Александр ПОЛЯКОВ: Россию хотят сбить с исторического пути

  Александр Поляков – автор нескольких книг, самая известная из которых о старце Сампсоне — «Огненный Авва» отмечена Всероссийской премией «Александр Невский». Она выдержала несколько переизданий и очень популярна у читателей, тянущихся к духоподъёмному слову. Пишет Александр легко, увлекательно, цепляя первой же фразой и не отпуская до последней страницы.
  Сейчас у него готовится к изданию новый роман о Льве Тихомирове «Великаны сумрака». Начинал же он с должности корреспондента в самых разных изданиях. О том, как журналист становится писателем, мы с ним и поговорили.

  — Александр, вы по образованию журналист. Но ушли из профессии. Что заставляет журналиста взяться за большую толстую книжку?
  — Тут интересная история. Я думал об этом. И в какой-то момент понял, что скорее всего журналистом-то никогда и не был. Да, окончил факультет журналистики, где меня учили очень хорошие преподаватели, умные и талантливые люди. И в газете потом работал – в Магадан отправился, в «Магаданскую правду». И там – прекрасные коллеги; личности яркие, преданные репортёрскому делу. Низкий поклон им всем, все они дали мне многое. Но признаюсь: даже тогда, на заре туманной юности, я бы, ни секунды не раздумывая, покинул стены уютной редакции, если бы выпал шанс. Увы, увы… Уже появилась семья, родилась дочь, надо было добывать хлеб. А газета – это все же твёрдое жалование. Вот почему я по-доброму завидовал приятелю, выпустившему первую книжку рассказов в областном магаданском издательстве. Правда, для этого друг мой совершил отважный поступок – ушёл из всех редакций, работал не то сторожем, не то вахтером. Зато в итоге книга! Он и с женой развёлся из-за того, что та устала перебиваться случайными заработками, не поверила в его талант. И ребёнок пострадал… Литература – дело жёсткое. Забирает тебя всего с потрохами… Я так в те годы не мог, пороху не хватило. Может, оно и к лучшему. Ибо, по слову поэта: быть человеком нужнее, потому что важнее…
  — Вы ведь долго оставались «в профессии»?
  — Пожалуй, слишком долго. Служил в центральных, как тогда говорили, изданиях. Всюду были начальники, всюду свои порядки, неписаные законы, свой коллектив. А коллектив, обычно, это беда! Просто толстовская мысль: вроде, все славные ребята, но собрались вместе (ужас!), и началось – интриги, сплетни, толкотня к должностям и креслам. Словно какие-то аэробные вирусы появляются в воздухе, принуждая жить по каким-то не людским, а микробным законам. И человек, вроде, нормальный вдруг лезет в руководители, к «авоське». Как тут не вспомнить родоначальника соцреализма Максима Горького, говорившего, дескать, что стремление к власти – свойственно людям ограниченным; тем, кому неведома высокая свобода, та свобода, которая не хочет подчиняться, но и не хочет подчинять.
  Опасность коллектива в том, что он меняет человека, причём не всегда в лучшую сторону. Потому я его как-то опасаюсь, не люблю. И если честно, всегда хотел быть этаким кустарем-единоличником. Жаль, не получилось. Точно и трагично сказала Ахматова: «Меня повернули, как реку. Я прожила другую жизнь…» К несчастью, многие из нас проживают другую жизнь. В том числе и наша страна, по-моему…
  Самое забавное, что от бесконечных газетных хлопот меня спасла аспирантура Академии общественных наук. Слышал, как говорили: карьеру парень делает, эх, шельмец! А я просто мечтал отсидеться – подумать, почитать, пописать в тишине, в подполье. Что я и сделал. На занятия почти не ходил. Даже ухитрился обойтись без защиты диссертации. Тоже уникальный случай.
  — Посидели затворником и выбились в писатели. Гордитесь, наверное? Писатель-то покруче нашего брата — журналиста...
