Анкета «Российского писателя»

  1. Ваше самоощущение в современном обществе?
  2. Вам как писателю в первую очередь хочется высказаться или создать произведение искусства (хотя, вроде бы, важно и то и другое)?
  3. Свыше получает, читателю передает – таким было всегда представление о писателе. Насколько утратил сегодня писатель своё сакральное значение? Нет ли у вас ощущения, что современный литературный процесс уже не является своего рода общегражданским форумом? Какова перспектива у коммерческой литературы, доверившейся ощущению, что «Бог умер» даже не в религиозном, а в общефилософском значении этого ницшеанского образа современного мира?

  4. У нас теперь появились «фабрики звезд», в том числе в литературе, и, скажем так, талант перестал быть главным компонентом на пути к славе. Мечтаете ли вы, противостоящий медийным фабрикам кустарь-одиночка, о славе? Или все-таки – «нас мало избранных»?
  5. Каковы ваша самая горячая мысль и ваше самое тревожное обращение к современному читателю?
  6. Мы живем в новом тысячелетии, после многих революций и связанных с ними катастроф, после двух коренных ломок общественного строя, причем вторая предполагает полный отказ от христианских норм жизни, а следовательно, коренным образом меняет наш национальный менталитет. Возможна ли в современной литературе связь с литературой прошлых эпох? Какие книги из прошлого, включая ХХ век, могут быть актуальны сегодня и почему?
  7. Какого вопроса вы от нас не дождались и что бы вы на этот вопрос ответили?

ПЁТР КРАСНОВ:
«...ЗНАЮ СВОЮ ПРАВОТУ»
 
  1. Есть у Шевчука из рок-группы ДДТ песенная фраза: «Мы на родине в плену …» Вроде и верно, из песни слова, как говорится, не выкинешь, но это – соблазн, провокация слабости, которой ни в коем случае не надо поддаваться. Нет, по большому счёту чувствую себя хозяином положения – и в процессе литературном, и в общественном тоже. Да, в нашем доме понабилось всякой дряни человеческой, сволочи в прямом значении этого слова, по В.И. Далю, которая пытается всем верховодить по своим «понятиям» и которой многое поначалу удалось. Но они прекрасно знают, кто хозяин и что он может «сделать» им, и я вижу, чувствую эту их слабину, инстинктивную и истеричную боязнь вора в чужом доме, знаю свою правоту, соответственно с этим и веду себя. То есть показываю, грубо говоря, кто в доме хозяин. Уже одно это очень важно, и именно с этого начинается обретение, возвращение попранных прав хозяина.
 
  2. Создать произведение искусства – это и значит высказаться, выразить себя. А если выскажешься «неискусно», кто тебя захочет услышать, прочесть, понять? Искусство – это выразительность прежде всего.
 
  3. «Свыше получает» — это, скажем так, не по мне, не по моему разумению вещей. Человек обладает богоданной свободой воли, а значит и свободой творчества, он «сотворец» Бога, пусть и на низшей, начальной ученической ступени. И это своеволие художника, подчас даже и губительное для него самого, проявляется всегда и во всём. Не «свыше получает», а сам, своим разумением, благоприобретённым умом и сердцем «постигает» творение Божие, себя в том числе. Сакральное же – это область религиозного, непререкаемого культа, совсем другого «способа» постижения Бога, а именно верой, и потому я сильно сомневаюсь в некой сакральности «бесчинной» светской литературы.
  А она, настоящая литература, была и останется этим самым общегражданским форумом, соборной мыслью и душой нашего народа. Другое дело, что в отдельные времена, как сейчас, численность «граждан» может сузиться до малого по сравнению с населенческой массой «обывателей», которая утратила (надеюсь, временно) самоё звание и значение народа.
  У коммерческой же литературы «бог» не умирал и не собирается умирать, поскольку это – деньги, по самому определению, иного бога там и не водилось. Обыкновенный, с той или иной долей циничности, бизнес, расхожее развлекалово. И перспективы у неё – в связи с намеренным раскультуриванием страны и народа (и кем, самой правящей верхушкой!) – более чем радужные…
 
