно прожить ваши неполные 60 лет?! Гамбург, Стамбул, Брюссель, болгарский Плевен, Шотландия, штат Техас… В одном только Париже 2, а во Франции 3(!) ваши композиции. Только что вами осуществлён очередной сложный проект. Скажите, легче становится на душе? Ведь такой груз ответственности снимается с плеч!
  — Конечно, легче. Потому что все скульптуры мною одушевлены. Ни к одному из героев своих произведений, кем бы они ни были по рангу – Пётр I или фельдмаршал Барклай-де-Толли, генерал Скобелев или безымянный русский труженик войны, простой солдат, – я их всех люблю и одинаково почитаю.
  Мои персонажи начинают свою новую самостоятельную жизнь. Жизнь, которую я только что прожил за них, став душевно богаче, наполненней, мудрее.
  Но вот как протекает самостоятельная жизнь моих произведений «на воздухе», меня всегда тревожит, правда, тех, что установлены у нас в стране. К примеру, чугунный комплекс «Кавалькада» в Лефортове – подарок Москве к 300-летию района. В этой композиции вы зримо «прочтёте» образы молодого русского царя Петра I, князя Головина, светлейшего князя Меншикова, боярина Ромодановского, фельдмаршала Шереметева и … Анны Монс. Работал вместе с архитекторами Виктором Кочергиным и Викторией Алёшиной, а также со всей своей семьёй, талантливейшими людьми. Уверяю вас, не как муж и отец даю эту высокую оценку жене, дочери и сыну.
  Но в отличие от зарубежных установок моих скульптурных работ, окружённых вниманием общественности и местных властей, наша работа здесь вниманием не избалована. К двум питьевым фонтанам – маскам Лефортовской композиции вода не подведена. Отсутствует ночная подсветка и так далее…
  — … что сокращает дневной час восприятия скульптурного ансамбля. Но всё-таки подобное частный случай?
  — О нет! Памятник «Пограничникам Отечества» тоже бодрствует без ночного освещения, что помогло правонарушителям «облегчить» наряд наших славных воинов.
  — Да и Чехов ваш в подмосковной Истре лишился своего пенсне, вероятно, принятого злоумышленниками за подлинные очки великого драматурга.
  — Обидная потеря! С нетерпением жду тёплых денёчков, чтобы восстановить утраченный «раритет» и вернуть писателю нужные диоптрии, без которых он не увидит нынешние «совершенства» окружающего мира!
  — Володя, а кто в вашей семье был первоисточником искусства, так мощно и масштабно состоявшегося в вас и ваших близких?
  — Мои деды и прадеды – пахари земли русской. С Хопра Кистендейского района. Родина отца — деревенька Малая Журавка.
  Дед мой – солдат с Германской, воевал ещё у генерала Брусилова, боец армии Фрунзе – был раскулачен, и я, соответственно, был внуком кулацких кровей. А Александр Васильевич – сын кулака и папа мой, гвардии сержант II Белорусского фронта – несколько раз бывал в этих краях незадолго до своей гибели, констатировав полный развал колхозов и общую маету односельчан в начале 90-х годов вчерашнего столетия, что в какой-то степени спровоцировало его уход из жизни.
  Мой второй корень — из земли рязанской, деревни Болошнево, недалеко от есенинского Константинова. Дед Иван Акимович и бабка Неонила Дементьевна рязанских кровей, много лет жили на Лиговке в Питере. Дед ходил на мятежный Кронштадт. А двоюродный дедушка Саня из Аркадака всегда гордо выговаривал нам, внукам: «Мы – казаки!...»
  — Так ваш род «обошёлся» без художников?
  — Нет, родной брат моего отца хорошо рисовал, готовился поступить в самый солидный художественный институт — Московский Суриковский, но война оборвала жизнь этого одарённого человека. Герой Калининградского фронта погиб в битве за Москву и похоронен на Московской горе в городе Зубцов.
  — Надежда объять вашу жизнь в одной беседе становится всё более призрачной. Но вот о каком из созданных проектов вам особенно хотелось бы сказать к концу нашего разговора?
  — Пожалуй, о «Солдате Отечества. ХХ век». Открыт он был в 2006 году в московском Марьине при содействии префекта ЮВАО Зотова, главы управы «Марьино» Лобанова, при поддержке и содействии губернатора Московской области Бориса Громова – генерала, ветерана афганской войны, Героя Советского Союза. На основе массы архивных документов я попытался восстановить список всех войн и боевых конфликтов, пережитых Россией с 1900 по 2000 год, что отразил на Стене памяти о солдатах, погибших на полях сражений ушедшего столетия. Этой сложнейшей работе была оказана истинная поддержка реальных ветеранов-афганцев во главе с Мязитовым, создавшим специальный комитет по возведению памятника-комплекса. Олег Чернов, тоже ветеран, выделил свои средства на отлив фигуры солдата в бронзе. Помогли фонды – не могу их с благодарностью не назвать! — «Мегапир», «Ратники Отечества», «Голутвинская слобода». Открывали монумент Людмила Швецова и генерал армии Куликов. Сейчас это одно из наиболее посещаемых мест в Марьине.
  — И в каждой вашей работе, Володя, которая осуществлена или над которой вам ещё предстоит трудиться, читается благородная мысль: солдат верил в свою победу, вложил в неё всего себя, привел всех нас к нашей Победе с большой буквы, и этот солдат не потерял веру в необходимость своего подвига даже после окончания войны.
  Для страны с гордым именем Россия!
  — К юбилею Победы веду несколько значимых проектов. Вместе с моим сыном, прекрасным скульптором Данилой Суровцевым.
  Уверен, они будут по-доброму приняты нашими ветеранами и общественностью.
  Это – дань уважения к подвигу простого русского солдата.
  К подвигу наших отцов и дедов.
  Любой мемориал – это память в бронзе и камне. Память добрая, душевная – на века!
  — Познакомлю читателей еженедельника с правительственной телеграммой, адресованной вам:
  «Ваша неисчерпаемая энергия и творческое вдохновение служат благородному делу сохранения и развития отечественной культуры. Желаю Вам, уважаемый Владимир Александрович, крепкого здоровья, счастья и новых творческих успехов.
  С признательностью Министр культуры Российской Федерации А.А.Авдеев».
  К этим словам можно только присоединиться!