  — Разница между литературой и журналистикой особенно сегодня колоссальная. Хотя там и там имеешь дело со словом. В прежние времена журналистика быстро и ощутимо влияла на жизнь. Подчас с пользой для общества. Нынче она насквозь пропиаренная, проплаченная, заказная. Издания, телеканалы принадлежат частным лицам. А кто ими владеет, кто подсуетился, захватил? Ясно же, в основном бывшие цековские и обкомовские «комсомольцы-добровольцы», олигархи-назначенцы, разрушительно активные, бездарные и безнравственные люди. И что же от них ждать? Какой свободы, духовности? Подчас ловлю себя на мысли, что не верю уже никаким разоблачениям в прессе – везде подозреваю заказуху.
  Литература – дело иное. Русский писатель как был русским писателем, так им и остался. Правда, голос его теперь почти не слышен – слишком уж шумит, зловонно пенится мутный поток так называемой литературы, ставшей доходным промыслом, превращённой в бизнес. И этот бизнес губителен для нас. Посмотрите, что читают обычно в метро, какие сериалы идут по телевизору. Это так называемые проекты. Конечно, можно и возразить: пусть будет всё – плюралистично-демократично. Не нравится – выключи, книжку закрой. Нет, не проходит. Ибо сорняк, чертополох всегда сильнее. Он забьёт настоящее. Ничего не будет. Я бы вообще на месте правителей за голову схватился, объявил бы пятилетку спасения отечественной литературы. Или десятилетку.
  — Значит, боитесь коллектива и бизнеса. А как же без них, что «вместо»? Как жить прикажете?
  — Вместо коллектива – выше — соборность. И жить лучше не по Конституции, а по Закону Божиему. Не зря же православная Россия так долго противилась конституции, республиканству, парламентаризму. Жаль, не сдюжила напора…
  И журналистика теперешняя (за редким исключением) – бизнес. Вот журналисту и надо из кожи лезть, чтобы понравиться публике. Чтобы повыгоднее продать свой «продукт». Надо заигрывать с читателем, подлаживаться под вкусы толпы, а точнее – под вкусы «взбесившихся счетоводов-бухгалтеров», которые нынче всем заправляют. Правда, им ещё юристы помогают…
  Ну а насчёт толстой книги, то есть романа «Огненный Авва», за который я в своё время дерзнул взяться, — тут другое. Дело не в объёме, а, наверное, в том, что есть книги, которые нельзя не написать. Всё складывалось чудесно, промыслительно. Я шёл к вере давно. И продолжаю этот непростой путь – одолевая грехи, сомнения, душевное нестроение. И вдруг узнаю о старце Сампсоне, в миру графе Сиверсе, почившем сравнительно недавно – в 1979 году. Его судьба, биография, духовные подвиги во имя Христа потрясли меня, перевернули. Погрузился в его дневники, письма – их предоставила келейница иеросхимонаха матушка Татиана, Татьяна Викторовна Молчанова. Она же дала мне кассеты с голосом Батюшки. И я как заворожённый слушал простые на первый взгляд слова: «Праздность – это есть бесконечная степень нарушения хождения в присутствии Божием. Вот это рассеянное, несобранное состояние – есть праздное, беспечное житие. А вот пришёл конец – давать ответ – и вот тяжко, и больно, и страшно! Одни занимаются отдыхом. Другие занимаются квартирой. Третьи занимаются каким-нибудь увлечением – и теряют «быть в себе». Это не христианское состояние…»
  А разве не так? Ведь почти все мы утратили естественное состояние – быть в себе. Осуетились. Подчас только по привычке называемся русскими, православными.
  Старец Сампсон призывал жить нас словно бы в присутствии Божием. Знать, чувствовать в каждый миг быстротекущей жизни: Господь рядом, Он смотрит на нас, Его не обманешь. И это очень важно – вот так жить! Тогда всё меняется, всё становится на свои места.
  — «Огненный АВВА» написан очень легко. Так ли легко вам работалось над ним?