  4. Массмедийная «слава» — это продукт пропагандистских технологий, скоропортящийся и изначально пованивающий суррогат более или менее настоящей славы, и соблазниться, воспользоваться им могут и умеют лишь немногие, на мой взгляд, стоящие художники – имея, как правило, довольно скверное «послевкусие». Да и с кем чаще всего приходится иметь дело в СМИ и прочих отстойниках массовой «дезы», занятых обслуживанием наворованного в «большом хапке»?
  С другой стороны, какая-никакая известность даёт массового читателя, и это уже по-настоящему важно для человека пишущего, что ни говори, значимо. К славе не рвусь, но и остаться без своего читателя никому из литераторов не хочется. Тут неизбежны некоторые компромиссы и с издателями («рукопись продать»), и со средствами информации. В объявленном нам «либеральном терроре» надо бороться за своего читателя, за восстановление в правах истинной литературы. И, как самое малое, следовать толстовскому: делать что должно, и пусть будет что будет. Здесь не какая-то личная «избранность», здесь избранное дело всей жизни.
 
  5. Дети, то есть общее наше будущее. То, что творится, что делается с ними – с нашего молчаливого равнодушного согласия – это не меньше чем национальная катастрофа. Жутко читать даже официальную, о многом умалчивающую, а то и лгущую статистику, что уж говорить о данных, которыми располагает председатель Детского фонда, один из немногих истинных защитников детства Альберт Лиханов… Сплоткой олигархата, продажного чиновничества и криминала в стране создана омерзительная антисистема, в которой царит распад и разврат, полностью перекрывающая нам какую-либо дорогу в будущее, поистине людоедская во всех смыслах – социально-демографическом, экономическом, политическом, нравственном. С нами произошло самое страшное, что только может произойти с любой страной, народом, — предательство государственной верхушки, так называемой «элиты». И пока не будет разрублен этот гордиев узел, надеяться нам не на что, — не на благую же эволюцию этих «воров в законе РФ»…
 
  6. Национальный менталитет изменить «коренным образом», я уверен, нельзя, его можно лишь развратить, что сейчас вовсю стараются делать власти (чтобы, разумеется, тем самым прикрыть и оправдать свой разврат или убить – вместе с народом). В нём между тем идёт незаметная, но непрерывная внутренняя «работа сопротивления» навязанному абсурду россиянского существования, где осознанная, а где инстинктивная, зреют «гроздья гнева». И деградация всего и вся, заметно ускорившаяся под нынешний псевдопатриотический трёп верхов, неизбежно выявит этот долго копившийся гнев, сделает фактом «дневного сознания» всю неправедность и несостоятельность близорукого, на рвачестве основанного режима «детей Собчака». И тогда не позавидуешь ни верхам, ни низам …
  А связь с «литературой прошлых эпох» у нас не порывалась и порваться не может, мы единое и тело, и дух, единый контекст. Даже постмодернистские штукари-затейники не могут обойтись без аллюзий, ассоциаций и цитат из классики, воруют их в подпорки своим болезненным, малохольным изначально фантазмам. Русская литература обладает мощным духовным притяжением, и мы видим, как многие молодые литераторы, начавшие в 90-х с ультралиберального романтизма, возвратились к реализму, к сложнейшим нравственным и социальным проблемам, не совместимым с «рынком соблазнов», на патриотические позиции. А здесь злободневно едва ли не всё наше литературное наследие, со «Слова о полку Игореве» начиная, ибо разделена, раскромсана опять беловежской гнусной пьянью единая Русская земля, как раньше князья её делили и грабили в междоусобицах. Более чем актуальны и Радищев, и Салтыков-Щедрин, и Лесков с Достоевским, не говоря уж о Льве Толстом, обличителе неправедности в мире, а с ними и лучшие имена русской литературы ХХ века. Мировое зло не раз ходило походом на нашу землю, а сейчас оно собрано под единую руку, изощрено и могуществено как никогда, и понадобится, скорее всего, сосредоточение, сверхмобилизация всех сил русской цивилизации и культуры, чтобы устоять против него и справиться с внутренним неустройством.
 
  В сущности, это ответ на седьмой, не заданный вопрос.