  — Читается достаточно легко, писалось, признаюсь, трудно. Это, кажется, Василий Андреевич Жуковский гениально заметил: «Всё, что написано с трудом, читать легко…» К тому же я не сразу решился взяться за эту тему. Терзался сомнениями: дескать, куда уж мне, мирскому человеку, по недостоинству своему приступать к такому духоподъёмному материалу, к образу знаменитого старца? Ведь русское старчество – это, по сути, особый вид святости. Удивительно, поддержал меня сам Батюшка, его глуховатый, записанный на пленку голос: «Боязнь огорчить человека – это и есть христианство…». Как же все просто! Главное – любовь к герою, желание не огорчить его, честно рассказать о его судьбе, о богатой событиями жизни – графа, врача по профессии, ставшего по воле Божией православным иеросхимонахом, завещавшим нам свой духовный опыт истинного страстотерпца, молитвенника. Всякое творчество начинается с любви – это бесспорно. Надеюсь, этой книгой я не огорчил нашего заступника на небесах, отца Сампсона.
  — Расскажите подробнее о старце Сампсоне, о его подвигах. Чему научил вас столь необычный герой?
  — Вся жизнь старца Сампсона – поистине чудо. Он вышел из древнего аристократического рода, его мирское имя – граф Эдуард Сиверс. На его долю выпало немало скорбей. Ведь он креп, взрослел, шёл к Богу в тяжелейшие времена русской революции, в трагические годы «всероссийского взбалтывания», когда были потрясены духовные, культурные и бытийные основы некогда сильной державы. Его расстреливали чекисты в 1919-м, пытали в подвале на Соловках, отправляли то на кладбище, то в сталинские лагеря. Но он бежал из неволи, преодолев тысячи километров, был отлучён от Церкви (не без давления Хрущева) и реабилитирован самим Патриархом Алексием I…
  — Действие романа начинается в Лондоне в 1895 году, а завершается уже в наши дни?
  — Да. Из Лондона бежит, спасаясь от кинжалов убийц, мать будущего старца златокудрая красавица Анна. По совету друзей она ищет убежище в неведомой России. В Петербурге на балу она знакомится с офицером Эспером Сиверсом, добрым, храбрым человеком, далёким от веры; и вскоре выходит за него замуж. В 1898-м у них рождается сын Эдуард, крещённый по протестантскому обряду. И это самое удивительное: почему из такой далекой от православия семьи вдруг вышел православный монах, подвижник благочестия, наделённый Господом многими духовными дарованиями. Да не зря сказано: сердце человека в руках Божиих. Истинная вера постигается не разумом, а сердцем. Юным отроком Эдуард случайно (впрочем, не случайно – промыслительно!) вошёл в русский храм, построенный в Питере в честь моряков, погибших в Цусимском сражении. Мальчик был потрясён – и красотой отливающих золотом образов, и пением певчих в матросской форме, и чином богослужения. Подошёл к священнику. Потом стал читать святоотеческие книги… И уже не мог вернуться к протестантам. Его поразило, что апостол Иоанн был сперва простым рыбаком. Он вслушивался: «В Нём была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Вот оно, преображение – из рыбака в апостола… Чудо!
  Словом, юный граф ступил в православную церковь, чтобы никогда не покидать её. В древнем Иоанно-Богословском Крыпецком монастыре под Псковом он принял таинство крещения – с именем Александр. Потом был Сергием, потом, уже в монашестве, стал Симеоном. И наконец, приняв схиму, был наречен Сампсоном.
  — Его земная жизнь похожа на ад…
  — Да, это хождение по мукам. И никакого уныния! Наставлял: «Всякое уныние под левую пятку, пусть бес унывает, он в преисподней. Нам унывать постыдство. Мы столько знаем, мы так богаты!» Веры его не могли поколебать никакие испытания. Говорил духовным чадам: смотрите, мол, как хозяйка сбивает тесто. Чем сильнее мнёт и давит, тем и тесто лучше. Так и Господь с человеком…
  Он трижды умирал и воскресал: уцелел после расстрела, тонул в Ферганском канале, но спасся чудесным образом; в тюремном подвале его бросили на съедение голодным крысам, но он молился, и страшные твари не тронули его. А молитва была особой – «Всемилостивая», от Серафима Саровского, явившегося к иноку в тонком сне накануне ареста: «Всемилостивая» пела в нём все годы ссылок, смрадных камер, дальневосточного ГУЛАГа. Батюшка был уверен: именно эта молитва спасла его. А он спас многих – от смерти вечной, от убивающих живую душу грехов; помог не одной сотне людей, живших в безбожную советскую эпоху, обрести веру, восстановить угасшую ревность, приготовиться к вечной вечности – это его слова.
  — Отец Сампсон ведь наставлял и очень многих знаменитостей?
  — У него духовно окормлялись и простецы, и мудрецы. Его чадами, порой тайными, были, к примеру, физиолог Павлов, академик, известный окулист Филатов, президент Академии наук СССР Карпинский. Старец был духовником Патриарха Алексия I (Симанского). Одновременно к нему шли и обычные прихожане – старушки, рабочие, крестьяне, интеллигенция. Он говорил каждому: когда отойду ко Господу, приходите на могилку, просите, кричите, и я помогу… И сегодня его могила на Николо-Архангельском кладбище – место паломничества. Потому что старец Сампсон – «живый и по смерти». Люди приходят с вопросами, недоумениями, хворями, и Батюшка помогает, лечит. Уже накопилось множество свидетельств исцеления от болезней прямо на могилке. Об этих чудесах есть фильмы, их показывали по телевидению. И мне Батюшка помогает. Три года назад мы с семьей отдыхали в Ейске. И вдруг заболел сын, потребовалась операция. Мы очень переволновались, к тому же через два дня уезжать, куплены билеты, деньги кончаются… Я хожу по больничному коридору и молю: Батюшка, помоги! И – о, чудо! – утром сына выписывают; врачи недоумевают: всё в порядке, операция не нужна. Словно бы ничего и не было. Так-то…
  — Значит, чудо реально? Его лишь надо заслужить?
  — Чудо всегда является в нашу жизнь спокойно, тихо, без трюков и цирковых эффектов. Собственно, как и всё настоящее. Разве не чудо, что полуангличанин, полушвед граф Сиверс стал русским старцем? Разве не чудо, что появилась возможность прочитать его дневники и поучения? А то, что в наши апостасийные времена на почве православия выросли дивные старцы – Кукша Почаевский, Иоанн (Крестьянкин), Николай (Гурьянов), Власий из Боровска, Кирилл (Павлов) и другие подвижники благочестия. И монастыри восстанавливаются, и храмы. Интеллигенция наша, горделивая, «высоковыйная» вдруг смиряется, возвращается в церковь. Знаю таковых родителей, чьи дети посещают воскресные школы, – тоже ведь чудо! Фильмы стали снимать о монахах, священниках. Даже такие каналы, как НТВ и РенТВ (удивительно!), и те показали сюжеты о старце Сампсоне. И безо всякого подъерза, без кривляния. Простите, про себя, грешного, скажу. Это ли не чудо, когда к выпускнику партийной академии вдруг попадают материалы о Батюшке? И он пишет православный роман. А теперь и другой заканчивает – о преображении крупнейшего революционера Льва Тихомирова, постепенно отвергшего греховный нигилизм и ставшего государственником. Тоже – чудо!
  — Его судьба в чем-то перекликается с судьбой старца Сампсона?
  — Действительно, их судьбы отчасти перекликаются. Я уже говорил, что старец был духовником Патриарха Алексия I, что сам Святейший когда-то снял с него все ложные обвинения. Но ещё раньше, много лет назад, гимназист Сережа Симанский ухаживал за одной из дочерей Льва Тихомирова. Собственно, девушка и посоветовала юноше избрать священническую стезю. Что и случилось. Поистине, пути Господни неисповедимы… «Великаны сумрака» — это роман о судьбе русского философа Льва Тихомирова, прошедшего сложный путь от идеолога террористической партии «Народная воля» до православного государственника, о его сомнениях и духовных прозрениях. Это ведь они, народовольцы, убили Александра II 1 марта 1881 года.
  — Почему вы выбрали его своим героем, чем привлёк он вас?
  — Скажу так: Тихомиров – открытие последних лет, имя-загадка. Ещё студентом он попал в круг революционеров (а в ту пору, если студент, то непременно нигилист, ниспровергатель!), был арестован, четыре года просидел в домзаке, в Петропавловской крепости, откуда отпущен самим государем. Его отправили в ссылку под родительский надзор, но он сбежал, долго находился на нелегальном положении. Входил в «Лигу цареубийц», играл первостепенную роль при создании программы «Народной воли», был автором грозного письма императору Александру III, занимал лидирующее положение в партии. Не случайно одна из его кличек – Тигрыч. А ещё был женихом знаменитой Софьи Перовской. В него влюблена была известная революционерка Вера Фигнер…
  Прячась от полиции, они с беременной женой Катей Сергеевой скитались по России. Затем сбежали за границу, оставив престарелым родителям двух дочерей. Дальше начинается самое удивительное. После череды потрясений Тихомиров отходит от революционной деятельности, возвращается в лоно церкви, выпускает брошюру «Почему я перестал быть революционером» на деньги гения политического сыска Петра Рачковского, ученика знаменитого инспектора тайной полиции подполковника Судейкина. А затем – и вовсе удивительное: Тигрыч подает на Высочайшее Имя просьбу о помиловании. И царь прощает его. Он возвращается в Россию, идет поклониться праху Александра II, в чьей смерти он также виновен.
  —Как вы поясните такие метаморфозы?
  — Конечно, не сразу и не вдруг произошло преображение – из Савла в Павла. Во-первых, Тихомиров близко познакомился с республиканской Францией и был разочарован хвалёным парламентаризмом: кругом подкуп голосов, политические скандалы, взятки, коррупция. Он был потрясён: и мы хотим такого же? И ради этого пролито и ещё прольется столько крови… Изменилось и его отношение к террору. Он понял: терроризм возникает, когда нет поддержки страны; он создаёт силу из бессилия. Вскоре тяжело заболевает сын Саша, родившийся в эмиграции. Недуг страшный, безнадежный – менингит. Тихомиров молится, просит, обещает… И – чудо: ребенок выздоровел! Это событие преобразило его; он уже не мог жить, как прежде. Вместе с шестилетним сыном стал ходить в русский храм на улице Дарю в Париже. По сути, Саша изменил его жизнь, вернул к вере. И этот детский вопрос: «Если мы русские, то отчего не в России?»…
  Так идеолог революционного разрушения становится идеологом государственности, созидания. Он – помощник Столыпина, Победоносцева. Для его бывших соратников, для многих современников этот акт был таким же невероятным, как если бы состоялся переход Александра III в стан революционеров. Взрыв бомбы, да и только! Шаг за шагом атеист возрождает в себе православного человека. Это и интересовало меня прежде всего. В книге есть всё – и разоблачение двойного агента, и бомбы, и конспирация, и любовь, и мучительные раздумья.
  — Насколько взгляды и философия Льва Тихомирова современны? Могут ли они быть полезны сегодня?
  — Тихомиров написал, думаю, важные и сегодня книги – «Критика демократии», «Монархическая государственность» и другие. Он был убеждён, что, кроме демократии, «нет ни одной формы правления, в которой воздействие народных желаний на текущие дела было бы так безнадёжно пресечено». Он повторял и повторял: «Если в народе нет религиозного чувства – то не может быть и монархии». Считал, что Россия за десять веков выработала свой самый человечный (и Божественный!) способ правления – православное самодержавие, которое в полной мере так и не успело развиться. Увы, что имеем – не храним… И это не тирания, не абсолютизм, не деспотизм. В русском самодержавии было гораздо больше той самой демократии, о которой мы так много говорим. И свободы.
  И вообще: чем больше было самодержавия, тем больших успехов достигала империя. Побед было больше. Кстати, почему-то обходились без сталинских заградотрядов. И не пятились мы до Волги-матушки, как при «гениальнейшем вожде народов». И при «бездарных» царях почему-то немца дальше царства Польского не пускали…
  Тихомиров смеялся над демократическими выборами. Удивлялся: ну, почему всегда одно и то же? Первый этап – спасители Отечества. Второй этап – жулики и прохвосты.
  Роман охватывает значительный пласт времени: ведь старший сын Саша умер в СССР епископом Тихоном (1955г.), пройдя ссылки и лагеря. Младшего сына Николая в 1920-м расстреляли большевики.
  К слову сказать, о судьбе Тихомирова размышлял Чехов при написании «Иванова». Андрей Белый задумывал вывести Льва Александровича в своей «Симфонии». И ещё. Когда-то историк-эмигрант Владимир Маевский сокрушался: «Почему о Льве Тихомирове до сих пор не написан роман?.. Лев Тихомиров не только исключительно интересный образ смятенной души, и не только яркая жизнь, но именно тема, замечательная фабула… В известном смысле это единственная фигура в истории русской революции».
  Вот я и дерзнул – написал роман «Великаны сумрака», который с продолжением будет печататься в журнале «Молодая гвардия» в этом году – с №7 (июльского). Сейчас ведутся переговоры с издательствами о выпуске романа отдельной книгой.
   — Судя по тому, что вы сказали, своевременный роман и очень интересный, позволяющий что-то понять про Россию, посмотреть на нас, сегодняшних, и на то, что с нами происходит, незамыленными глазами.
  — Думаю, да. И если говорить о России, то, уверен, она сбилась со своего исторического пути. Вернее, постарались, сбили… Почти сто лет назад тот же Тихомиров писал о разъедающей государственный корабль ржавчине, о растерянности сограждан, не знающих, где искать опору. «А когда человека охватывает безумный страх перед жизнью, все его нравственные устои неизбежно расшатываются. Все соблазны низости, корысти, злобы, эгоизма усиливаются в десять и сотню раз, а спасительная нравственная сила сопротивления во столько же раз ослабляется в душе». Разве это не актуально? Ведь всё перевернуто с ног на голову. Нормальным людям отвратителен нынешний рынок, то есть просто – базар, где хорошо процветающим лавочникам-торгашам, разным футболистам-теннисистам, влиятельным чиновникам и прочая, а те, кто пытается что-то сделать для страны, вынуждены влачить полунищенское существование наравне с пенсионерами. Вообще, с этим спортом мы просто рехнулись. Ноги, гоняющие пузырь по полю, стоят миллион долларов, а книга русского писателя, которая создавалась не один год, — три копейки. Понимаю, на земле нет справедливости. Если бы она была, это был бы рай. Но такая вопиющая несправедливость – уж ни в какие ворота…
  Мне кажется, нужна какая-то государственная программа духовно-нравственного воспитания. Но только не на словах, не в качестве предвыборного пиара, а на деле. Ведь почему-то у нас находятся деньги на прославление полуразбойников, воров в многочисленных сериалах – про батьку Махно, про Котовского, про Соньку Золотую Ручку, а снять духоподъёмный и остросюжетный фильм, положим, об адмирале Ушакове, никак не можем: в православной державе нет на это средств. Кончились. Обидно: ещё три года назад меня попросили написать сценарий об Ушакове – по книгам Валерия Николаевича Ганичева. Я и написал. Сценарий уже успел получить первую премию на Международном кинофестивале «Покров» в Киеве в 2007 году. Да что толку: продюсеры денег никак не найдут… Это не для саморекламы. Жаль, дело страдает. Хотя я верю в чудо.
  А оно даётся человеку по вере его. Ведь сколько людей обрели помощь и поддержку у иеросхимонаха Сампсона, других старцев. Они поверили, пришли к Богу. И им дано было…